Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара
Почти касаясь щекой моей щеки, он шепнул мне на ухо:
— Я знаю, кто в этом виноват.
— Неужели? И кто же?
Он вновь быстро удостоверился, что рядом никто не возник из-под земли, и опять обдал меня жарким дыханием:
— Помещик, у которого я арендую землю.
— Но при чем тут он?
— Палец о палец не ударит. — Мистер Уэнтворт повернул ко мне лицо с широко раскрытыми глазами, а затем вновь прильнул к моему уху: — Сколько лет обещает осушить этот луг — и ничего не делает.
Я отступил на шаг.
— Тут я ничем вам помочь не могу, мистер Уэнтворт. Но в любом случае у вас есть и другой выход — истребить улиток медным купоросом. Потом я объясню вам как, но для начала займусь бычком.
У меня в багажнике был гексахлорэтан. Я разболтал его в бутылке воды и подошел к бычку. Могучее животное без сопротивления позволило открыть ему рот и влить лекарство в глотку.
— Он очень ослабел, — заметил я.
— Очень! — Мистер Уэнтворт тревожно посмотрел на меня. — Я думаю, он скоро ноги протянет.
— Зачем же так мрачно, мистер Уэнтворт! Выглядит он, конечно, очень плохо, но, если это сосальщик, лекарство должно помочь. Сообщите мне, как он будет себя чувствовать.
Примерно месяц спустя я прохаживался в базарный день между ларьками, установленными на булыжнике. У дверей «Гуртовщиков», как всегда, толпились фермеры, разговаривая между собой, заключая сделки с торговцами скотом и зерном, но все заглушали зазывные выкрики продавцов.
Меня прямо-таки заворожил продавец сластей. Он горстями сыпал их в бумажные пакеты, бойко приговаривая:
— Мятные лепешки, лучше не найти! Лакричные палочки всех сортов! Леденчики тоже не помешают! Вложим парочку шоколадок! Подсыплем ирисок! Добавим рахат-лукумчику! — И, помахивая набитым пакетом, торжествующе выкликал: — Давай налетай! Шесть пенсов все удовольствие!
«Поразительно! — подумал я, отходя. — Как это у него ловко получается!»
И тут от дверей «Гуртовщиков» меня окликнул знакомый голос:
— ЭЙ, МИСТЕР ХЭРРИОТ! — Не узнать Лена Хэмпсона было невозможно. Он надвинулся на меня, краснолицый И бодрый. — ПОМНИТЕ БОРОВКА, КОТОРОГО ВЫ У МЕНЯ ПОЛЬЗОВАЛИ? — Он, несомненно, выпил по поводу базарного дня пару-другую кружек пива, и его голос не стал от этого тише.
Фермеры кругом навострили уши. Болезни чужого скота — извечная тема, полная животрепещущего интереса.
— Конечно, помню, мистер Хэмпсон, — ответил я.
— ОН ТАК И ЗАЧАХ, — взревел Лен.
Я заметил, как вспыхнули глаза фермеров. Плохой исход — это даже еще интереснее.
— Да? Мне очень жаль.
— АГА! В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛ, ЧТОБ СВИНЬЯ ТАК ХУДЕЛА!
— Да?
— ТАЯЛ, МОЖНО СКАЗАТЬ, НЕ ПО ДНЯМ, А ПО ЧАСАМ!
— Очень жаль. Но, если помните, я предупреждал…
— ТОЛЬКО КОЖА ДА КОСТИ ОСТАЛИСЬ! — громовой рев раскатывался по рыночной площади, заглушая жалкие выкрики продавцов. А торговец сластями даже умолк и слушал с таким же жадным любопытством, как и все вокруг.
Я тревожно посмотрел по сторонам.
— Что же, мистер Хэмпсон, я ведь сразу объяснил…
— НУ НИ ДАТЬ НИ ВЗЯТЬ ЖИВОЙ СКЕЛЕТ! ПРЯМО ЖУТЬ БРАЛА, НА НЕГО ГЛЯДЯ.
Я понимал, что Лен вовсе не жалуется, а просто делится со мной впечатлениями, но я предпочел бы, чтобы он воздержался.
— Спасибо, что вы мне рассказали, — пробормотал я. — Но мне пора…
— УЖ НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗА ПОРОШОЧКИ ВЫ ЕМУ ОСТАВИЛИ…
Я откашлялся.
— В них входили…
— …ТОЛЬКО ПОЛЬЗЫ ОНИ ЕМУ НИКАКОЙ НЕ ПРИНЕСЛИ!
— Ах, так. Но мне действительно пора…
— НА ТОЙ НЕДЕЛЕ Я СДАЛ ЕГО ЖИВОДЕРУ.
— К сожалению…
— ПОШЕЛ НА СОБАЧЬЕ МЯСО, БЕДНЯГА!
— Да, конечно…
— НУ ТАК ВСЕГО ВАМ ХОРОШЕГО, МИСТЕР ХЭРРИОТ!
Он повернулся и ушел, а кругом воцарилась вибрирующая тишина. Чувствуя себя центром нежелательного внимания, я собрался было улизнуть, но тут кто-то мягко потрогал меня за локоть. Обернувшись, я увидел Элайджу Уэнтворта.
— Мистер Хэрриот, — шепнул он. — Помните бычка?
Я уставился на него. Только этого мне не хватало! Фермеры тоже уставились на него, но с явным предвкушением.
— Так что же, мистер Уэнтворт?
— Знаете, — он нагнулся и прошелестел мне в ухо, — это же просто чудо. Начал поправляться, как только вы дали ему это лекарство.
Я отступил на шаг.
— Прекрасно! Но если можно, говорите погромче. Очень трудно что-нибудь расслышать! — Я торжествующе поглядел по сторонам.
Он настиг меня и положил подбородок мне на плечо.
— Я, конечно, не знаю, что вы ему дали, но лекарство чудесное. Просто поверить трудно. Каждый день глядел на него, а он все тучнее становится.
— Отлично! Но не могли бы вы говорить чуточку погромче? — настойчиво попросил я.
— Такой стал жирный, хоть на хлеб намазывай! — Еле слышный шепот защекотал мне ухо. — На аукционе за него дадут высшую цену.
Я снова попятился.
— Да… Да… Простите, я не расслышал.
— Я уж думал, ему не выжить, мистер Хэрриот, но вы спасли его своим искусством, — сказал он, произнося каждое слово мне в ухо самым нежным пианиссимо.
Фермеры ничего не услышали, их интерес угас, и они начали разговаривать между собой. Продавец сластей принялся снова наполнять пакеты и восхвалять их содержимое, и тут мистер Уэнтворт доверил мне свою главную тайну:
— Такого блистательного, можно сказать, волшебного исцеления мне еще видеть не доводилось!
Большая белая свинья
Эта порода свиней была выведена в Йоркшире и заметно преобладала там над остальными. Она распространилась по всей Англии. А когда ее стали разводить за границей, у породы появилось второе название йоркширы. Большие белые свиньи и ландрасы составляют основу современного свиноводства, а остальные постепенно исчезают. Фермерам требуется свинья с длинным туловищем, нагуливающая внушительные окорока. Большие белые свиньи отвечают именно этим требованиям, как и спросу на нежирную грудинку и нежирную ветчину.
Бык герефордской породы
Широкая белая голова с желтыми рогами, чуть волнистая рыжая шерсть и белое брюхо позволяют сразу узнать мясной скот герефордской породы, который можно увидеть в Англии повсюду. Разводят его также в Канаде, Австралии, Аргентине и на ранчо американского Запада. По выносливости он остается непревзойденным. Выведены герефордцы были столетия назад в пограничной области Уэльса, круглый год живут под открытым небом, не боятся ни холодов, ни засухи, быстро и отлично нагуливают вес на подножном корму без каких-либо добавок. Эти качества передаются потомству герефордских быков, полученному и от коров другой породы. Такие гибриды обязательно имеют белую морду и плотное сложение.
8. Сладость мести
— У Хэрриота этого молоко на губах не обсохло. Дурак круглый, одно слово.
От такой характеристики носа не задерешь, и добрый эль у меня во рту вдруг стал кислее уксуса. На пути домой я заглянул в «Корону и якорь» и уютно расположился в полном одиночестве в «кабинете». Фразы эти донеслись до меня из общего зала сквозь неплотно притворенную дверь.
На это неприятное воспоминание меня натолкнул вывод, к которому я пришел в тот момент: мой летный инструктор лейтенант Будем явно считает меня человеком, стоящим на крайне низком уровне умственного развития.
А тогда, в «Короне и якоре», я подвинулся так, чтобы заглянуть сквозь щель в ярко освещенный зал. Ораторствовал Сет Пиллинг, чернорабочий, субъект, всем в Дарроуби известный. Хотя именовался он рабочим, но лишней работой предпочитал себя не утруждать, и его дюжую фигуру и мясистую физиономию можно было регулярно созерцать на бирже труда в дни, когда он являлся туда расписаться в получении пособия по безработице.
Ораторствовал Сет Пиллинг, чернорабочий, субъект, всем в Дарроуби известный.
— Пустая башка. А уж про собак и вовсе ничего не знает! — Верзила влил себе в глотку полпинты разом.
— В коровах он ничего, разбирается, — вмешался другой голос.
— И пусть его. Я же не про чертовых коров толкую, — со жгучим презрением ответил Сет. — Я про собак говорю. Чтоб собак лечить, голова на плечах нужна.
Тут раздался третий голос:
— Так он же ветеринар или нет? Должен в своем деле разбираться.
— Ну и что? Ветеринары, они всякие бывают. А уж этот — пустое место. Я бы мог вам про него кое-чего порассказать.
Народная мудрость гласит, что тот, кто подслушивает, ничего хорошего про себя не услышит, и благоразумие требовало, чтобы я поскорее выбрался оттуда и не слушал, как этот тип поносит меня на весь переполненный зал. Но, конечно, я остался и с болезненным интересом навострил уши, всем существом вслушиваясь в разговор.
