Майкл Хорост - Всемирный разум
«Можете, если захотите, встать и походить, – сказал один из наставников. – Или обнять друг друга, если обе стороны не возражают. Спросить следует словами, и согласиться точно так же – вербально». Мы уже проделывали это упражнение прежде, только в одетом виде. Смысл был в том, чтобы вести себя естественно и тактично. Образно говоря, не бросаться на штурм неприступной твердыни, а подойти, почтительно ступая, к подъемному мосту и смиренно обратиться с просьбой. Если мост перед вами не опустится – что ж, так тому и быть.
Одежду снимали не все. Джинсы, шорты и рубашки маячили тут и там, затерянные в общей массе тел, похожие на цветные угловые флажки и бросающиеся в глаза как что-то абсурдное. На долю секунды я тоже пожелал для себя немного одежды. Однако нырять куда-то в поисках собственных джинсов теперь было бы уже слишком глупо. Оставалось только покориться происходящему.
Я сделал несколько шагов вперед, ступив кончиками пальцев на кромку ковра. На меня как будто что-то давило, и я держал равновесие, точно аист, стоящий на одной ноге. Но воздух мягко подтолкнул меня вперед. Сила притяжения к земле ощущалась как-то по-новому, и легкий бриз овеял меня. Как массивна земная твердь, подумал я. И какой я маленький на этой большой планете.
Неужели есть те, кто обнимают друг друга?
Я украдкой огляделся, высматривая возможных кандидатов на это занятие, и встретился взглядом с обнаженной по пояс круглолицей женщиной, сидевшей напротив меня. Она тепло улыбнулась и открыла объятия. Это выглядело как приглашение. Я придвинулся, положил руки ей на плечи, и мы обнялись. Наши груди касались друг друга, но ниже пояса оставался просвет, и поза немного напоминали литеру А. Но я хорошо чувствовал прикосновение ее кожи, покрывшейся легкой прохладной испариной. Мои робкие поначалу объятия стали плотнее, а опыт удаленного общения – такой типичный для хайтека – отступил, сменившись чем-то совершенно противоположным. Фактически, всякая дистанция исчезла. Остались только тело и тело.
Нам дали возможность попробовать обнять и других людей (если бы мы захотели), а затем наставники попросили нас снова сесть. Один из них произнес: «У нас к вам большая просьба, и мы хотим, чтобы вы ее выполнили. Пожалуйста, обойдитесь в этот уикенд без секса. Совсем».
Мы должны были переварить сказанное. В нем слышалось нечто очень странное. Отделить прикосновение друг к другу от секса! В Америке дотронуться до незнакомца – значит, рисковать тем, что тебя могут по ошибке обвинить в сексуальных домогательствах. Это уже вошло в культуру страны, и вряд ли удастся отказаться от подобного понимания. Я чувствовал, как у меня в голове с новой силой закрутились все колесики. Прикасаться к другому исключительно ради самого касания . Что за необычная и радикальная идея!
И, если разобраться, помогающая от многого освободиться. Благодаря ей семинар не превратился в секс для всех и каждого, при котором обязательно есть преследователи и преследуемые. Семинарские упражнения побуждали нас учиться давать что-то другим и получать от них то, что они готовы дать нам по доброй воле. Основной смысл происходящего был в этом, а не в том, чтобы непременно добиться физического удовлетворения как такового.
И действовать нам нужно было обдуманно и тактично. Партнер всегда мог сказать: «Коснись меня так, пожалуйста. А вот так – не надо. И лучше – в этом месте, а не в том». Можно было без всяких опасений и отказаться от чьих-то прикосновений. Наставники объясняли нам, что многие люди – особенно женщины – в прошлом пострадали от того, что кто-то без разрешения нарушил их границы допустимого. Из-за этого типичной реакцией людей с подобным личным опытом стал отказ от любых прикосновений. Для них возможность сказать вслух о границах и побудить окружающих уважать их – шаг к освобождению. Семинар учил прикосновению осознанному, исполненному уважения к другому человеку и неразрывно связанному с общением в самом широком смысле.
Нас также попросили найти другого партнера и вновь сесть лицом к лицу. Упражнение было точно таким же, как и в прошлый раз: смотреть в глаза друг другу, говорить, если человек готов слушать, прикасаться к лицу и – только по обоюдному согласию – к телу партнера. Без примеси сексизма и очень бережно.
Как уже упоминалось ранее, площадь кожи, покрывающей наше тело, составляет от 14 до 18 квадратных футов. Обычно для прикосновений открыта только небольшая ее часть. Теперь же, если участники парного упражнения были не против, они могли выбрать для прикосновения любую область. Мне нравится, когда похлопывают по бокам, и мне этого всегда не хватало. Теперь же я мог просто попросить об этом и получить желаемое – если другой человек согласится поделиться этим со мной. Я обнаружил, что прикосновения такого рода очень меня успокаивают. В определенном смысле – не меньше, чем секс.
А возможно, и больше. После семинара я отыскал Томаса Льюиса, автора «Общей теории любви» (Thomas Lewis, « A General Theory of Love») и спросил у него, почему то, что я пережил и осмыслил во время семинара, в реальной жизни полезнее опыта прежних любовных отношений. Мы встретились с ним в Сан-Франциско, в его кабинете в Калифорнийском университете, где он обычно принимает пациентов в качестве психиатра. Он заметил, что сексуальный контакт не всегда успокаивает и учит чему-то – просто потому, что длится относительно недолго. Более того, прикосновение сексуального характера вызывает возбуждение наиболее древних в эволюционном смысле частей головного мозга, унаследованных нами от рептилий. А ведь за наши эмоции отвечает более юная в эволюционном отношении область, называемая лимбической системой. Секс, взятый сам по себе и замкнутый на себя, сказал Льюис, немногое добавляет к тому, будет ли человек чувствовать себя счастливым или нет.
Удручающие подтверждения этой точки зрения найти не слишком трудно. В журнале Rolling Stone была опубликована статья о так называемом «сексе на колесах», в которой приводились многочисленные высказывания студенток колледжей о том, как поверхностно все происходит и какое гнетущее чувство потом остается. «Подцепишь парня и думаешь про себя, что ничего другого и не получится», – признается одна из них [102] . Такие вещи, как сказала мне одна из участниц семинара, «ничем не наполняют». Они только опустошают тебя. Сочувствие – вот то, добавила она, что дает человеку чувство внутренней полноты происходящего. Нам всем нужно бережное соприкосновение, при котором мы можем внутренне тянуться к другому человеку и позволить ему или ей тянуться к нам.
Окситоцин – награда, выдаваемая природой
Работа в онлайне стимулирует выделение допамина. И он действует немедленно, влияя на отдельные и небольшие зоны мозга, давая нам мимолетное ощущение удовольствия и быстро исчезая. Как только его уровень падает, возникает потребность в новой дозе, что подстегивает соответствующие желания и запускает очередной цикл. Конечно, желания как таковые важны для выживания и продолжения рода. Однако если их исполнение вознаграждается чем-то незначительным, легко достижимым и непостоянным (например, теми же сообщениями электронной почты), то потребность в очередных циклах становится аддиктивной. Если же электронные технологии проникнут внутрь человеческого организма, то циклическая потребность в искусственных стимулах может сделаться еще более пагубной, чем в наши дни.
Живое прикосновение, напротив, стимулирует выработку другого нейротрансмиттера – окситоцина, который действует совершенно не так, как допамин. Это вещество иногда называют «веществом теплых объятий», потому что его присутствие создает ощущение тепла, способствует релаксации и вызывает чувство доверия. Оно выделяется не быстро, воздействует на большие области мозга и исчезает медленно. Как было показано в экспериментах на крысах, окситоцин уменьшает «голод» на наркотические вещества – например, на героин. Выяснилось также, что он противодействует потребности постоянно увеличивать дозу наркотика для поддержания уровня удовлетворенности [103] . Еще было установлено, что окситоцин противодействует компульсивному поведению при расстройствах, связанных с аутизмом [104] .
Иными словами, по своему действию этот нейротрансмиттер антиаддиктивен. Уолтер Д. Фримен (Walter J. Freeman), нейроученый из Беркли (Berkeley), предположил, что окситоцин делает реакции мозга более «пластичными», что помогает последнему лучше усваивать знания, а также забывать их [105] . Он пишет, что окситоцин растворяет связи, возникшие между нейронами для закрепления полученного опыта, и тем самым обеспечивает условия для удержания в сознании нового». Это вещество содействует укреплению или ослаблению синаптических связей между нейронами. Оно ослабляет те из них, которые возникли в ответ на давление чего-то враждебного, и помогает формировать новые, способствующие более позитивным настрою и поведению в обществе [106] .
