Майкл Хорост - Всемирный разум
И никакой химии…
В 2007 году Регина Нуццо навестила меня в Сан-Франциско – по пути на конференцию, которая должна была состояться в этом городе. Я сразу же предложил ей пожить у меня, со всем возможным рыцарством давая понять, что ни в коей мере не посягаю на ее частную жизнь. Однако она тактично настояла на том, чтобы остановиться в гостинице. Мне хотелось узнать Регину – в самом метафорическом смысле. И я пытался понять ее интерес ко мне, как и мой собственный – к ней.
Мы вместе отправились в музей науки Эксплораториум (Exploratorium) – как и положено одержимым технологиями ученым-эксцентрикам. Затем побродили по расположенному в соседнем здании Музею изящных искусств. Это – странное сооружение, построенное непонятно для чего: его широко распахнутая ротонда с семью арками ничего не содержит внутри и ничему не служит снаружи. Оно не является убежищем от стихий, как было бы положено внутреннему помещению, и не объединяет никого с природой, как было бы правильно для сооружения внешнего. Гулять под его сводами забавно и бессмысленно. Оно, это здание, стоит здесь, и оно большое – а чего вам еще?
Мы обошли разок-другой вокруг его водоема со множеством уток. Я мысленно оценил свои шансы и понял, что за этот час они заметно упали. Да, я обнял я ее по прилете, но эти объятия были очень-очень формальными. Мы подошли к старинной чугунной скамье, и Регина села на нее, тщательно оберегая разделяющее нас пространство. Я с упреком поглядел на нее, но все было бесполезно.
Однако мы остались друзьями и позже продолжили общение, постоянно обмениваясь электронными сообщениями. В конце года ее пригласили принять участие в телешоу – рассказать, о чем написано в ее статье, посвященной тому, как лучше всего соблазнять представителей противоположного пола на праздничной вечеринке [111] . Среди прочего она советовала надевать что-то красное, поскольку приматы сигнализируют о готовности к сексу, заливаясь краской. Шоу Today и не то еще проглотит, убеждал я ее, – но она все равно немного тревожилась о том, как все пройдет.
Регина . Я написала тот текст за неделю, сразу после Дня благодарения.
Как мило, мне бронируют номер в хорошем отеле, а я не буду в нем жить.
Я . И еще тебя увидят 4 900 000 человек.
Регина . ПРЕКРАТИ ЭТО НЕМЕДЛЕННО.
Я . В 2006-м я был участником утреннего телешоу на Би-би-си. 18 миллионов.
Регина . Я застенчивая девочка с плохим слухом, которая собирается порассуждать на телевидении о всяких смешных обезьянках.
Я . Прекрасный старт!
И ты не так уж стеснительна, Регина.
Регина . Я внутри себя такая, вот в чем проблема.
Мы с Региной всегда были на связи друг с другом в онлайне. О, как мы были близки в онлайне, и как нам было тепло! Но в оффлайне химия наших тел застыла на нуле. Наши умы тянулись друг к другу и соприкасались, как виноградные лозы. Но наши тела не обнаруживали и намека на подобный тропизм.
Глава восьмая. Мышка, которая крутится против часовой стрелки
Чувство постоянной взаимосвязи у меня появилось в конце 2005 года – во время второго семинара. Я сел напротив женщины с волосами цвета воронова крыла – и меня будто молнией ударило. Я и прежде мог пылко влюбляться с первого взгляда, но всегда безответно. Но на этот раз я сразу же уловил обоюдное внутреннее притяжение. Так меня еще никогда не встряхивало. Влияние этого события местного значения ощущалось еще три дня. Сначала я сказал себе: «Не может быть!» А ей при нашем первом разговоре говорил: «Я – глухой коротышка. Разве это не имеет значения для вас?» Спрашивать женщину, что она думает о вас, – не лучший способ произвести на нее хорошее впечатление. Семинар шел своим ходом, а мое поведение все больше и больше раздражало ее, и ближе к концу она печально сказала мне: «Перестаньте без конца повторять, что вы глухой коротышка. Просто прекратите это!»
Потрясенный, я действительно прекратил . Она заставила меня осознать: я много лет твердил себе о своем маленьком росте и плохом слухе. То есть буквально воспроизводил в эксперименте на самом себе закономерности функционирования рекуррентной сети: выходной сигнал из моих нейронных сетей возвращался к ним же в качестве входного. Возможно, моя персональная история и имела некоторую ценность в смысле формирования моей личности, но уж точно добра мне не приносила. Теперь же я как будто что-то утрачивал. И какую личную историю я должен был рассказывать себе самому взамен прежней? Кем я стал?
Пока искал ответ, пришлось разбираться в том, что за потрясение я пережил, когда меня ударило молнией . Мы ни о чем не договаривались, логика оставалась в стороне. А в центре всего было только притяжение двух тел в едином поле гравитации. Нас влекло и тянуло друг к другу, и это был настоящий эрос . Происходящее как будто подчинялось не законам Ньютона, а каким-то иным, но не менее могучим: плоть влекло к плоти, и это было движущей силой эволюции на протяжении миллионов лет. Мы оба не могли не чувствовать того, что с нами делалось. Меня одолевали сомнения и страхи, но она помогала мне понять, что же со мной происходит.
Ее искренность была воплощением того образа действий, которым отличался этот семинар. Люди говорили тебе о своих переживаниях, и ты сам должен был понять, что сказать или сделать в ответ. Подобное дружелюбие не всегда удобно в обычной жизни, однако во время наших занятий оно было как дар свыше. Наставники проводили нас через те упражнения, в процессе выполнения которых нужно было спрашивать самих себя, что именно мы чувствуем и что подсказывают нам наши инстинкты. Ни одно переживание само по себе нельзя считать правильным или неправильным, объясняли ведущие семинара. Наши эмоции – суть проявления телесной жизни, управляемые древними (в эволюционном отношении) частями головного мозга. Такими как, например, миндалевидное тело (amygdala). И важно в этом смысле то, каким образом сам человек сначала интерпретирует свои ощущения, а затем действует в соответствии с понятым. Я начал осознавать, что моя злость часто бывала вызвана страхом быть покинутым или отвергнутым. И когда я пришел к этому пониманию в диалоге с женщиной, мое тело стало зеркально отображать те жесты и движения, которые проявлялись в языке ее тела. То есть внутренне я стал настраиваться на то, что происходило со мной и, в то же время, с ней. И если я чувствовал это притяжение, то что мне оставалось делать, как не придвинуться ближе? Разумеется, без тени нажима или грубости, но тактично и доверительно. Если она тоже придвинется ближе, думал я, то мы разрешим парадокс Зенона. Ни особая система счислений, ни сами вычисления нам не понадобятся. Мы просто сократим дистанцию между собой, а затем сблизимся еще больше и заключим друг друга в объятия, которые уже не измеришь никакими цифрами. Так просто! И так непреодолимо сложно – как нам прежде казалось.
Информационный поток должен быть двусторонним
В предыдущих семи главах мы рассмотрели, что могут делать существующие устройства для майндридинга. Например, энцефалография и специальный шлем в состоянии фиксировать реакцию «испуга», благодаря чему люди беззвучно и по буквам «выговаривают» слова. В функциональных сканерах, использующих магнитно-ядерный резонанс, можно соотносить нейронную активность с определенным поведением человека – и с помощью этого выявлять интенции, например, намерение произвести сложение или вычитание чисел. Поступающие со вживленных электродов данные позволяют определенным образом интерпретировать моторную активность головного мозга, а затем использовать их для управления движением руки, подбородка или языка. Благодаря модели, отображающей информационные потоки головного мозга, мы видели, как Кеннеди и Гюнтер анализируют данные, поступающие с определенных электродов.
Однако все эти методы не позволяют проникнуть вглубь процессов, происходящих в нашем сознании. Причина в том, что исследователи получают данные либо общего порядка (при использовании электроэнцефалографии или функционального магнитно-ядерного резонанса), либо на уровне отдельных нейронов (при вживлении электродов). Это примерно то же самое, что пытаться изучать социальную жизнь города с расстояния либо в 30 тысяч футов, либо в 6 футов. Первый из двух подходов обеспечивает широкий охват, но не позволяет понять ничего специфически важного, а второй, напротив, помогает разобраться в специфике и деталях, но без общего контекста. И ни один из них не дает возможности увидеть, каким образом определенные группы нейронов взаимодействуют с внешним миром, определяя для нас некие смыслы. Понимание механизмов памяти, восприятия и рождения намерений остается недоступным.
Кроме того, все описанные инструменты исследований используют лишь одностороннюю информацию. Они либо вводят данные в тело, либо извлекают их. Но информационные потоки имеют двусторонний характер. Тело не только посылает импульсы в головной мозг, но и получает от него те инструкции, которые влияют на действия. Вот пример. В ухе есть два типа волосковых сенсорных клеток. Одни, внутренние, резонируют в соответствии с поступающей извне звуковой волной и посылают электрические импульсы в мозг. Другие, внешние, принимают сигналы обратной связи, поступающие от мозга. Как следствие, вторые могут становиться то более твердыми, то более мягкими, избирательно усиливая или ослабляя вибрацию первых. Иными словами, мозг посылает уху команды, на лету меняющие чувствительность слухового аппарата. Тело – не пассивный передатчик того, что говорит нам мир. В полном согласии с мозгом, оно формирует наш сознательный опыт.
