Майкл Хорост - Всемирный разум
В последние годы в допамине стали видеть едва ли не главную причину любого желания. Для эксперимента отбирались крысы, гены которых были изменены таким образом, чтобы их мозг не вырабатывал допамин. Как выяснилось, таких зверьков совершенно не беспокоило отсутствие пищи, хотя они охотно ели, когда их кормили с руки [99] . (Хотите верьте, хотите нет, но об удовольствии от еды ученые судили по мордочкам накормленных зверьков. Как выяснилось, крысята и человеческие детеныши выражают удовольствие или отвращение очень похожими выражениями мордочек или лиц). Иные объяснения (вроде слишком низкого уровня интеллекта) были отвергнуты: никто из ученых не думал, что обходиться без еды подопытным крысам мешает их глупость. Эксперименты показывали, что у них не было желания искать еду. Похоже, именно допамин, а не что-то другое, заставлял крыс хотеть получить пищу.
В повседневной жизни некоторые желания настолько естественны, что их просто незачем объяснять. Никто же не удивляется тому, что мы хотим есть. Однако тут есть, чему удивляться. Машины (автомобили, например) не мучает «жажда», когда в бензобаке остается мало горючего. Компьютер не испытывает «удушья», когда из-за недостатка места на жестком диске падает производительность. Так почему же нашему мозгу, со всеми его природными механизмами, нужны ощущения и желания? Нейроученые все еще ломают копья, споря о том, как лучше объяснить, почему он в качестве первостепенных выделяет те или иные задачи. Впрочем, при любой приоритетности ничто не мешает рассматривать наши желания, начиная с нейрохимического уровня. Если вы чувствуете, что голодны, это еще не значит, что вам нужна именно еда – возможно, вы просто хотите уменьшить неприятное ощущение, возникшее из-за изменения уровня допамина в мозге. По своему немалому прежнему опыту, вы знаете, что стоит съесть некоторое количество крахмалистых веществ, сахаров, минеральных веществ и жиров – и задача будет решена. А когда эти вещества будут переварены и усвоены, молекулы, из которых они когда-то состояли, вызовут ощущение удовольствия, которое возникнет благодаря очередному изменению уровня допамина. Вот это и есть то, чего вы действительно хотите. Потому и заказываете пиццу.
Должен предупредить: я несколько упрощаю роль допамина в деятельности мозга. Это вещество – нечто более серьезное, чем триггер, пусковой механизм для наших желаний. У него есть и множество других функций. Если недостаток допамина испытывают базальные ганглии, начинают дрожать руки и голова (тремор) и появляется ощущение скованности в движениях – болезнь Паркинсона. Поэтому мы знаем: допамин очень важен для нашего тела. Он также содействует тому, чтобы гиппокамп – своего рода главный центр мозга по управлению памятью – переводил часть данных, хранящихся в краткосрочной памяти, в долгосрочную.
Эти эффекты отчасти взаимосвязаны и могут влиять друг на друга. Бывает так, что допамин обеспечивает человеку чувство удовольствия и в гиппокамп поступает сигнал химической природы: «Запомни то, что сейчас происходит. Это важно». Правильнее всего считать, что допамин, как и прочие нейротрансмиттеры – многоцелевые инструменты, которыми пользуется наш мозг в своих целях, чтобы обеспечить самые разные эффекты. Если угодно, это вещество можно сравнить с трубой в оркестре. Сама по себе она – инструмент и не «веселый», и не «грустный», и не «страшный». Скорее она может звучать по-разному, обеспечивая в комплексе отнюдь не только то, что передается отдельными словами «веселый», «грустный» или «страшный».
У нас есть все основания предполагать, что работа с Интернетом может быть связана с теми эффектами, которые создает допамин, – и в некотором смысле последний служит ее драйвером. Базируясь на своих наблюдениях за поведением крыс, ученые считают, что каждое открываемое пользователем электронное сообщение дает ему толику допамина – с соответствующим ощущением удовлетворения. Но всякий раз – только малую толику. Но потребность усиливается и побуждает человека желать следующей порции положительной встряски. Вот вы и проверяете свою электронную почту снова, и снова, и снова. Джон Рейти считает это особым видом расстройства, связанным с дефицитом внимания [100] .
Заметьте, насколько похоже на наркотическую зависимость. Я расспрашивал об этом Стивена Гранта (Steven Grant), исследователя из Национального института по изучению наркомании (National Institute on Drug Abuse), расположенного в городе Бетесда, штат Мэриленд. Меня интересовало его понимание того, каким образом выработка допамина мозгом «зацикливается» на работе с электронной почтой. Грант пояснил, что секреция этого вещества усиливается в тех случаях, когда вы ожидаете чего-то хорошего, но еще не знаете, в какой мере . Ситуация неопределенности усиливает выброс допамина и укрепляет возникшее у вас желание. Хороший пример – игральные автоматы. Стоит колесикам завертеться, и вы уже что-то предвкушаете, но еще не знаете, каким будет выигрыш. Может, он будет нулевым или вы получите несколько красивых жетонов? Или же из автомата на пол перед вами хлынет блестящий поток монет? Вы сорвете свой приз, но неизвестно, какой именно. И стремление получить его усиливает выработку допамина, нарушая ваше душевное равновесие все больше и больше. Потому-то вы снова, и снова, и снова жмете на рычаг «однорукого бандита».
С электронной почтой, полагает Грант, дело обстоит сходным образом. Видя новое сообщение, вы еще не в курсе, от кого оно и о каково его содержание, – то есть не знаете, насколько оно приятно. Но вы надеетесь получить свою порцию допамина, если оно принесет вам удовлетворение. Образно говоря, награды вам выдают в определенном ритме, и нужно приложить совсем немного усилий, чтобы попробовать получить очередную из них. Возникает как минимум компульсивное поведение, а в худшем случае – зависимое. Об «интернетомании» принято говорить с иронией, но в этой шутке кроется немалая доля истины. Как я уже упоминал ранее, некоторые люди посылают по 14 тысяч текстовых сообщений ежемесячно. Это происходит за едой, во время учебных занятий и, что хуже всего, когда человек находится за рулем. Отправление сообщений во время управления автомобилем становится главной причиной дорожных катастроф в США. По сообщению газеты The New York Times , в 2009 году 11 % виновников автоаварий во время вождения были заняты отправкой смс, что привело к 2600 катастрофам [101] .
А теперь представьте, что будет происходить, если система электронной коммуникации будет «встроена» в вашу голову. Тогда для открытия очередного «сообщения» не придется даже мышкой шевельнуть. (В данном случае я использую термин «сообщение» в расширительном смысле – чтобы обозначить с его помощью любую входящую информацию, как, скажем, сенсорные данные, которые получал Витторио от своих партнеров). От вас потребуются ничтожные усилия, зато компенсация всякий раз будет заметной, а «награды» станут выдаваться одна за другой. И что в результате? Жестокая зависимость от происходящего. При этом можно впасть в «электронный транс» и совершенно потерять себя в потоке бесконечных виртуальных интеракций.
Ночные кошмары Эдварда М. Форстера и Билла Маккиббена в наихудшем виде. Абсолютная потеря собственного тела, отчуждение от других людей и мира. В романе Э. М. Форстера «Машина останавливается» один из персонажей бежит из подземного города, чтобы подняться на поверхность земли. И этот поступок – крайнее выражение бунтарства. Он говорит матери: «Я чувствую, что люди существуют, и для жизни им не нужны покровы… Будь у меня больше решимости, я обошелся бы без всякого одеяния и выбрался бы на чистый воздух, вырвавшись из той оболочки, в которую меня пеленают». Его мать невероятно шокирована – и не только этой декларацией наготы, но самим требованием добиться ничем не стесненного материального контакта с окружающим. Однако к концу книги автор показывает, что отчаянное бунтарство ведет к обновлению человеческой жизни.
Но здесь, в этом пристанище в Северной Калифорнии, я был вне Машины и открывал для себя, что значит быть свободным от удушающих покровов. Этот семинар на поверку оказался куда более радикальным, чем я думал вначале.
Острая нехватка материи
Я с трудом встал на ноги, остро ощущая на себе нехватку материи. Окинул взглядом комнату. Ее цветовая палитра заметно изменилась. Смешение коричневого, серого и голубого цветов, характерных для одежды, уступило место множеству оттенков розового, персикового и бежевого. Я был слишком напуган, чтобы разглядывать сами тела. Я видел только углы, извивы, фактуры. Движения. Как будто волны поднимались и опадали или пшеничные колосья гнулись под порывами ветра. И слышался почти благоговейный, заполняющий все вокруг гул приглушенных голосов, занятых непрерывным разговором.
