Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
Стигссон снова меняет тему, уходит в рассуждения о своем личном контакте с Квиком, рассказывает, как тот мог позвонить ему «в любое время», потому что он, Губб Ян, «жалел его». Я попытался вернуться чуть назад.
— Следует помнить, что все эти следствия об убийствах, вся эта история с Квиком продвигаются СМИ, полицией и психотерапевтами в очень специфическом взаимодействии. И СМИ используются полицией, чтобы…
— Но какого черта… — Стигссон покачал головой.
— Что ты хотел сказать? — переспросил я.
— Какого черта! Ты подразумеваешь, что я взаимодействовал с полицией?
— Каждый раз, когда Квик начинает рассказывать или просто намекать на что-то, эти сведения немедленно просачиваются в прессу через тебя или других журналистов, которые публикуют фотографии жертв, и…
— Через кого они просачиваются?
— Судя по всему, через следователей. Иногда через ван дер Кваста, иногда через Сеппо Пенттинена. Зачем это делается в разгар следствия?
— Это все ерунда! Я никогда в жизни не получал…
— Послушай, посмотри мне в глаза. Неужели все это — ерунда?
— Да, если ты хочешь сказать, что я… да, да! Что они по ходу дела снабжали меня сведениями, чтобы он мог… ерунда! Ничего подобного!
— Но ты всегда располагал сведениями, начиная с первого дня! — запротестовал я.
Тогда Стигссон заговорил об интервью, которое взял у Ларса-Инге Свартенбрандта и обо всем том положительном, что тот имел сказать по поводу вытесненных воспоминаний и психотерапии.
— Ты совсем далек от реальности, — проговорил я.
Но Стигссон продолжал говорить о Свартенбрандте. Моника Сааринен попросила нас закругляться, и я задал вопрос, что именно — вообще — может заставить Губба Яна Стигссона изменить свое отношение к делу Томаса Квика. Он ответил, что не нашел ничего, что было бы «отговоркой».
— Ничего?
— Ничего.
— Но что может заставить тебя…
— Под конец приходишь к последней точке. И во всех этих делах я ее достиг.
Я был в полном изнеможении. Вот о чем, собственно, шла речь — о вере. Либо она есть, либо ее нет.
Публике предоставили возможность задать вопросы, и первый из них был мне хорошо знаком: могли ли шведские суды проявить такую нерадивость и засудить человека без единого доказательства? И тут Стигссон прибавил обороты:
— В этом деле нет прямых доказательств в виде отпечатков пальцев или ДНК. Но есть другие доказательства. Как зарубки на березах и все такое. Уровень фосфатов. Отметки собаки.
— Да-да, про эту собаку все очень интересно, — сказал я. — Это служебная собака, находящаяся в частном владении, которая пометила огромное количество мест, где якобы должны находиться части трупов. Были проведены археологические раскопки более чем в двадцати местах, просеяна земля, выкачана вода из целого озера — и ничего не обнаружено, помимо этого крошечного кусочка, который весит полграмма и который теперь оказался отнюдь не костью. Ни в одном месте вообще ничего не нашли. Неужели ты не делаешь из этого никаких выводов?
— Ну, то есть…
— Губб Ян Стигссон. На сегодняшний день ты единственный, кто во все это верит.
— Да, похоже, что так.
После дебатов я задержался возле сцены, беседуя с несколькими коллегами. Тем временем Губб Ян Стигссон сложил свои вещи и быстро зашагал к выходу.
Прежде чем я успел что бы то ни было сказать, он уже покинул зал.
Та статья, которую я обещал показать Губбу Яну на моем компьютере, его, по-видимому, совершенно не заинтересовала.
Последний кусочек пазла
20 апреля 2010 года Томас Ульссон и Мартин Кульберг подали второе ходатайство Стюре Бергваля о пересмотре решения суда по делу об убийстве Терезы Йоханнесен.
Около месяца спустя, 27 мая, главный прокурор Эва Финне сообщила свое решение по делу об убийстве Йенона Леви. Хотя ходатайство было удовлетворено, новое судебное заседание не потребовалось. Доказательства выглядели теперь такими убогими, что не было смысла снова рассматривать дело иначе, как в письменной форме.
«После изучения материалов следствия я прихожу к такой оценке, что доказательства на сегодняшний день не дают оснований для подтверждения преступления, — писала она. — Бергваль отрицает факт совершения преступления. Правда, во время следствия он сообщил некоторые сведения, совпадающие с действительностью, но его рассказ характеризуется противоречиями и изменениями сведений в такой мере, что обвинительный приговор не может иметь место. Таким образом, я закрываю уголовное дело против Стюре Бергваля».
Кристер ван дер Кваст был вне себя.
— Меня возмущает, что не было назначено открытое принародное разбирательство, где Квику пришлось бы объяснить свои прошлые признания. Это удобный путь, чтобы избежать нового масштабного и трудного процесса. Квик был осужден по серьезным основаниям и добился пересмотра дела по неверным основаниям. Я уверен, что давление прессы сыграло свою роль в том, что правоохранительная система склоняет голову, — заявил он в интервью «ТТ».
Когда закончилось лето, Бьерн Эрикссон вынес свой вердикт касательно пересмотра решения суда по делу об убийстве Терезы — и в этом случае он также не возражал против нового рассмотрения дела.
Теперь освобождение Стюре Бергваля от приговоров по восьми убийствам стало вопросом времени. Он войдет в историю, но совсем не так, как могли представить себе Биргитта Столе, Свен-Оке Кристианссон, Кристер ван дер Кваст, Сеппо Пенттинен и другие соучастники скандального дела Квика.
2 сентября 2010 года старший прокурор Бу Линдгрен, назначенный Бьерном Эрикссоном для проверки решения суда по делу об убийстве Трине и Грю, получил оригинальную версию тех видеозаписей, из которых был сделан ролик, представленный суду Фалуна на заседании в Стокгольме. Они были доставлены в двух ящиках. Содержимое представляло собой тринадцать видеокассет VHS и восемь мини-кассет, в общей сложности более тридцати девяти часов записи.
Технический отдел перевел записи на диски DVD, и вскоре копии были доставлены Томасу Ульссону в адвокатское бюро Лейфа Сильберски. Там Йенни Кюттим сделала собственные копии, которые выложила на сервер, так что я без промедления мог скачать оттуда фильмы на собственные диски.
Не без трепета вставил я первый диск в свой ноутбук. Для меня это было окончанием следствия. Я проверил все те данные, которые можно было проверить, разобрался со всеми знаками вопроса. Остался последний — ролик следственного эксперимента, показанный на суде по делу об убийстве Трине Йенсен и Грю Сторвик.
Выяснилось, что запись велась двумя разными камерами. Одна показывала дорогу перед машиной, в которой ехали среди прочих Томас Квик, Сеппо Пенттинен, Кристер ван дер Кваст и Свен-Оке Кристианссон, вторая снимала лицо Квика во время поездки — и Пенттинен, сидевший впереди него, тоже был частично виден. Скоро я понял, что именно записи, снятые этой второй камерой, представляли наибольший интерес.
Фильмы по большей части оказались убийственно скучными. В них была показана поездка от самого Сэтера до Осло, затем — кругами почти по всему Осло и снова за пределы города. Некоторые из записей содержали демонстрационные допросы, где Томас Квик на месте убийств пытался показать, как он убил этих двух женщин. Там он все делал не так, и, как следовало ожидать, эти сцены не вошли в краткую версию, показанную в суде.
Но наиболее интересно было, разумеется, увидеть наконец, действительно ли Квик по время следственного эксперимента в августе 1999 года, через восемнадцать лет после убийства Трине Йенсен, смог «без сомнений провести машину до того места, где она была найдена, с точностью до нескольких метров», а также знаменитый отрывок, в котором он отреагировал внезапным приступом страха, когда караван машин проезжал мимо парковки, где было обнаружено тело Грю Сторвик. В фильмах, показанных суду, никаких сомнений ни по поводу одного, ни по поводу второго факта не возникало.
В неотредактированной версии машина бесконечно колесит по улицам Осло. Стюре находится в машине, сильно «под кайфом», уставившись в одну точку. Перед собой он держит указательный палец, который движется то в одну, то в другую сторону. Сеппо Пенттинен сидит с каменным лицом.
В конце концов, устав ездить кругами, полицейские решают поехать в район Кольботн, расположенный вблизи мест находки трупов. Но и там Квик не может сориентироваться. Когда становится ясно, что он понятия не имеет, куда ехать, Пенттинен берет командование на себя:
— Предлагаю развернуться и вернуться к предыдущему перекрестку, где мы долго стояли и решали, куда поехать, и чтобы он… чтобы мы выбрали альтернативную дорогу налево, потому что ты все время смотрел в ту сторону, так что мы должны проверить и такую возможность.
