Томас Харрис - Красный Дракон
Обзор книги Томас Харрис - Красный Дракон
Томас Харрис
Красный дракон
Сердце человека — Милосердие,
Жалость и Печаль — его лицо,
Любовь — его божественное тело,
Покой — его бессменная одежда.
Сердце человека — Бессердечность,
Ревность с Завистью — его лицо,
Ужас — его дьявольское тело,
Тайна — его вечная одежда.
Сердце человека — голодная бездна,
Лицо человека — закрытая печь,
Тело человека — кузница огня,
Одежда человека — кованое железо.
1
Усадив Крофорда за небольшой столик, стоявший в нескольких шагах от полоски прибоя, Уилл Грэм предложил ему стакан чая со льдом. Джек Крофорд оглянулся на старый, но очень симпатичный дом — его крепкие просоленные доски сверкали в ярком свете дня.
— Надо было поговорить с тобой еще в Марафоне, сразу как закончилась твоя смена на верфи, — начал Крофорд. — Здесь ты вряд ли захочешь об этом говорить.
— Джек, я вообще не хочу об этом говорить, — ответил Грэм. — Но раз уж приехал — выкладывай. Только без фотографий. Скоро придут Молли и Вилли. Я не хочу, чтобы они все это видели.
— Что ты об этом знаешь? — спросил Крофорд.
— Не много. Лишь то, что напечатано в «Майами геральд» и «Таймс»: месяц назад в Бирмингеме была убита семья, позавчера в Атланте — вторая. В обоих случаях почерк схожий.
— Не схожий, а одинаковый, — поправил Крофорд.
— Ложных признаний много? — осведомился Грэм.
— Сегодня после обеда звонил нашим, было восемьдесят шесть. Психи. Ни один не знает, что тот бьет зеркала и использует осколки.
— Чего еще не знают газетчики? — спросил Грэм.
— Убийца — блондин, правша, физически сильный. Сорок пятый размер обуви. Умеет завязывать беседочный узел. Работает в резиновых перчатках.
— Ну, об этом ты говорил в интервью.
— Замки открывать, видимо, не умеет, — продолжал Крофорд. — Последний раз, чтобы попасть в дом, вырезал стекло алмазом. Чуть не забыл, у него первая группа крови, резус положительный.
— Его что, кто-нибудь зацепил?
— Насколько нам известно, нет. Определили по сперме и слюне. Он относится к тем, у кого в секреторных выделениях содержатся антигены группы крови.
Крофорд посмотрел вдаль, на спокойную воду океана.
— Уилл, я хочу тебя спросить, — осторожно начал он. — Ты ведь видел газеты. А после второго убийства была куча телерепортажей. Неужели тебе ни разу не захотелось мне позвонить?
— Нет.
— Почему? — поинтересовался Джек.
— Бирмингемский случай описывали очень скупо. Убийство как убийство. Может, месть, а может, с родственником что-нибудь не поделили, — объяснил Грэм.
— Но после Атланты ты, конечно, понял, кто тут замешан, — возразил Крофорд.
— Да. Психопат, — согласился Грэм. — А не позвонил потому, что не хотел. Что я, не знаю, кто у вас там работает? Да таких криминалистов еще поискать надо. Тебе, поди, помогают и Гаймлих из Гарвардского университета, и Блум из Чикагского…
— В то время как некоторые продолжают чинить долбаные лодочные моторы.
— Вряд ли я на что-нибудь сгожусь, Джек. Я обо всем этом уже и думать забыл.
— Да ну? А двое последних, которых мы посадили? Ведь брал их ты.
— Да ладно тебе. Ничего особенного я не делал.
— Ничего особенного? Да ты же думаешь по-другому, не как все!
— Правильно, теперь ты будешь этот бред повторять…
— Постой, постой. Ты же выходил на них внезапно, ни с того ни с сего. Как? До сих пор никто не знает.
— Улики анализировал, вот как, — проворчал Грэм.
— Какие улики? Улики потом появились, после ареста. Ты вспомни, мы даже мотив установить не могли!
— Джек, у тебя неплохая команда. От меня особого прока не будет. Я нарочно забрался сюда, чтобы уйти от всего.
— То, что тебя ранили, я не забыл. Но сейчас ты вроде выглядишь нормально.
— А я и чувствую себя нормально. Дело не в том, что меня порезали. Тебя тоже резали.
— Резали, но не так сильно.
— Дело не в этом. Просто я решил поставить точку. Не могу объяснить почему.
— Не можешь больше на все это смотреть? Прекрасно понимаю, ей-богу.
— Нет, не смотреть. Смотреть просто приходится. Приятного, конечно, мало, но работать с трупами можно научиться, привыкнуть, что ли… А вот допросы, больницы… Когда все это стоит перед глазами, а нужно думать, думать, думать… Нет, не потяну. Смотреть еще бы смог, а постоянно об этом думать — уволь…
— Эти уже мертвые, Уилл, — произнес Крофорд, стараясь, чтобы голос звучал как можно теплее.
Слушая Грэма, Крофорд узнавал в речевом ритме и построении фраз свою собственную манеру говорить. Он замечал это за Грэмом и раньше, в беседах с другими. В напряженные моменты Грэм вдруг начинал как бы копировать собеседника. Поначалу Крофорду казалось, что Уилл делает это намеренно, рассчитывая разговорить собеседника, но потом он понял, что тот сам ничего не может поделать: это происходит помимо его воли.
Крофорд двумя пальцами вытащил из внутреннего кармана пиджака две фотографии и бросил их на стол изображением вверх.
— Уже мертвые, — повторил он.
Грэм на секунду задержал взгляд на его лице. Потом потянулся за фотографиями.
Перед ним были два любительских снимка. На одном — пруд. По склону берега поднимается женщина. В руках у нее — корзина для пикника. За ней идут трое детей и утка. На другом — семья вокруг праздничного торта.
Не прошло и полминуты, как Грэм положил снимки на стол. Пальцем он подвинул верхний так, что тот аккуратно совместился с нижним. Он отвернулся и посмотрел вдаль. У самой воды он увидел мальчика: сидя на корточках, тот что-то искал в песке. Рядом, по щиколотки в воде, стояла подбоченясь женщина и наблюдала за ним. Вот она повернулась к воде спиной, наклонилась и откинула влажные волосы с плеч.
Грэм некоторое время наблюдал за ними, словно забыв о Крофорде.
Крофорд понял, что приехал не зря. Он правильно выбрал место для разговора, теперь важно не показать радости.
«Похоже, поддается, — подумал он. — Теперь пусть дозревает».
Подошли три на редкость страшные дворняги и улеглись у стола.
— Это что такое? — спросил Крофорд.
— По-моему, это собаки, — ответил Грэм. — Сюда со всей округи приходят щенков топить. Тех, что посимпатичнее, мне удается пристроить. Те, что остаются, вырастают вот в таких.
— Довольно упитанные.
— Молли подкармливает. Она жалеет бродячих собак.
— Вы неплохо здесь устроились, — произнес Крофорд. — Сколько мальчику лет?
— Одиннадцать, — сказал Грэм.
— Славный парень. Вырастет — будет выше тебя.
Грэм кивнул.
— Отец у него был высокий… А жить здесь здорово, ты прав. Я хотел перевезти сюда Филлис, выйти на пенсию, обосноваться тут как следует. Надоело жить как перекати-поле. Она скучает — ничего удивительного. Все ее друзья остались в Арлингтоне.
— Кстати, передай ей, что я благодарен за книги, которые она мне приносила в больницу. Сам я не успел.
— Конечно передам.
Прямо на стол сели две птички, видимо надеясь найти остатки джема. Крофорд смотрел на них, пока они не упорхнули.
— Очевидно, на этого типа влияет луна, Уилл. Джейкоби он убил в субботу, двадцать восьмого июня, в полнолуние. Двадцать шестого июля, позапрошлой ночью, — Лидсов. За один день до полнолуния. В следующий раз полная луна выйдет почти через месяц. У нас есть три недели, чтобы подготовиться к встрече. Не думаю, что ты сможешь спокойно сидеть и ждать, пока газеты сообщат о его новой вылазке. Черт возьми, Уилл, я ведь не проповедь читать приехал. Скажи, тебе не безразлично мое мнение?
— Конечно нет, — ответил Грэм.
— С твоей помощью у нас больше шансов быстро его взять. Так что давай седлай — и по коням. Поезжай в Атланту, в Бирмингем, посмотри, а потом приезжай в Вашингтон. Я же не предлагаю тебе вернуться в штат, — продолжал уговаривать Крофорд.
Грэм молчал.
Волны набегали на берег и откатывались назад. Крофорд помедлил, потом встал, накинул пиджак на плечи.
— Ну ладно, — сказал он, — поговорим после ужина.
— Оставайся с нами, — предложил Грэм.
Крофорд покачал головой.
— Не могу, — ответил он. — Мне будут звонить в гостиницу, еще надо кое с кем связаться. Передай Молли спасибо за приглашение.
Взятая напрокат машина Крофорда оставила после себя облако редкой пыли, осевшее на придорожных кустах. Грэм вернулся к столу. Он уже знал, что потом будет вспоминать последний день счастливой жизни на мысе Шугалауф именно вот так: стол красного дерева, тающие кусочки льда в двух стаканах, салфетки, разлетающиеся от ветра, и далекие силуэты Молли и Вилли.
