Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В результате своей поездки Уильям Буллит привез в Париж сенсационное предложение Ленина, которое шло гораздо дальше уступок, сделанных немцам по условиям Брестского мира. «Все фактически существующие на территории бывшей Российской империи и Финляндии правительства, — говорилось в тексте документа, подготовленного для передачи Вильсону Литвиновым и одобренного Лениным 137, — сохраняют полную власть на территориях, занимаемых ими в момент вступления в силу перемирия» 138. То есть большевики сами предлагали то, в чем они в течение многих последующих десятилетий обвиняли своих противников на Западе, — в попытках развалить Россию. Независимость получали Финляндия, Польша, Галиция, Закавказье. Антисоветские правительства обретали признанный статус на территориях, контролируемых Белыми армиями, и могли объединиться в одно большое государство. Это означало, что Сибирь и Юг России отделялись от московской власти, и большевики готовы были официально признать это. Более того, все подписанты предлагаемого соглашения, включая большевиков, обязывались «не делать никаких попыток к свержению силой фактически существующих правительств, образованных на территории бывшей Российской империи» 139. Ради сохранения собственной власти в центральной России большевики предлагали уничтожить единое Российское государство.
Характерно, что большевики не обнародовали сразу свои предложения Союзникам. Их текст появился в «Известиях» лишь через два с половиной месяца, 23 мая, когда стало понятно, что эти предложения проигнорированы Западом, а кольцо Белых армий продолжало неуклонно сжиматься вокруг Советской республики. По всей видимости, столь поздняя публикация преследовала цель привлечь еще раз внимание к «мирным инициативам» Ленина, показать «миролюбие» советской власти. А поначалу предложения от 12 марта хранили в тайне. Большевики опасались такой же реакции российского общества, которая была ответом на Брестский мир. На что же надеялся Ленин, передавая через Буллита свои предложения? Прежде всего на передышку, которую можно будет использовать для разжигания мировой революции. Весной 1919 года большевикам снова стало казаться, что пламя революции вот-вот охватит Европу. В январе в Берлине вспыхнуло финансировавшееся и готовившееся большевиками восстание спартаковцев. Оно было быстро подавлено, но его отголоски еще долго звучали в Германии. В марте коммунисты под руководством Белы Куна захватили власть в Венгрии, провозгласив Венгерскую советскую республику, просуществовавшую до августа. Чуть позже, в начале апреля в Мюнхене была образована Баварская советская республика, просуществовавшая почти месяц. Кратковременные успехи были у коммунистов и в других частях Европы.
Ленину тогда казалось, что общеевропейский революционный пожар уже близок и очень хотелось перенести пламя войны на Запад. На состоявшемся в середине марта VIII съезде РКП(б) Ленин оптимистично утверждал, что «не проходит дня без того, чтобы газеты не приносили известий о росте революционного движения во всех странах». Ему уже виделось, что «осуществив советскую власть, мы нащупали международную, всемирную форму диктатуры пролетариата» 140.
Большевики надеялись, что им удастся повторить трюк с Брестским миром. «Брестский мир подточил сильного и могучего нашего врага, — говорил Ленин 12 марта, одобрив накануне предложение Вильсону. — В самый короткий период навязавшая нам грабительские условия Германия пала, того же следует ожидать и в других странах, тем более что всюду наблюдается разложение армий» 141. У Ленина было крайне мало информации о проходившей в Париже мирной конференции. Кое-что он услышал днем ранее от Буллита, рассказавшего, как Союзники «раздевают» Германию. Но выводы из этого Ленин сделал глобальные, выдав желаемое за действительное. К тому же он продолжал считать, что Германию погубило не военное поражение, а именно Брестский мир и революция (как ни странно, он думал одинаково с Людендорфом, переставляя местами причину и следствие), и теперь полагал, что предложенные им условия сделают то же самое с Антантой. Ради этого можно было снова поступиться территориями.
Наверное, будет уместным сделать здесь небольшое отступление. Примерно в это же время Густав Маннергейм предлагал адмиралу Колчаку, которого знал еще по службе в царской армии, финскую помощь в совместном с Юденичем наступлении на Петроград. Такая помощь могла оказаться решающей для Колчака, успешно продвигавшегося к Волге. Основным условием финнов было признание Колчаком, как Верховным Правителем России, независимости Финляндии. Сделать это адмиралу советовал из Парижа и Сазонов, считавшийся министром иностранных дел всего Белого движения. Резолюция Колчака от 3 марта 1919 года на письме Сазонова гласила: «Я не считаю кого-либо правомочным высказаться по вопросу о признании финляндской независимости до Всероссийского национального или Народного собрания, а потому не могу уполномочить вас сделать какие-либо заявления по этому вопросу от моего имени» 142. Хотя к тому времени вопрос о финской независимости считался почти решенным и сам по себе не вызывал у Колчака больших сомнений. Конечно, это был принципиально иной подход к России и ее национальным интересам. И Белые правительства ни за что не согласились бы с проектом расчленения России.
Что касается миссии Буллита, то она закончилась ничем. Молодой дипломат, гордый тем, как он справился с полученным заданием, оказался в Париже никому не нужен. С ним отказался встречаться вернувшийся на конференцию Вильсон, от него фактически отвернулись англичане, публично сделавшие вид, будто не знали заранее о поездке Буллита. Кончилось тем, что у американского дипломата произошел нервный срыв, и он подал в отставку, написав Вильсону нелицеприятное письмо. Буллит так и не понял, зачем его посылали в Москву. Впоследствии он, еще полный обид, писал: «Ленин, естественно, рассчитывал расширить область большевистского правления, как только он сможет безопасно это сделать, невзирая ни на какие обещания. Но сокращая коммунистическое государство до площади, немного больше той, которая была у первого русского царя Ивана Грозного, Ленин предлагал Западу уникальную возможность предотвратить насильственное завоевание коммунистами прилегающих областей» 143. То есть Буллит считал, что в дальнейшем Ленин обманет, но пока он слаб, ему можно верить. И Буллит поверил Ленину тогда, когда никто из Союзников уже не верил «вождю мирового пролетариата» и не хотел иметь с ним дело. В этом, собственно говоря, и заключалась главная ошибка Буллита.
По большому счету, Запад не доверял большевикам с момента их прихода к власти, но попытки найти взаимопонимание все-таки предпринимались. Они ни разу не приводили к успеху, потому что Западные демократии и большевики оперировали разными категориями и моральными принципами, мыслили в разных плоскостях. Во внешней политике большевики прибегали к «революционной дипломатии и дипломатии революции. Революционная дипломатия включала использование для достижения обычных дипломатических целей новых технологий, таких как воззвания к народам Западных стран, минуя их правительства. Дипломатия революции, напротив, подразумевала использование дипломатов и их привилегий для разжигания революций в чужих странах» 144. Очень точное определение двух основных методов работы, к которым прибегал НКИД в первые годы советской власти. Страны Запада, со своей стороны, не имея точной информации о том, что реально происходит в России, пытались компенсировать этот пробел разным отношением к абстрактному русскому народу и совершенно конкретной советской власти. Полные самых благих намерений по отношению к русскому народу, они все время ожидали, что большевистская власть вот-вот падет, не понимая, что ее приняла и поддерживает значительная часть этого народа. Отсюда те постоянные колебания и противоречия, которые были характерны для Союзников в эти годы. Наиболее ярко попытки стран Запада провести границу между большевиками и русским народом проявились при подготовке гуманитарной миссии Ф. Нансена — последней попытке найти компромисс в отношении России, предпринятой во время мирной конференции весной 1919 года.
