Иван Родионов - Наше преступление
– Вообще говоря, неумеренное потребление алкоголя действует разрушительно на весь организм... особенно на некоторые внутренние органы...
– Покойный Кирильев пил водку... кажется, в неумеренном количестве. Не могло ли повлиять на роковой исход именно то обстоятельство, что организм его уже был расшатан пьянством и что он в момент повреждения головы находился в состоянии опьянения?
– Я лечил Кирильева, и умер он от воспаления мягкой мозговой оболочки, причиненного побоями. При вскрытии его трупа я не присутствовал, но если бы внутренние его органы были повреждены от действия ли алкоголя или от какой–другой причины или замечался бы процесс перерождения хотя бы, скажем, почек, то в акте это обстоятельство обязательно было бы оговорено, но там никаких оговорок нет.
Хотя адвокату до некоторой степени и удалось использовать юридическую неопытность врача, но далеко не в той мере, как ему хотелось, и он раздражался. Его коньком в подобного рода процессах было сбить с толку эксперта, доказать перед судом и присяжными его невежество и незнание своего дела – прием, часто удававшийся ему в захолустных городках над опустившимися, не следящими за ходом науки врачами. Имея именно это в виду, он и принялся сейчас за Вознесенского.
Развалившись на своем стуле в самой непринужденной позе, с одной ногой наложенной на другую, с высоко задранной головой, адвокат, прищурив глаза, пренебрежительно, испытующим тоном спросил врача:
– Скажите, г.эксперт, вы какими руководствами пользовались в своих заключениях?
– То есть какие же вам руководства? – в замешательстве начал врач, оскорбленный наглым тоном адвоката. – Я состою старшим врачом здешней земской больницы, по специальности я – хирург, за мной пятнадцать лет практики и мне чуть не каждый день приходится делать операции – некоторые бывают довольно сложные...
– Для меня ваш личный опыт – не авторитет, – резко и грубо оборвал его адвокат, повернувшись на стуле так, что положение его корпуса пришлось боком к стоявшему врачу. Сидя в новом положении, адвокат продолжал еще в более пренебрежительном тоне бросать отрывистые фразы:
– Вы укажите мне судебно-медицинские руководства... Вы их мне подайте... Я об этом вас прошу... А что мне ваш личный опыт?! – И он с раздражением бросил на столик переплетенный том свода законов, который перед этим вертел в руках.
В голове врача, человека уже не первой молодости, мелькнула обидная мысль: «Что он, мальчишка, кажется, вздумал меня экзаменовать? Или я подсудимый, что со мною так обращаются?» И с этого момента врач, человек деликатный и мягкий, только и думал о том, чтобы поскорее избавиться от оскорбительной пытки адвоката.
И всем в зале показалось, что внушительный председательствующий стушевался, что руководительство судом присвоил себе защитник. Многие в душе возмущались его поведением и удивлялись, почему председательствующий не укажет зарвавшемуся адвокату его место.
Но тот молчал, сидя в своем высоком кресле с видом человека, довольного ходом процесса.
Не сделал он замечания адвокату потому, что сам держался самых широких взглядов на права защиты и потому, что побаивался дерзкого адвоката, который сделанное ему замечание наверное опротестует и потребует занести в протокол свой протест.
– Так будьте любезны, – уже злорадно и капризно настаивал адвокат, – укажите же мне судебно-медицинские источники, которыми вы руководствовались при вашей экспертизе? Если же вы их не знаете, тогда так и скажите. Будем знать, по крайней мере...
– Хорошо, я могу вам назвать... Пирогова... – с запинкой ответил врач.
Лицо адвоката покоробило судорогой.
– Пирогов, конечно, имя, – снисходительно согласился защитник, – но он уже устарел. Потрудитесь подать мне новейшие признанные руководства, а что мне Пирогов!
– В таком случае я укажу вам Гофмана... это более новое руководство...
Адвокат был неприятно удивлен.
– Да... – кисло протянул он. – Ну, а еще?
– Энгмерта... если хотите...
– Да, вот это так. Этого достаточно, – с сожалением, что сорвался подвох, процедил сквозь зубы адвокат. – Итак, мы пришли к соглашению, что от одного удара камнем такой формы, как вот тот камень, может быть причинено несколько трещин. Так ведь? – допытывался адвокат.
– Да, но не больше двух... – сказал врач, уже опомнившийся и догадавшийся, что в целях адвоката установить возможно меньшее количество нанесенных Кирильеву ударов.
– Ведь вы только что говорили...
Врач нетерпеливо пожал плечами.
– Я настаиваю, что не больше двух.
Адвокат угадал нежелательный ответ врача и прежде, чем Вознесенский докончил свою фразу, он чуть-чуть приподнялся с своего места.
–Я больше ничего не имею... – сказал он в сторону председательствующего своим густым грудным баритоном и нарочно так громко, что заглушил жидкий, слабый голос врача.
– Позволите?.. – с изысканным жестом светского человека, немного наклоняясь корпусом вперед, обратился к председательствующему товарищ прокурора, приподнимаясь со своего места.
Тот разрешил продолжать допрос.
Теперь было уже около 10 часов, а судебное следствие еще не закончилось, и председательствующему было неприятно, что товарищ прокурора вздумал еще отнимать время.
Обвинитель понимал это.
– Виноват, одну минуту, г. эксперт. Вы утверждали, как мне показалось, что одним ударом камня можно причинить не больше двух трещин. Так ведь? Я не ошибся?
Одну секунду врачу хотелось признаться, что он сбит с толка адвокатом, что он только принципиально допускает возможность причинения больше одной трещины одним ударом, в данном же случае решать это он не берется, но не хватило мужества исправить свою оплошность.
– Да, я допускаю, что одним ударом можно причинить и больше одной трещины...
– Но в нашем случае не больше двух?
– Да, никак не больше.
– Всех трещин на голове оказалось пять, а ран семь?
– Совершенно верно.
– Кроме того поранения острым орудием были и на шее?
– Были... три раны...
– Следовательно, всего десять ран, не считая мелких ушибов, повреждения зубов, лица и рассечения нижней губы?
– Да, совершенно верно.
Товарищ прокурора с легким поклоном опустился на свое место.
Председательствующий предложил присяжным допросить эксперта. Они отказались.
– Не желаете ли чем-нибудь дополнить судебное следствие? – спросил он стороны.
Защитник просил огласить, сколько времени подсудимые находились под стражей.
Председательствующий объявил, что около семи месяцев.
Этим закончилось судебное следствие.
Судьи сняли с себя цепи и, положив их на стол каждый против своего места, вышли из зала.
Вслед за ними повалила и публика.
VIII
родолжение заседания началось речью товарища прокурора.
– Господа присяжные заседатели, – так начал он, – в предложенном вам на рассмотрение деле подсудимые Лобов, Горшков и Степанов обвиняются не в убийстве Ивана Кирильева, хотя дело и кончилось смертью для пострадавшего, а только в нанесении тяжких, подвергавших жизнь опасности, побоев.
Обыкновенно в нашей губернии дела подобного рода в подавляющем большинстве случаев имеют однородный характер, совершаются в однородной обстановке и в определенные даже сроки.
Вам, господа, особенно присяжным из крестьян, лучше, чем кому-либо, известно, что обычно драки и убийства совершаются по время деревенских праздников, когда чуть не в каждую избу деревни, справляющей свой праздник, понаедут из других деревень родственники и приятели. Сперва все идет чинно и степенно, пока не перепьются. Тогда картина меняется. Начинаются придирки друг к другу, попреки, брань, ссоры и, наконец, дело доходит до драк. В результате таких потасовок часто оказываются искалеченные, а иногда и убитые. Вот это тип обыкновенных здешних убийств, и суд такие убийства относит к преступлениям, совершенным в опьянении, в запальчивости и раздражении, без заранее обдуманного намерения, и такие преступления нашими законами караются легче, чем преступления другого типа, когда обнаруживается наличность злого умысла.
Но в этом деле существенные признаки таких обычных праздничных убийств отсутствуют и, наоборот, имеются в наличности такие новые признаки, какие в обычных пьяных побоищах не замечаются. Постараемся разобраться в этом.
Избит был Кирильев не в праздничной пирушке, а в будни, в рабочий день. Это первое. Второе: эти лица привели себя в состояние опьянения с заведомой целью придать себе храбрости для задуманного дела. Третье: подсудимые в момент совершения преступления не находились в том состоянии полного опьянения, когда люди уже не отдают себе отчета в своих действиях. В-четвертых, – и это самое главное, – в этот день во время попойки все трое подсудимых неоднократно придирались к Кирильеву, подносили ему к лицу кулаки и грозились расправиться с ним.
