Иван Родионов - Наше преступление
– Да все... – сознался Рыжов, но тотчас же спохватился. – Они ему подносили, а ён им... не разберешь... Все выпивши...
– А как они ругались?
Рыжов молчал.
– Скверно ругались? Нельзя повторить? Ну, скажите примерно.
– Не помню.
– Но ругались?
– Ругались... а ничего такого...
– А про отобранную землю не вспоминали? – опять быстро переспросил обвинитель.
– Всего было...
– Значит, вспоминали. Что же именно?
– Не помню.
– Так-таки ни слова не помните?
– Ни к чему мне – забыл...
– А все-таки Степанов упрекал Кирильева за отобранную землю?
– Да... было немного...
– И грозил отомстить?
– Нет, не грозил.
Товарищ прокурора сел.
– Скажите, пожалуйста, свидетель, когда подсудимые, по вашим показаниям, убивали Кирильева, вы в это время где находились? – спросил адвокат.
– Я... я ехал сзади в телеге... с Ларионовым.
– И далеко сзади?
– Да далеко... но не очинно штобы...
– Ну как не очинно, шагов 10, 20, 50 или более?
– Да шагов... пятьдесят...
– Темно было?
– Темно, но не очинно... все было видно...
– Значит, на ваших глазах убивали вашего приятеля? Так ведь?
– Да, так... – переступив с ноги на ногу, нерешительно подтвердил Рыжов.
– И что же вы делали, когда его убивали?
– Да што ж я?.. я ничего... я сказал, што так, братцы, нельзя...
– Отчего же вы не помогли Кирильеву отбиться?
– Забоялся... и меня прикончили бы...
– Скажите, свидетель, вам лет под тридцать? Еще нет 30? – оглядывая Рыжова с головы до ног, спросил адвокат.
– Да, около того.
– Вы, кажется, работаете на заводе?
– Да, на заводе... в Товариществе...
– Что ж вы там делаете?
– А гнилу подаю наверх, в мастерскую.
– На тачках возите?
– Да, на тачках, – поспешно ответил Рыжов, видимо, обрадованный, что допрос перешел на неопасную и более знакомую тему.
– И тяжелые тачки?
– Да, ничего себе... очинно даже тяжелые.
– Ну, как примерно? – с улыбкой, совсем по–дружески спросил адвокат.
– Да всяко бывает... Иной раз как навалят пудов пятнадцать, так и повезешь, не откажешься. Так наломаешься за день, што к вечеру рук не повернуть, болят. – При этом Рыжов схватился даже за плечевые мускулы.
– А силён был Кирильев? – вдруг круто перевернул допрос адвокат.
Рыжов даже головой замотал.
– Да в округе-то супротив его никто бы не устоял. Ежели так на совесть да тверезый, так ён и пятерых одной рукой размахал бы...
– Размахал бы?! Значит, очень силен, сильнее, например, вас или Александра Степанова?
– Ку-уды? Много сильнее. Што мы? Мы перед им ровно дети малые.
И Рыжов, забыв прежнюю осторожность, хотел было распространиться о том, что Ивана даже пьяного ни за что не одолеть бы парням, если бы его сразу не оглушили камнем по затылку.
– Адвокат угадал мысль Рыжова и, не дав ему и рта раскрыть, быстро и неожиданно свернул в сторону.
– Вы были на войне в Манчжурии?
– Был. В 1-м саперном батальоне служил, – охотно ответил Рыжов.
– И там таким же храбрецом себя вели, как во время убийства Кирильева?
Рыжов сконфуженно ухмыльнулся и растопырил руки. Наступило молчание. Добродушно улыбался адвокат, сдержанно, весело смеялась публика и присяжные, и даже на лицах судей мелькнули усмешки. Адвокат заинтересовывал, располагал к себе весь зал.
– Скажите, дорога, на которой избили Кирильева, шоссейная?
– Нет, не саша, а значит, как Товариществу неспособно было весною али по осени, когда грязь, гнилу на завод возить, так они, значит, за свой счет проложивши...
– Значит, каменная?
– Каменная, каменная.
– Хорошо. Еще один вопрос, свидетель. После того, как произошла драка, вы оставили Кирильева одного лежать на дороге, а сами поехали домой. Так ведь?
– Да, домой поехали...
– Вы были пьяны?
– Да... выпивши малость... – замялся Рыжов.
– А может, и очень выпивши?
– Да... не очень, штобы так...
– В Хлябине вы останавливались?
– Да, были остановивши... – не сразу испуганно проговорил Рыжов, уже догадываясь, к чему ведет адвокат.
– Что вы там делали?
Рыжов замялся, даже вспотел и не поднимал глаз.
– Не припомните?
Прождав несколько долгих секунд и не получив ответа, адвокат начал говорить медленно, раздельно и тихо, но так, что слышно было во всех углах зала, и таким тоном, каким учителя подсказывают растерявшимся ученикам плохо выученный ими урок.
– Конечно, прошло уже более полугода, и такие пустяки вы могли забыть, – добродушно-насмешливо говорил он. – Так и быть, я вам помогу. Не припомните ли, не просили ли вы там у одной хозяйки чайную чашку?
– Просил... – не сразу, упавшим голосом ответил весь пунцовый Рыжов, переступая с ноги на ногу и опуская руки.
Адвокат прищурил глаза и уставился ими на Рыжова, как кот, готовый к прыжку.
– Просили? и вы ее получили или не получили, чашку-то?
– Получили...
– Для чего она вам понадобилась? – вдруг открывая смеющиеся глаза и взглянув прямо в сконфуженное лицо свидетеля, спросил адвокат.
Рыжов молчал, глуповато, растерянно улыбаясь, и опять пошевелил растопыренными пальцами опущенных рук.
– Видимо, мне опять придется вам помочь, – и адвокат вздохнул. – Вы пили из этой чашки водку?
Рыжов опять переступил с ноги на ногу и, не поднимая головы, чуть слышно ответил:
– Пили.
Зал огласился дружным, веселым смехом. Адвокат прошел к своему месту и сел.
– Скажите, свидетель Рыжов, – спросил товарищ прокурора, – в Хлябине в тот вечер вы один пили водку из чайной чашки или и другие пили с вами вместе?
– Все пили...
– Кто же именно?
– Да вот Александра Степанов, Алексей Лобов, Горшков Степан...
– Когда подсудимые избивали Кирильева, то куда он упал: на самую дорогу или сбоку дороги, на землю? Не помните?
– Нет, он свалился далеко от дороги, прямо на землю... под гору...
– Скажите, свидетель, вы хорошо знали потерпевшего Кирильева?
– А как же?! Хорошо... выросли вместе.
– Какого поведения он был?
– Ничего... Хорошего... Ничего худого про его сказать нельзя.
– Хорошо жил с женой?
– Лучше и не надо... так жил.
– Кто у него в семье был хозяин?
– Да ён сам и был хозяин. Мать-то евоная ни до чего не касалась. Как помёр Тимофей, отец-то... Иван-то Тимофеев парнем остался и полных осьмнадцати годов не было, а стал на хозяйство, хорошо вел.
– Хорошо?
– Чего же лучше?! Хрестьянство не бросал, завсегда своего хлеба на цельный год хватало и в дорогу ездил с мура вой и с мелочью. У его время даром не пропадало... завсегда деньжонки водились... добычливый был.
– Семья у него большая?
– Да сколько? Мать, да сестру Дуньку выдал замуж, да одна сестра махонькая осталась, да два брата, да вот жона осталась с робенком... другой-то помёр... уж без его родивши...
Вызванный после Рыжова Ларионов не дал решительно никаких показаний. Он держал себя так же, как и у следователя, притворился совсем глухим, вид имел глуповатый и на все предлагаемые ему вопросы или отмалчивался, делая вид, что не расслышал, или заявлял, что в вечер убийства Кирильева был так пьян, что спал в телеге всю дорогу и ничего не видел и не слышал.
V
оследним из свидетелей обвинения предстал перед судом Иван Демин. Склонив голову к плечу, он в сопровождении пристава шагал по залу уверенно и смело на своих коротких, уродливых ногах и остановился перед судейским столом с улыбающимся лицом. Весьма возможно, что улыбка, никогда не сходившая с его лица, обусловливалась особенным строением его рта: верхняя губа у него была коротка и никогда не закрывала длинных, кривых передних зубов. Ни тени смущения перед судьями он не чувствовал. Появление перед судом такой независимой и смешной фигуры вызвало в зале оживление.
– Что вы знаете, свидетель, по этому делу? – спросил председательствующий.
Демин слегка откашлялся и начал своим приятным высоким тенором:
– Вот когда дело это вышло, я проходил по дороге...
– Какое дело? – переспросил председательствующий.
– А убийство Ивана Тимофеева.
– Так. Вы откуда же и куда шли? – рассматривая прищуренными глазами свои ногти, спросил он.
– А из города домой.
– Так, продолжайте...
Демин толково и последовательно, шаг за шагом рассказал о своей встрече с убийцами на Хлябинской горе, об их погоне за ним и угрозах, об его клятвах, на которые его вынудили под страхом смерти.
Весь зал – и судьи, и присяжные, и публика, притихнув, с большим интересом и доверием слушали этого свидетеля.
Адвокат краснел и хмурился, вертя карандаш в руке.
Демин, рассказав до того места, когда его поймали на горе парни и схватили за шиворот, запнулся.
– Кто же это были? – спросил председательствующий.