Иван Родионов - Наше преступление
На вопрос председательствующего: признают ли подсудимые себя виновными, они ответили, что не признают.
Появление адвоката не прошло незамеченным среди публики задних скамей и даже возбудило толки.
– Гляди, верно из жидов, как жук черный... – сказал один мужик своему соседу, мотнув бородой на адвоката.
– Должно, из их... пятьсот слупил...
– Пятьсот? – недоверчиво переспросил первый. – Ой-ой-ой, такие деньги! Да за что? Пятьсот! шутка сказать. Да за што? – Он удивленно качал головой.
– А за оправдание. Даром, што ли, будут оправдывать?! Ну, себе сотню возьмет, другую сунет следователю, а остатки судьи поделят... Даром, што ли? Им это лафа...
– Ловкачи эти жиды! ой, ловкачи! Ишь какую механику подвел... Пятьсот! – все удивлялся, крутя головой, первый мужик. – К им, брат, деньги-то липнут. К православным не так... нет... Где уж православному до жида?!
– Не-е, ён не из жидов, – вмешался сидевший рядом Пармён – дядя Сашки, уже порядочно нагрузившийся с утра. – Ён – православный, с Москвы. Пятьсот, как одну копеечку, без того и не ехал... положи, говорит, да и только. Положили, тогда поехал, слова не сказал, поехал... а прозвище-то евоное Моргунов, али Моргачев... Пал Николаич... ловкач, чище жида! Пять, говорит, сот на стол, без того не поеду... ну, ему пятьсот положили, ён и поехал, слова не сказал, поехал... без фальши... поехал...
Председательствующий распорядился ввести свидетелей в зал. Высокий, худой, бледный с строгими иконописными чертами лица священник в лиловой полинялой рясе, с серебряным крестом на груди, надел эпитрахиль, выпростал из-под нее свои длинные, прямые русые волосы и подойдя к стоявшему у судейского стола аналою, на котором лежали крест и евангелие, резким, отрывистым голосом сказал столпившимся около него свидетелям коротенькое предупреждение о важности предстоящей присяги и о том грехе, который возьмет на свою душу всякий, кто нарушит ее. Потом он приказал поднять руки с пальцами, сложенными для крестного знамения. Судьи и все находившиеся в зале встали.
Отрывисто и резко звучал голос священника, произносившего слова присяги; вразбивку, нестройно и глухо повторяли их свидетели.
После присяги все свидетели, кроме одной Катерины, были удалены приставом из зала.
Пристав взял Катерину за локоть, провел ее несколько шагов от решетки и, остановив перед судейским столом, сам вернулся к своему месту у двери.
II
ще тогда, когда Катерину только что ввели вместе с другими свидетелями, она была поражена блеском и великолепием зала и боязливо недоумевала, зачем она сюда попала. Только когда священник приводил ее с другими к присяге, она стала догадываться, что тут затевается свадьба, но, как ни смотрела, не видела жениха и невесты, когда же удалили всех остальных свидетелей и пристав, назвав ее по имени, повел к красному столу с сидевшими за ним важными господами, на которых как жар горели золотые цепи, Катерина застыдилась. Она поняла, что ее будут венчать. «А как же Ваня-то?» – мелькнуло в ее голове. Но она тотчас же решила и этот вопрос. «Этот барин, – подумала она о приставе, – и есть Ваня, и нас будут венчать».
Ни пристав, ни судьи не знали, что имеют дело с помешанной. Зато появление перед судьями сумасшедшей бабы привело публику задних скамей в самое веселое настроение. Тотчас же поднялись шушуканье, шутки, смех. Конечно, шутила, злорадствовала и смеялась только сторона родственная и сочувствующая подсудимым.
Председательствующий, взглянув на публику, недовольно наморщился, но еще раньше его пристав поднялся на носки и строгими глазами оглядывал задние скамьи.
– Шш... шш... – пронеслось в зале.
Но это не подействовало.
– Господа, прошу прекратить шум, иначе вынужден буду очистить зал! – покрывая все голоса, крикнул пристав.
Все мгновенно смолкло.
– Свидетельница, расскажите, что вы знаете по этому делу? – обратился к Катерине председательствующий.
Сумасшедшая заинтересованным взглядом рассматривала судей и священника, со сложенными под мышки руками присевшего на широком подоконнике у аналоя, и не слышала вопроса. Председательствующий повторил свой вопрос более мягким тоном.
Теперь Катерина взглянула на него, и ей понравился ласковый, важный барин, но сейчас же застыдилась, поняв, зачем он здесь, и отворотила в сторону свое худое, землистого цвета лицо с синевой под глазами. «Ишь в посаженые отцы набивается».
– Что же вы молчите? – добивался председательствующий. – Ведь вы вдова потерпевшего Ивана Кирильева? Да?
Катерина стыдливо усмехнулась, склонив голову, чуть слышно ответила: «да» и украдкой, искоса взглянула на священника. «И попа уж привели, – мелькнуло в ее голове, – а народу-то што глазеет!» Но вдруг настроение ее изменилось. Ей стало весело от того, что набралось столько народа глядеть на ее венчание. «Пущай!...» – подумала она.
На задних скамьях опять послышался смех и перешептывание. Опять пристав поднялся на носки и, грозно взглянув, снова крикнул:
– Прошу не шуметь.
Катерина оглянулась на пристава: «Какой сердитый! – подумала она, – а еще жених, под руку вел. Не пойду за его. Ён не Ва нюшка, а еще прикидывается! Ва нюшка добрый был, никогда не кричал».
Зато ей понравился мундир пристава, его шпага и белая цепь на шее. Она загляделась на него, но новые лица отвлекли ее внимание. Недалеко от пристава у стены сидели убийцы мужа. Она нахмурилась. «Ишь пришли. Чего им тут надоть? Еще убьют кого. Такие драксуны».
В зале наступила недолгая тишина.
– Ну, так вот, – продолжал между тем председательствующий. – Вы – вдова потерпевшего Ивана Кирильева, что же вы можете сообщить нам по делу о нанесении ему тяжких побоев? Рассказывайте, не стесняйтесь.
– Его убили... – вымолвила Катерина, опустила глаза и пригорюнилась.
– Да мы знаем, что его убили, – с усмешкой нетерпения сказал председательствующий. – Вот и расскажите нам, что знаете об его убийстве...
Теперь Катерина уже забыла о предстоящей свадьбе и женихе и исподлобья, не без страха, взглядывала на убийц, обменявшихся между собой усмешками.
«Ишь убили, да еще смеются», – подумала Катерина.
– Ну, расскажите же, что знаете по этому делу. Или вы ничего не знаете? Тогда так и скажите! – уже с раздражением приставал председательствующий.
– Да они вот тут сидят, – необычной скороговоркой заявила Катерина, указывая пальцем на подсудимых, и чем дальше она говорила, тем слова ее становились неприязненнее и возбужденнее. – Сашка-то заводило всего...
– Какой Сашка? выражайтесь точнее, свидетельница...
– А ён, Сашка Степанов, – продолжая указывать пальцем на скамью подсудимых, говорила сумасшедшая повышенным голосом. – Ён и был заводило, бессовестный! Ваня-то ему спину промывал да перевязывал... как его исполосовал кнутом хрёсный...
– Это к делу не относится, – резко оборвал председательствующий.
Но Катерина не слушала.
– Такие они все драксуны и пьяницы. Никому от их проходу нетути. Моего-то подпоивши и убили...
Тут зал притих. Странность и решительность показаний произвели на всех сильное впечатление; все поверили в правдивость показаний Катерины, но и все почуяли, что перед судом стоит человек не вполне нормальный. Адвокат, кисло и загадочно усмехаясь, теребил свою густую, круглую бородку и, скривив рот, почесывал заросшие щеки. Между тем допрос продолжался.
– Свидетельница, вы сами видели, как били вашего мужа?
– Нет, – с выражением грусти ответила Катерина. – Мы с мамынькой ждали его... как ён ушодчи в город...
– Вы сами не видали. Значит, вам кто-нибудь рассказал об этом происшествии. Кто же?
– А Ваня...
– Какой Ваня? Назовите его фамилию, прозвище?
– А мой Ваня... Иван Тимофеев... хозяин-то мой...
На лице председательствующего выразилось недоумение. Правый член суда с широкой приплюснутой плешивой головой, с обрюзглым умным лицом старого китайского бонзы, с начала процесса давившийся от зевоты, тут продрал свои узкие, темные, с навернувшимися слезами глазки и, положив руки с локтями на стол, неподвижно уставился на Катерину.
– Наплела лаптей... Эх!.. – ясно в тишине пронесся с задних скамей негромкий мужицкий голос и осекся.
– Тебе чего? чего? – значительно тише, но угрожающе забормотал тот же голос.
Рядом сдержанно засмеялись. Пристав бросился туда. Это говорил опьяневший в духоте Пармён, но испугавшаяся жена закрыла ему рот ладонью. Пристав не дознался, кому принадлежали сказанные слова, но погрозился при новом шуме очистить зал.
– Прекрасно. Вам рассказал ваш хозяин, то есть муж, – добивался председательствующий. – Когда же он вам успел рассказать?
– А ён ко мне приходит... – опуская глаза, унылым тоном ответила Катерина, но тотчас же, под влиянием приятных воспоминаний, весело добавила: – ён обо мне зоблется, Ванюшка-то, не забывает... пряников приносил...
