Арт Бухвальд - Америка и американцы
Однажды другая парочка спросила их, не хотят ли они сыграть «микст»[48].
— О, я не решаюсь, — вспыхнула Петти.
— Ты, конечно, можешь, — воскликнул Боб. — Идем! Мы их расколошматим в пух и прах.
Боб буквально лез из кожи, и, хотя Петти не очень ему помогала, они выиграли два сета.
Боб крепко обнял Петти:
— Дорогая, ты изумительная девушка!
— О, Боб, — крикнула Петти. — Я никогда не думала, что так получится…
— Я люблю тебя, — сказал Боб. — Давай поженимся!
— Хорошо, Боб, хорошо, — ответила Петти, и губы их слились в поцелуе. Они, наверное, еще долго оставались бы в такой позе, если б не надо было освободить корт.
Через месяц они сыграли свадьбу в теннисном клубе и уехали на медовый месяц в спортивный лагерь для теннисистов.
Когда они вернулись, Боб занялся своими маклерскими операциями, а Петти продолжала ежедневно посещать корт и скоро стала играть хорошо, пожалуй, даже лучше Боба,
* * *Все произошло однажды в воскресенье год спустя. Боб и Петти снова играли «микст» в клубном турнире, и Петти послала мяч в сетку.
Боб со злостью сказал:
— Не держи так низко ракетку!
— Если бы ты не морочил мне голову, — громко крикнула ему Петти, — я бы не промахнулась.
— А как я могу тобой не руководить, если ты не можешь сделать даже укороченный удар?
— Гляди‑ка, кто дает уроки, — взвизгнула Петти. — А почему ты не играешь у сетки?
Боб с отвращением швырнул свою ракетку и ушел с корта.
И так пошло из месяца в месяц. Поползли разные слухи. Боб трусливо удирал, чтобы поиграть с одной девчонкой на другом корте, а Петти по утрам подбирала себе для игры любого постороннего мужчину.
Никого не удивило, когда Петти поехала оформлять развод.
Она жаловалась на невозможный характер Боба.
Он обвинял ее в неправильном подходе к мячу и в том, что Петти всегда мешала ему своим криком, когда он играл на задней линии…
Она сказала, что он никогда не давал ей достаточно денег на покупку новых теннисных мячей.
Боб сказал, что она безрассудно проматывала деньги, вместо того чтобы покупать нейлоновые струны для ракеток.
Суд решил, что этого вполне достаточно для развода.
Боб и Петти теперь встречаются очень редко. Они всегда прогуливаются по разным сторонам корта.
Члены теннисного клуба не одинаково оценивают этот разрыв. Жены осуждают Петти за мотовство, а мужья говорят: «Боб совершил ошибку. Он не должен был потворствовать Петти, выдвигая игру в теннис на первый план!»
ЗВОНОК БОББИ ФИШЕРУ
Президенту Никсону придется принять одно из наиболее важных решений за свое правление— позвонить или нет по телефону Бобби Фишеру, выигравшему мировой шахматный чемпионат в Исландии.
Много лет уже не было такого антигероя, как Фишер. Его поведение до и во время турнира заставило одного читателя написать: «Фишер — единственный американец, который может заставить американцев «болеть» за русских».
Основываясь на поведении Фишера в Исландии, можно представить, что этот телефонный разговор прозвучит примерно так:
— Хэлло, Бобби, говорит президент Никсон. Мне захотелось позвонить и поздравить тебя с победой в Исландии.
— Короче, пожалуйста, я устал…
— Это великий день для Америки, Бобби!
— Это великий день для меня. Я выиграл сто пятьдесят тысяч долларов и показал кое‑что этим исландским недотепам.
— Знаю, Бобби… Я всегда входил в шахматную команду своего колледжа.
— Большое дело.
— Но затем я перекинулся на футбол.
— И из‑за этого вы мне звоните?
— Подожди минутку, Бобби. Я всегда звоню каждому, кто выиграл чемпионство для Америки. Мне хочется устроить парадный белогалстучный прием в Белом доме, когда ты вернешься.
— Сколько мне заплатят за приход?
— Заплатят? Я не плачу людям, которые приглашены на прием в Белый дом.
— А что это мне даст?
— Я приглашу весь кабинет министров, Верховный суд, лидеров конгресса и любого богатого члена республиканской партии, который играет в шахматы. Будет приглашен и этот парень Ломбарди, твой секундант во время матча, чтобы играть после приема. Это тот минимум, который я могу сделать для победителя великого Спасского…
— Хорошо! Я приду, но вот мои требования. Вы пошлете за мной в Исландию свой президентский самолет… Вы лично встретите меня в аэропорту. Предоставите мне лимузин, номер–люкс в отеле, персональный теннисный корт и персональный плавательный бассейн. А также секретных агентов, чтобы меня не задушили газетчики…
— Думаю, что смогу все это сделать, Бобби.
— И никаких телевизионных камер!
— Никаких телевизионных камер?
— Ненавижу телевизионные камеры. Они вгоняют меня в неистовство. Если я увижу хотя бы одну телевизионную камеру, тотчас уйду.
— Не волнуйся, Бобби! Телевизионных камер не будет!
— И никаких разговоров, когда я ем. Не могу есть, когда люди болтают.
— Очень трудно будет устроить большой прием в Белом доме, чтобы никто не говорил.
— А это уж ваша проблема. Если я услышу какой‑нибудь шум, вам самому придется поискать другого чемпиона мира по шахматам.
— Все, как ты скажешь, Бобби. Ведь это прием в твою честь!
— А в котором часу это будет?
— Думаю, что около восьми.
— Я буду к девяти. Не люблю стоять в ожидании и вести светскую беседу с политиками в накрахмаленных сорочках.
— Понимаю, Бобби!
— Ия принесу свой стул. Не могу есть, когда сижу на чужом стуле. И еще одно: мне не нравится слишком яркое освещение, когда я ем. При ярком свете я не примусь за первое блюдо.
— Никакого яркого освещения. Я понял тебя, Бобби. Мне хочется добавить только, что мы все гордимся тобой. Ты подаешь хороший пример американской молодежи.
Ричард Никсон положил трубку, а затем снова поднял ее и позвонил руководителю ЦРУ Ричарду Хелмсу.
— Дик, я посылаю свой президентский самолет в Исландию, чтобы доставить Бобби Фишера. Окажи мне услугу. Как только он очутится на борту, сделай так, чтобы самолет похитили и угнали куда‑нибудь…
РОКОВОЙ ЧЕТВЕРТЫЙ РЯД
Не надо быть шахматистом, чтобы оценить значение выигрыша Карповым шести партий в матче с Корчным. «Свободный мир» поддерживал Корчного потому, что он переметнулся из Советского Союза и не говорил ничего доброго о коммунистической системе. А Кремль твердо решил, что его парень должен выиграть этот матч, и послал с ним солидное окружение, включающее шахматных мастеров и психолога по имени Владимир Зухер. Роль последнего ограничивалась сидением в четвертом ряду зрительного зала, где он ничего не делал, но пристально глядел на Корчного, когда тот играл.
Корчной горько жаловался на этот «гамбит» и после проигрыша нескольких партий добился у судей перемещения психолога в задние ряды зала. Но в финальную игру психолог якобы вернулся обратно в четвертый ряд, уставил свой зловредный глаз на Корчного, и советский невозвращенец проиграл матч.
Кто знает, использовал ли Зухер гипнотизм, тайны магии, шпионажа или откровения психологии, но он явно преуспел.
Если такое произошло на шахматном матче, американцам не мешает поразмыслить об Олимпийских играх 1980 года в Москве. Удивит ли кого‑либо руководящий план Советов таким же грандиозным замыслом лишить золотых медалей наши олимпийские «звезды».
Вполне возможно, что в настоящий момент Советы тренируют тысячи «зрителей», приучая их сидеть в четвертом ряду олимпийских стадионов, уставившись пристально на наших спортсменов. Они могут быть обучены излучать дурное влияние на всех, одетых в звездно–полосатую униформу.
Если такая система сработает, наши доблестные мужчины и женщины будут сбиты с толку этим пристальным вниманием и станут совершать ошибки на беговых дорожках, тонуть и погружаться на дно олимпийских плавательных бассейнов или падать ничком во время акробатических соревнований.
Хитрая уловка Зухера может иметь серьезные последствия. Американским атлетам на Олимпийских играх придется носить шоры, специальные наглазники, которые обычно надевают на лошадей, чтобы они не видели трибун. Это должно стать причиной некоторых неудобств, но, если наши люди начнут носить такие шоры теперь, они смогут пользоваться ими в 1980 году.
Имеется и другая идея: предупредить русских, что, если они станут так смотреть на наших спортсменов, когда они соревнуются, мы тоже прибегнем к нашим собственным «смотрельщикам», умеющим заворожить дурным глазом…
Суть третьего предложения сводится к тому, чтобы мы обучили каждого соревнующегося в нашей команде глядеть при этом назад или мигать.
Никому не будет по душе привлечь ЦРУ к Олимпийским играм, но, если Советы применили психологическое оружие, чтобы выиграть шахматный матч, лишь небеса знают, сколь далеко они способны шагнуть, чтобы похоронить наши надежды на выигрыш в играх 1980 года. Нам придется поэтому призвать людей из Лэнгли[49].
