Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский
Регина дружила с коллегой по работе — высокой, синеглазой, фигуристой блондинкой — Людмилой. Люда тоже участвовала в их общих интер-фронтовских делах и тоже была не замужем, несмотря на то что ей было уже чуть за тридцать. Иванов при случае познакомил женщин с Толиком. Уже тогда о Рижском ОМОНе ходили легенды — отряду удалось быстро прижать поднимавшую голову преступность. Действовали омоновцы непривычно жестко и решительно, взяток не брали, рядовому милицейскому начальству не подчинялись и вообще славились своей независимостью и, как сейчас сказали бы, «отмороженностью» — в хорошем, если так можно выразиться, смысле этого слова.
Толик, конечно, очень быстро и как-то даже «привычно» положил глаз на красавицу Людмилу, еще быстрее добился своего и хотел было развязаться с очередной пассией. Но не тут-то было. Люда влюбилась в него не на шутку, да и постоянные контакты с Ивановым, служившим связующим звеном в их отношениях, не позволяли Толику просто спрятаться от
Люмилы хотя бы на недоступной для посторонних базе ОМОНа. Хочешь не хочешь, а приходилось встречаться.
Тем не менее Толик ко всему относился легко, ситуация его не раздражала, а Люде только одного и надо было — хоть видеться иногда. Потому и на дачу к Иванову они приехали все вместе. Толик, как и все омоновцы тогда еще не ангажированный ни одной политической силой, принялся готовить шашлык вместе с Аллой, слегка оттаивавшей всегда в его обществе, зато Регина с Людой стали грузить Иванова интерфронтовскими делами, зная, что решить их лучше до готовящегося застолья.
Речь шла о поездке в Ленинград на учредительный съезд Объединенного фронта трудящихся СССР. Интерфронт Латвии участвовал в мероприятии как один из главных соучредителей. У движения к тому времени уже был свой штатный состав, руководили им освобожденные лидеры ИФ — Алексеев и Лопатин. Регина, тайно влюбленная в Алексеева, часто виделась с ним, они приятельствовали. Естественно, отношения эти не выходили за рамки рабочих — Анатолий Георгиевич был примерным семьянином, у него две взрослые дочери-красавицы, поэтому речь не шла ни о каких интрижках, конечно. Но зато Регина постоянно продвигала вперед Иванова, полагая, наверное, справедливо, что в движении не хватает на штатной работе именно таких людей, как он. А налипло тогда вокруг Интерфронта много «попутчиков», как просто случайных, так и тщательно «подсовываемых» в руководство движением со стороны.
Иванов должен был ехать на съезд не в качестве делегата, а как корреспондент «Единства» и интерфронтовского телецентра, для освещения, так сказать, довольно важного политического события. Ехать надо было за свой счет, ИФ оплачивал только билеты. Поскольку Иванов не был в штате движения, то вставал вопрос средств. В середине длинного учительского отпуска семейный бюджет Ивановых уже трещал по швам. Регина решительно полезла в сумку и вытащила объемистый, тяжелый пластиковый мешок с «белой» мелочью — выручку от распространения их районного бюллетеня Итерфронта за месяц. Высыпали содержимое мешка на стол, подсчитали — оказалось вполне достаточно, даже на случай непредвиденной ситуации. Алла была не слишком довольна внезапно наметившейся отлучкой мужа, но, поскольку, в отличие от своих родителей — почти энфээловцев, разделяла политические убеждения супруга, протестовать не стала.
А Толику тогда и вовсе, казалось, было все по фигу — ОМОН еще стоял вне всякой политики.
Ехали в Ленинград весело, но по-деловому. Алексеев никаких вольностей со спиртным и прочими безобразиями не терпел. Иванов в этой поездке работал в связке с Сашей Васильевым — режиссером и оператором телестудии ИФ. Валерию Алексеевичу предстояло при необходимости работать в кадре, а главное написать подробный отчет о съезде для «Единства».
Уже по прибытии в Ленинград начали расставлять точки над Отметились в музее Кирова, где будет происходить съезд, нанесли визит в райком партии, находившийся неподалеку, полюбовались великолепием интерьеров здания райкома — бывшего великокняжеского дворца. Первый секретарь райкома, курировавший съезд ОФТ, поскольку мероприятие проходило на его территории, был в оценке общей обстановки лаконичен. Власти у партии почти не осталось. Ни один серьезный вопрос было уже не решить, как прежде, надавив непререкаемым партийным авторитетом. Все в районе держалось только на давних личных связях и хороших отношениях с руководителями предприятий и организаций. А если этих отношений нет, то и сделать ничего нельзя.
Многие стали подчеркнуто выходить из-под партийного контроля, недвусмысленно кивая на приоритет высшего партийного руководства, не то что разрешающего — настоятельно требующего скорейшей демократизации на местах. А понимали эту демократизацию одинаково — можно все, война все спишет. Хаос и разруха еще только начали маячить на горизонте, но опытные хозяйственники и руководители уже давно поняли — страна выводится из-под их контроля и делается это сознательно. Итожа свою краткую речь перед гостями, секретарь еще раз подчеркнул — он рад помочь, он на стороне всех здоровых, как он выразился, сил в государстве, но если московское руководство будет и дальше перестраиваться с такой силой, скоро все обвалится не только в Прибалтике, но и в самой России, в Ленинграде в том числе. В городе традиционно много интеллигенции, вся она настроена революционно, жаждет нового Октября наоборот. Гласность ударила всем в голову, влиять на средства массовой информации никто уже не в силах, даже собственные, партийные газеты стали неуправляемы.
Когда, уже в следующем году, Иванов попал в Смольный на встречу с первым секретарем Российской компартии Полозковым, он сам понял — это конец партийной власти. Перед собравшимися журналистами мямлил затасканные слова человек, переодень которого в синюю спецовку — и никогда не отличишь от сантехника. Только суровые комитетские прапорщики охраны на входе в Смольный да традиционное наличие деликатесов в буфете еще создавали видимость наличия у партии какой-то власти. Внутреннее содержание было изъедено ржавчиной, и партия готова была рухнуть в один момент.
На съезде Объединенного фронта трудящихся было интересно. Там не было партийных функционеров, зато в работе участвовало много делегаций со всех регионов страны, представлявших стихийно, снизу оформлявшееся движение народа, пытавшегося сохранить свою страну. Была делегация из Тирасполя, были представители всех прибалтийских интерфронтов и движений, шахтеры из Новокузнецка, внушительная питерская команда, состоявшая как из рабочих, так и из профессуры.
Все пытались найти выход из кризиса, в который вовлекало страну ее руководство. Все верили, что народ в состоянии что-то сделать сам, все надеялись на различные формы самоорганизации масс. Но никто не владел практическими ресурсами — все в стране подчинялось одной централизованной схеме распределения и управления. А власть центра если и отдавала ресурсы в чьи-то руки, разрушая саму себя, то только тем, кто жаждал помочь в упоенном разрушении. Но зато тот же самый Центр очень зорко следил за тем, чтобы остатки административного ресурса ни в коем случае не доставались противникам перестройки. Точнее, такой перестройки, какая была задумана сверху и планомерно осуществлялась.
Все делегаты съезда видели, что страна несется под откос, все понимали, что надо что-то делать, но инерция веры в могущество Советского Союза и советского строя была такова, что почти никто не представлял себе, как мало времени осталось на то, чтобы попытаться хотя бы затормозить процесс, который «пошел», дать передышку оголтелому промыванию мозгов, дать народу время одуматься.
Вечером, когда встал вопрос о ночлеге, окончательно определился и расклад сил. Жданок с Белайчуком предложили Иванову ехать с ними в дорогую гостиницу, где у них заранее были забронированы номера. Вопрос оплаты, естественно, они также решали сами.
Валерий Алексеевич вежливо отказался и вместе с Алексеевым и его группой остался ночевать в общежитии ПТУ, расположенном недалеко от места проведения съезда. Эта ли мелочь с гостиницей была тому причиной или репортаж, написанный им о съезде для «Единства», но только по возвращении в Ригу Анатолий Георгиевич пригласил его через Регину к себе на Смилшу и предложил новую поездку в Ленинград, уже для участия в прямом эфире «Горячей линии» на телевидении, вместе со знаменитыми Гдляном и Ивановым. Только те будут говорить о событиях в Фергане, а рижане должны были подготовить видеоматериал, иллюстрирующий рассказ о событиях в Латвии.
Забыв про отпуск и срочно перевезя семью с дачи в рижскую квартиру, Валерий Алексеевич вместе с Сашей Васильевым отправился в Елгаву, снимать сюжет о развале под давлением местных латышских властей Рижской автомобильной фабрики. Латыши мечтали перепрофилировать ставшее им ненужным производство знаменитых микроавтобусов на производство плугов для будущих фермерских хозяйств. Пикантность ситуации была в том, что именно с РАФа и начиналось одно из самых дурацких веяний перестройки — выборы рабочими директора. К тому времени Бос-серт уже отчаялся бороться с местными националистами, для которых русский заводской коллектив был костью в горле, и готовился отбыть на стажировку в США — перестраиваться дальше.