KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Публицистика » Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2004)

Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2004)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Журнал Наш Современник, "Журнал Наш Современник №7 (2004)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

 

Итак, с рождения вошло —

Мир в ощущении расколот:

От тела матери — тепло.

От рук отца — бездомный холод.

Кричу, не помнящий себя,

Меж двух начал, сурово слитых.

Что ж, разворачивай, судьба,

Новорожденной жизни свиток!

И прежде всех земных забот

Ты выставь письмена косые

Своей рукой корявой — год

И имя родины — Россия.

 

Он так и писал свои корявые письмена. Отнюдь не заглядывая в недра фольклора, отказываясь от своей же песенности. В чем-то он, близкий по судьбе, да и внешне, Николаю Рубцову, чрезвычайно далек от него по своей поэзии. Да и читателей у Алексея Прасолова всегда будет, очевидно, гораздо меньше. Зато каких!

В поэзию Алексея Прасолова надо вчитываться, как он сам врубался в руду, работая на шахте, находить самому драгоценнейшие жилы среди добротных и вполне качественных лирических стихов. “А камни — словно кладбище /Погибших городов...”.

В чуде своего дара он немногословен. Большинство его стихов, особенно ранних, я бы без сожаления дал на растерзание Дмитрию Галковскому в “Уткоречь”. Но вдруг среди простой пустой породы — самородок, шедевр мирового уровня. Камень из кладки мировой культуры. Этот его период самородков тоже был не столь длителен.

Где-то начинаются с 1962 года первые таинственные прожилки неведомого мирового дара и заканчиваются за год до смерти в 1972 году. Меньше десяти лет чудотворной работы. Можно составить один сборник его истинной поэзии, но зато какой! Уровня лучшей русской классики.

 

Я услышал: корявое дерево пело,

Мчалась туч торопливая темная сила

И закат, отраженный водою несмело,

На воде и на небе могуче гасила...

И ударило ветром, тяжелою массой,

И меня обернуло упрямо за плечи.

Словно хаос небес и земли подымался

Лишь затем, чтоб увидеть лицо человечье.

 

Какое отличие от пейзажной лирики того же Владимира Соколова или Анатолия Передреева! Пейзаж всего лишь как повод для философской мысли.

Всмотримся в зарождение этого чудесного дара. В рождение великого русского поэта. С запозданием окончил среднюю школу — помешала война, побывал под оккупацией, был свидетелем немецких зверств, что до конца жизни убило в нем чувство пацифизма. В 1951 году окончил Россошанское педучилище. Был школьным учителем, но уже тянуло в литературу, в 1953 году перешел работать в районную газету. За свою жизнь Алексей Прасолов проработал в девятнадцати районных газетах Воронежской области, и до арестов, и после арестов. Думаю, ничего ему эта газетная работа не дала. Там и приучился и пристрастился он к крутой загульной выпивке. Но он умел скрывать свою обречённость, свои тайные сокровенные поэтические знания и, закапывая себя самого далеко вовнутрь, печатал все эти пятидесятые годы в многотиражных газетах самые необходимые для того времени стихи и рассказы на своевременные и современные темы.

 

Одичалою рукою

Отвела дневное прочь.

И лицо твоё покоем

Мягко высверлила ночь.

Нет ни правды, ни обмана —

Ты близка и далека.

Сон твой — словно из тумана

Проступившая река.

…………………………..

И, рожденная до речи,

С первым звуком детских губ,

Есть под словом человечьим

Неразгаданная глубь.

Не сквозит она всегдашним

В жесте, в очерке лица.

Нам постичь её — не страшно.

Страшно — вызнать до конца.

 

Вот эта “неразгаданная глубь” его стихов, еще до сих пор “не вызнанная никем до конца”, и составляет крупнейшее поэтическое явление XX века — Алексея Прасолова.

Всегда немногословно описывают тот трагический зигзаг, который раз за разом менял Прасолову жизнь, отправляя по ничтожным бытовым поводам в лагеря. Думаю, за такие мелочи вполне можно ограничиться штрафами и другими подобными наказаниями. А после первого лагеря ты уже “рециди­вист” — и так далее, как поется, “срока огромные...”.

Если представить, сколько таких, как он, “бытовиков”, промахнувшихся по нелепой случайности, сидят сегодня в российских лагерях, то ты увидишь всю хрестоматийную Россию. Взять бы их всех и освободить одним махом. Какая созидательная сила вышла бы на свободу! Когда Александру Трифоно­вичу Твардовскому рассказали всю правду о сроках и статьях, по которым дважды с 1961 по 1964 гг. сидел в лагерях поэт Алексей Прасолов, тот отмахнулся: по таким статьям пол-России посадить можно. И сажают до сих пор, а бандиты и мошенники гуляют на свободе. Каждому своё. Такова нынешняя Россия.

Безобидный хрупкий человечек, так никем и не узнанный до конца, исполнительный внешне и строптивый внутренне — как жаль мне его и его судьбу. У него же нет даже капли лагерного, тюремного авантюризма, блатной удали или хотя бы рубцовско-есенинской бесшабашности. Он был совсем иным, чем и поразил Александра Твардовского. И тот сделал всё возможное, чтобы Алексей Прасолов досрочно вышел из заключения. Правда, сказать, чтобы Твардовский всерьез увлекся Прасоловым, как ныне утверждают многие специалисты поэзии, тоже нельзя. Да, большая подборка стихотворений в “Новом мире” еще не вышедшего на свободу поэта — была его, Твардовского, подвигом. Но отбирали стихи всё-таки не в редакции “Нового мира”. Отобрала их юный литературовед Инна Ростовцева с помощью воронежского литерату­ро­веда Абрамова. Уже на следующую подборку, высланную Прасоловым в “Новый мир”, Александр Трифонович посмотрел довольно косо, так что в актив журнала Прасолов не попал. Большой дружбы с журналом не полу­чилось. Может быть, тоже не по тем статьям сидел, не так, как надо, лагерную жизнь описывал? “Новый мир” так и не познал по-настоящему Прасолова, хотя благодарный поэт до конца дней своих помнил великолепный, почти рыцарский шаг Твардовского. Его публикация посреди всяческой журнальной мертвечины в чем-то сродни была публикации в том же “Новом мире” знаменитого рассказа Александра Солженицына “Один день Ивана Денисо­вича”. И как угадал Твардовский: “Тут и культура видна, автор и Пушкина, и Тютчева знает, а пишет по-своему... ...Да где вам понять, старые переч­ницы...” (Из воспоминаний о Твардовском.) На Твардовского тогда вышла смелая до отчаяния и влюбленная в Прасолова Инна Ростовцева, принесла рукопись стихов Прасолова сразу к Твардовскому домой. Он хоть и поворчал, но рукопись была принята. А так бы могла и затеряться в отделе поэзии. Всё бывало.

Инна Ростовцева, поразившая своим поступком Твардовского — это и был тот человек, который решил судьбу поэта в самую лучшую сторону... чтобы потом угробить...

Теперь я уже скажу свое, может быть, и неординарное и крайне субъек­тивное мнение о прасоловских тюремных поселениях. Чем он там жил, теперь можно понять, прочитав удивительную книгу, составленную известным крити­ком Инной Ростовцевой из писем, присланных ей поэтом из тюрьмы, и вышедшую в 2003 году под заголовком “Алексей Прасолов. Я встретил ночь твою”. Книга о поэзии, книга о самом поэте, книга о его глубокой и трагиче­ской любви.

 

Платье — струями косыми.

Ты одна. Земля одна.

Входит луч тугой и сильный

В сон укрытого зерна...

Пусть над нами свет — однажды

И однажды — эта мгла,

Лишь родиться б с утром каждым

До конца душа могла...

 

Любовные стихи никогда не были главными в эпической лирике Прасо­лова. Но самые сильные из них посвящены Инне Ростовцевой. Мне кажется, Инна Ростовцева сама до конца не понимает, какую ответственность она на себя в те годы взвалила.

Я не собираюсь влезать во все никогда не затухающие воронежские литературные бои, которые сам Алексей Прасолов люто ненавидел. Но говорить о малой значимости Инны Ростовцевой в его судьбе теперь не сможет ни один мало-мальски объективный литературовед. Конечно же, она значила для поэта чрезвычайно много, даже, на беду свою, чересчур много. И как умная женщина, и как умный собеседник, и в какой-то мере как поэтический наставник, и как возлюбленная на многие годы. Она откровенно заменила ему и Литературный институт, и круг единомышленников, и в каком-то смысле семью. Страшно сказать, но, может быть, это она и родила гениального поэта Алексея Прасолова. Она приручила его, как Маленький Принц из сказки Антуана Сент-Экзюпери приручил Лиса. Но приручив, а особенно с такой полнотой, с какой приручила к себе поэта Инна Ростовцева, она взвалила на себя огромную ответственность.

Она стала единственной женщиной, способной его понять: “Вчера утром сел за стол. Ты звенела во мне. И я совсем не боялся, что “выдумываю” тебя. Чтобы после “прозреть”. Видимо, в том и вся необъяснимая сила, что ты сливаешь в меня поэзию и действительность — и одно достойно другого. Написалось вчера не “любовное”, но звуки в нем — от тебя.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*