Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»
В баре гостиницы почти пусто; сонный бармен пьет кофе и листает газету, за стойкой одинокая дама средних лет лениво прихлебывает виски и курит тонкую сигарету. Сидящий за одним из столиков молодой человек явно погружен в какие-то свои мысли; взгляд его застыл на большом вентиляторе, висящем под потолком заведения. Вентилятор издает легкое жужжание. Я подсаживаюсь к стойке и заказываю порцию темного рома. Дама окидывает меня оценивающим взглядом, с легкой улыбкой кивает и закуривает очередную сигарету. Бармен наливает мне рома, включает композицию в исполнении Фрэнка Синатры и начинает полировать бокалы. Ром оказывается крепким и вполне приличным. Слушая мягкий, проникновенный голос Синатры, поющего «I did it in my way», я потихоньку улыбаюсь — да, и обо мне можно сказать то же самое: я делаю все на свой манер, по-своему. Однако есть в этом и нечто комичное. В постигших меня несчастьях. Не берусь утверждать, но, вероятно, у сидящей за стойкой дамы — слегка загорелой, с изящно зачесанными волосами, одетой в элегантное короткое платье из черного шелка — создается впечатление, что моя улыбка предназначена ей. Как бы там ни было, но она решает завязать со мной беседу. Она англичанка, живет в Лондоне, точнее, в Кенсингтоне, недавно потеряла мужа. Наслаждаясь ее прекрасным английским, я узнаю, что она приехала сюда, чтобы сменить обстановку и попытаться начать все заново. Мне не остается ничего иного, как подыграть ей, — я тоже ищу здесь перемен и пытаюсь начать все сначала. С улыбкой, в которой сквозит облегчение, она касается своего жемчужного ожерелья. Я говорю, что именно по этим двум причинам все, как правило, и отправляются путешествовать в дальние страны, и она с нервным смешком принимается помешивать в своем стакане синей пластиковой палочкой. Некоторое время мы сидим молча, я допиваю ром, но, когда поднимаюсь, чтобы уйти, она удерживает меня за руку и, глядя на меня ясными влажными глазами, произносит: «Временами мой муж бывал самой настоящей скотиной. Понимаете?! Настоящей скотиной!» Потом она смущенно убирает руку, я благодарю ее за приятную компанию и удаляюсь. Когда я лежу на широкой кровати под белыми простынями и ощущаю, как напряженное нагое тело постепенно полностью расслабляется, меня вдруг разбирает смех. Я стараюсь заглушить его, но ничего не могу с собой поделать, и хохот прорывается наружу. «Понимаете?! Настоящей скотиной!»
Весь следующий день я провожу в гостинице. В цокольном этаже нахожу бассейн, потолок которого расписан под небо, так что, плавая на спине, можно любоваться белыми барашками облаков. Вдоль бортиков длинными живописными рядами расставлены искусственные деревья и цветы, а дно украшено синей мозаикой. Все вместе это выглядит настолько натурально, что создается полная иллюзия настоящего пляжа, где люди принимают солнечные ванны, возлежа в шезлонгах вокруг барной стойки. Довольно долго я сижу в сауне. Затем погружаюсь в лохань с холодной водой. На бедрах проявляются большие красные пятна — для кожи это настоящий шок. Именно то, что мне сейчас нужно. Шок. От тепла и воды рубцы у меня на животе и груди размягчились и побелели. Края разреза на руке припухли. С точки зрения заживления дело, без сомнений, идет хорошо, и я вздыхаю с искренним удовлетворением: скоро все следы исчезнут с моего тела, как капли росы на солнце.
В ресторане я заказываю плотный ланч и выпиваю полбутылки вина. Утирая губы салфеткой, чувствую, как кто-то робко касается моего плеча. Та самая англичаночка. На этот раз в голубом прогулочном костюме. Я приглашаю ее присесть. Она без раздумий принимает приглашение. Мы заказываем кофе. При дневном свете мне удается как следует рассмотреть ее лицо: узкие губы, зеленоватые глаза, веснушчатая кожа, покрытая более густой сеткой морщин, чем мне казалось в сумерках накануне вечером. Она начинает рассказывать о своих дочерях: одна — медсестра, другая — учительница. Показывает мне фотографию внука — крепкого белокурого четырехлетнего мальчугана. «А вы, — спрашивает она, — у вас есть семья?» — «Брат, сестра и море племянников и племянниц», — отвечаю я. Следует короткий мелодичный смешок. «Прекрасно сказано, — говорит она. — Целое море детишек!» Она всплескивает руками, словно собираясь обнять все это море детей, и снова заливается смехом. В глубине рта ее блестит золотой зуб. Затем она предлагает мне составить ей компанию и вместе прогуляться по городу, однако я отказываюсь под тем предлогом, что мне нужно успеть доделать кое-какую работу. С плохо скрываемой досадой она спрашивает, что это за работа, и мне приходит в голову сказать, что я пишу статью, которую необходимо закончить до вечера. «О, — восклицает она, — так вы занимаетесь журналистикой?» Уклоняясь от прямого ответа, я решаю назваться литератором, которому заказан ряд путевых очерков о странах Ближнего Востока и Турции. «Как интересно!» Глаза ее расширяются от восторга. Я улыбаюсь и изо всех сил стараюсь принять польщенный и в то же время застенчивый вид. Она собирает свои вещички и, пожелав мне творческих успехов, удаляется. Однако, уже дойдя до самой двери, разворачивается и возвращается. «Я ведь так и не представилась, — говорит она. — Меня зовут Эллен Паркер». Англичанка протягивает мне свою тонкую руку, и она — легкая, как птенец, и прохладная, как белоснежные простыни в моей постели, — на мгновение застывает в моей руке. Я возвращаюсь в свой номер. Вино меня совсем сморило: я сплю мертвым сном почти целых два часа.
На следующее утро я просыпаюсь очень рано и сразу же ощущаю смутное волнение. Я понимаю, что мне больше не стоит оставаться в этом городе. Не желая лишний раз встречаться с Эллен Паркер, я, не завтракая, выхожу из отеля и несколько часов брожу по улицам. Несмотря на усиливающуюся с каждой минутой жару, в это время дня в воздухе еще чувствуется ночная свежесть. Я наблюдаю за тем, как торговцы мало-помалу начинают открывать свои магазины и лавочки, как солнце на небе постепенно взбирается все выше и выше, как дети с книжками в руках торопятся в школу, как становится громче шум транспортного потока и как усиливается жара. Вид пробуждения города заставляет мозг работать интенсивнее и более целенаправленно. Эмоции, сорвавшие меня с постели и заставившие выйти на улицу, отступают, что позволяет мне наконец трезво оценить создавшуюся ситуацию. С одной стороны, я по-прежнему хочу отдохнуть и набраться сил перед долгой дорогой домой, с другой стороны, возникла самая настоящая проблема в лице Эллен Паркер. И угораздило же меня искушать судьбу, выдумывая все эти лживые истории! Подозреваю, что она еще попытается встретиться со мной и навязать мне общение. Боюсь, она заметила, что я что-то скрываю, и у нее, пусть и неосознанно, возникло желание раскрыть эту тайну. Опасаюсь, что она, как говорится, почуяла меня.
Присаживаюсь на низкий каменный забор и устремляю свой взгляд на раскинувшуюся подо мной долину. Некоторое время размышляю и, наконец, нахожу компромиссное решение: я останусь, но только на один день, не больше, и при этом приложу все силы, чтобы избежать контактов с этой англичанкой.
Возвращаюсь в гостиницу после полудня. Прошу молодого человека за стойкой заказать мне билет на самолет и по лестнице поднимаюсь в свой номер. Окно в комнате слегка приоткрыто, горничная застелила мою постель и поставила в вазу свежие цветы. Я начинаю переодеваться, и внезапно взгляд мой падает на белый конверт, ярко выделяющийся на темно-зеленом ковре. Вероятно, кто-то подсунул его под дверь. Ну, разумеется, послание от Эллен Паркер. Почерк у нее крупный и размашистый. В изысканных выражениях она приглашает меня на обед в «элегантный ресторан», расположенный вблизи мечети. Вздохнув с досадой, я комкаю письмо. Присаживаюсь на край кровати и внезапно понимаю, что нет сил одеться. Я ложусь и закрываю глаза. Провожу рукой по телу, и тут же чувствую острейший прилив желания. Поворачиваюсь на бок и, стараясь успокоиться, долгое время созерцаю занавеску, которая слегка колышется, несмотря на полное отсутствие сколько-нибудь заметного ветра. У Эллен Паркер зеленые глаза и красивые руки. Странно, что это меня так волнует. Может, все из-за того, что уже очень давно мне ни с кем не приходилось разговаривать дольше двух минут. Постепенно мною овладевает дремота, я засыпаю. И разом просыпаюсь от звонка телефона. Первая моя реакция — пусть себе звонит, однако потом мне приходит в голову, что это может быть портье с новостями о заказе билета. Я беру трубку. Это Эллен Паркер. «О, простите, — говорит она, — я вас не разбудила?» Она хочет узнать, принято ли ее приглашение. Я отвечаю, что, к сожалению, не располагаю временем пообедать с ней, ибо возникли кое-какие осложнения и работа затягивается. Однако унять ее не так-то просто: ведь мне все равно надо что-то есть, говорит она, так что мы могли бы встретиться в гостиничном ресторане, и, таким образом, мне не придется тратить время на дорогу до мечети. В восемь часов? Меня устроит? Я говорю, что собираюсь заказать еду себе в номер, она тут же подхватывает мысль и начинает рассуждать, как это замечательно и что раз уж она не может рассчитывать на то, чтобы составить мне компанию на весь сегодняшний вечер, то, как только мы поедим, она сразу же удалится. Ведь она прекрасно понимает, что мне нужно работать, да-да, прекрасно понимает, какими важными вещами я занимаюсь, и она ни в коем случае не хочет мешать, однако есть в одиночестве — жуткая скука. Ей удается-таки настоять на своем. А это худшее из всего, что можно было представить. Эллен Паркер собственной персоной, и не где-то на нейтральной территории, а здесь, прямо в моей комнате, в непосредственной близости от моей кровати. Я сразу же прибираю подальше всякие мелкие вещички. Смотрюсь в зеркало. Выворачиваю голову так, что практически вижу себя в профиль. Затем наполняю ванну. И как раз в тот момент, когда я усаживаюсь в теплую воду, снова раздается телефонный звонок. Это портье. Он сообщает, что все билеты на самолет распроданы. Я прошу его сделать заказ на ближайшее возможное время. Первый подходящий рейс, оказывается, только через четыре дня. Сидя голышом на краешке стула и заливая пол вокруг него стекающей с меня водой, я пытаюсь смириться с тем, что выбраться отсюда сумею лишь через четыре дня. Только когда начинаю замерзать, я встаю и снова возвращаюсь в теплую ванну.
