В. Василевская - Воспоминания (Катакомбы XX века)
В деревне от времени до времени появлялся торговец мясом. Он проезжал по главной улице на небольшой старой тележке и, сзывая покупателей, протяжно выкрикивал: "У-е-д у, не п р и е-д у!" Эти слова оставляли непонятный след в душе и казались мрачным предзнаменованием. Вскоре мясник был взят в армию и убит на фронте. Веничка до конца своей жизни вспоминал эти слова. И ему суждено было уехать и больше не возвращаться…
Стояло лето 1914 года. Все упорней становились слухи о войне. 19 июля была объявлена мобилизация.
Казалось, все изменилось с этого дня. Война стала реальностью, повседневной жизнью. Наши друзья-гусары уехали на фронт. Немногие из них остались в живых. Днем и ночью шли мимо нас поезда: на фронт с мобилизованными, с фронта — с ранеными.
По ночам раздавались тревожные гудки паровозов, а в стуке колес слышались зловещие слова: "У- е д у, не п р и е-д у!"
Незабываемые стихи
Война изменила все. Как будто все сразу выросли и сблизились между собой. Героическим дышала страна. И сердце росло, расширялось за пределы узкого круга семьи и друзей. Родными казались матери и дети солдат, ушедших на фронт. Наша гимназия организовала свой лазарет. Мы помогали ухаживать за ранеными, читали им, писали за них письма, катали бинты, собирали подарки для фронта. С волнением открывали каждое утро газеты, ждали вестей с театра военных действий. Искали отклика пробудившимся чувствам в искусстве и литературе. Помню, в первые дни войны на концерте я услышала песню, слова которой меня поразили и заставили задуматься:
Подвиг есть и в сраженье,
Подвиг есть и в борьбе;
Высший подвиг в терпенье,
Любви и мольбе.*
-----------------------
* А.С. Хомяков (прим. ред.)
Все связанное с войной переживалось особенно остро. Однажды я прочла во французской хрестоматии стихи, которые буквально потрясли меня глубиною описанных в них переживаний. Там говорилось о молодой девушке, веселой и жизнерадостной. Она жила мирно и беззаботно и имела жениха, которого очень любила. Но вот объявлена война. Родина в опасности. Жених уезжает на фронт. Девушка плачет о нем, но и смеяться она не перестала. Elle mit sa robe noire
Et ferma son piano.* —---------------------
* Она закрыла рояль и надела черное платье. (фр.)
Она уходит на фронт сестрой милосердия. Там она узнает, что жених ее убит. Она не предается отчаянию, но еще с большим усердием продолжает исполнять долг милосердия. Однажды к ней в палатку приносят умирающего пленного. Она самоотверженно ухаживает за ним. Вечером, рассматривая бумаги больного, она с ужасом узнает, что это тот самый неприятельский солдат, который убил ее жениха.
Подавив собственные страдания, во имя Высшей Любви она продолжает ухаживать за раненым врагом всю ночь. Утром приходит врач. Больной уже вне опасности, но голова молодой девушки стала совершенно седой. Так вот она, война! Вот она, жизнь!
Мужество, отказ от себя, любовь к врагам! Я не заметила, что это случайно прочитанное мною стихотворение стало для меня первой проповедью христианства.
Любимый учительВ пятом классе к нам поступил новый учитель. Сергей Николаевич должен был быть нашим классным наставником и преподавать русский и латинский языки. Два года пробыл у нас С.Н. Я не могу вспоминать о нем без чувства самой глубокой благодарности.
Трудные были годы: в общественной жизни — затянувшаяся война, государственные неурядицы, две революции… В личной — сложный и мучительный переход от отрочества к юности.
С. Н. чем-то резко выделялся из среды наших учителей: в нем не было свойственной всем интеллигентам того времени сложности, которая, при всем большом культурном богатстве, оставляла чувство неопределенности, неуверенности. В С.Н. поражала цельность, глубокая внутренняя честность и принципиальность, основанные на незыблемом фундаменте, которого мы не чувствовали у других педагогов, "колеблемых ветром учения". И именно это здоровое ядро его личности — "высокий строй души", ясность взгляда на жизнь, уверенность и простота во всем — так благотворно и целительно влияли на неокрепшие еще, мятущиеся души подростков. Даже сама манера держаться, исходившая изнутри его личности, имела большое значение. До сих пор помню, как С.Н. входил в класс, здоровался, доставал книги и начинал урок. При воспоминании об этом я всегда представляю себе ясное зимнее утро, залитый солнцем класс, нерастаявшие снежинки на усах и бороде С.Н. Он вселял какую-то бодрость, спокойствие, желание работать. Чем бы мы ни занимались на уроке, были ли это памятники древней словесности, стихи Овидия или латинские склонения — все становилось интересным, понятным и необходимым. С.Н. учил нас работать.
Сочинение по русскому языку всегда задавалось за месяц вперед, но начинать работать над ним мы должны были в тот же день, когда оно было задано. С.Н. просматривал план каждого сочинения, черновики, те части работы, которые были сделаны в течение недели, он как бы хотел видеть и чувствовать самый ход мысли каждого. Как это помогало упорядочить не только свою работу, но и свой внутренний мир!
Каждый предмет приобретал в руках С.Н. такой несомненный смысл, что уроки его нельзя было забыть. Сейчас, когда прошло уже 40 лет с тех пор и многое забылось, исторические или художественные образы, данные С.Н., остались в памяти на всю жизнь: Владимир Мономах, Юлиания Лазаревская, Нирбея, Филимон и Бавкида и многие другие.
Бесчисленные вопросы возникали у каждого из нас в связи со всем, что приходилось видеть и переживать. На переменках все обступали С.Н., и каждый что-то горячо доказывал. Раз в неделю собирались по вечерам. С.Н. внимательно выслушивал всех, никому не навязывал своих убеждений. Однажды С.Н. спросили, как относится он к учению Л.Н. Толстого. "Еще студентом, рассказывал С.Н., - я ездил в Ясную Поляну. Лев Николаевич долго со мной беседовал, но он не мог убедить меня в истинности своего учения". В другой раз кто-то спросил С.Н. о марксизме. С.Н. кратко отвечал: "Изучайте марксизм. И я изучал, но не принял".
Некоторые учащиеся считали себя сторонниками той или иной политической партии. С.Н. говорил: "Не так важно, будете ли вы эсерами, большевиками или монархистами, важнее всего, чтобы вы были честными эсерами, монархистами или большевиками".
Каждое слово, сказанное С.Н., исходило из глубокого внутреннего убеждения и потому было действенным и незабываемым.
По пятницам мы собирались после уроков, чтобы катать бинты в помощь фронту. Однажды накануне экзамена по географии большинство не явилось для участия в этой работе. На следующий день, поздравляя всех со сдачей экзамена, С.Н. особенно горячо поздравил тех, кто даже накануне экзамена нашел возможным участвовать в работе для помощи нашим раненым. "Помните, сказал он, — что общественное дело всегда должно быть на первом месте, а личное — на втором".
Однажды нам было задано сочинение на тему о войне. Все написали в обычном патриотическом духе, и только Катя Г. (дочь толстовца) и Слава Д. (сын большевика) написали нечто совершенно противоположное. Возвращая тетради, С.Н. обратился к ним и сказал: "Я не согласен с вами обоими, но я рад за вас, что вы решились высказать свои убеждения против всех. Так всегда должен поступать честный человек".
При ясном сознании общественного долга С.Н. не способен был ни на какие компромиссы и сделки с совестью. Он говорил: "Я могу бороться против какого-либо предложения, которое кажется мне нецелесообразным, но как только оно стало законом, я обязан ему подчиниться. Я обязан подчиняться обществу и государству во всем, исключая то, что противоречит моим нравственным или религиозным убеждениям. Здесь я не подчинюсь никакой человеческой власти".
Сколько раз вспоминались эти слова С.Н.!
С.Н. сумел вызвать у девочек и мальчиков такое доверие, что они охотно рассказывали ему о своих личных делах и первых увлечениях. С.Н. необычайно чутко относился к этим детским переживаниям и никому не позволял говорить о них в шутливом тоне. Однажды С.Н. и сам рассказал нам о своей первой любви, а уезжая на фронт, оставил на память нашему классу "Мадонну" итальянского художника, которую подарила ему когда-то любимая им девушка.
Неизгладимо запечатлелась в памяти наша беседа о смысле жизни, которому было посвящено одно из наших вечерних собраний. Каждый спешил высказать все, что было у него на душе. Чего только не наговорили мы в этот вечер! С.Н. внимательно и терпеливо выслушивал всех и не возражал никому. И лишь после того, как все высказались и попросили его изложить свои мысли, он спокойно ответил: "Вы можете считать меня глупым или отсталым, как вам угодно, но для меня весь смысл жизни заключен в словах Евангелия: "Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен"".
Во время весенних каникул (Страстная и Пасхальная недели) мы были много заняты общественной работой (разборка писем на почтамте и т. д.). С.Н. мы видели редко. Мы знали, что эти дни он проводит в церкви.
