В. Василевская - Воспоминания (Катакомбы XX века)
В.Э. был очень внимателен к ученикам. Он по глазам видел, кто не понял объяснения, и терпеливо повторял его, сколько было нужно. На его уроках забывали, что арифметика — трудный, а для некоторых и нелюбимый предмет.
Для чего написана эта книга?Мы имели несколько тетрадей по русскому языку: для сочинений, диктантов, списывания, грамматических упражнений. Но самой любимой была тетрадь, на обложке которой было написано: "Мои мысли о прочитанных книгах". Эта тетрадь удовлетворяла потребность не расставаться с прочитанной книгой, но закреплять связь с нею, дать ей определенное место в своей жизни, измерить ею свой собственный рост. Зинаида Аполлоновна дала нам несколько вопросов, на которые мы должны были ответить: кто из действующих лиц больше всего понравился и почему? какие места в книге больше всего понравились? и т. п. Но особенно трудным был вопрос: для чего автор написал эту книгу? Некоторые ученики отвечали просто: "Для того, чтобы ее все читали", но остальных этот вопрос заставлял задуматься. Постепенно образовывалась привычка находить нравственный или социальный смысл в каждом прочитанном произведении, делать из него свои выводы. Чтение всегда было на последнем уроке. Мы были предупреждены, что хрестоматию "Наш мир" нельзя читать дома, так как в классе она должна быть новинкой. Читая по очереди тот или иной рассказ, мы затем незаметно втягивались в беседу, и З.А. умела ставить вопросы так, чтобы все были активны не только внешне, но и внутренне.
Особенно ярко запечатлелись в моей памяти две такие беседы: "Всегда ли надо слушаться родителей?" и "О чем ты мечтаешь?" Первый вопрос возник в связи с чтением рассказа "В бурю". Если бы девочка — героиня рассказа, думала больше всего о том, чтобы не огорчить родителей, она не совершила бы своего самоотверженного поступка. Очевидно, бывают в жизни моменты, когда руководит поступками только высший, нравственный долг. О своих мечтах рассказали немногие, но я помню, как чудак Миша С. поднял руку и сказал, что его мечта заключается в том, чтобы открыть живой белок.
Весь класс!Наш класс становился самым шумным в гимназии и причинял немало беспокойства учителям. Растущее чувство товарищества принимало иногда нелепые формы, которые заставляли учащихся покрывать любую шалость или выходку товарища, хотя бы никто не одобрял ее. На вопрос учителя, кто крикнул или свистнул или пускал "голубей" на уроке и т. п., надо было непременно ответить "Весь класс!" К.Г., учительница немецкого языка, не раз плакала и уходила из класса; географ В.И. обращался к шалунам с одним и тем же вопросом: "Что, господа мои хорошие?", а математик В.Э. возмущенно требовал от более разумной части класса: "Приведите ваших товарищей к одному знаменателю!" Если измученный учитель просил нарушителя порядка уйти из класса, можно было услышать от уходящего песенку на мотив из оперы "Кармен": "Тореодор, скорее в коридор!" Естественно, что класс не мог удержаться от смеха. З.А. нередко задавала этим ученикам вопросы вроде следующих: "Кто тебя воспитывает?" или "Почему тебе нравится показывать себя с дурной стороны?" и т. п. Вопросы эти не всегда доходили до сознания. Шум и шалости в классе, с одной стороны, утомляли, а с другой, давали некоторую разрядку тому большому интеллектуальному напряжению, какого требовало прохождение сложной и многогранной программы классической гимназии. Общий фон дружеского и внимательного отношения скрашивал все.
Orbis pictus romanus*
-----------------------
* Римский мир в картинках (лат.)
В третьем классе начались новые предметы: история, алгебра и латинский язык. Поэтому я с нетерпением ждала начала занятий и уже с 1 августа начала считать дни до начала занятий и приготавливать тетради.
Папа давно уже говорил мне о том, что в алгебре вместо цифр складывают и вычитают буквы, и что если написать a + b, то из этого может получиться что-то совсем неожиданное. История была для меня уже чем-то родным и желанным, ведь так хорошо было, читая книги, воображать себя на берегах Нила или прятаться внутри огромного Троянского коня.
Но латинский язык привлекал, пожалуй, больше всего. Латинский язык не в воображении только, а реально вводил в жизнь древности и обогащал внутренний мир, делая каждого из нас собеседником Цицерона и Юлия Цезаря. А разве не приятно знать на зубок все пять латинских склонений, которых не знает никто из девочек, кончающих женские гимназии!
В магазине "Сотрудник школ" Залесской покупались новые тетради. Маленькие тетради для слов выглядели, как игрушки. Теперь мне понадобилось их целых четыре. Кроме французских и немецких слов я буду записывать латинские слова и главные определения по алгебре.
Первые дни занятий в третьем классе были праздником. В маленькой тетрадке на первой странице было написано, что такое "коэффициент", и мне казалось, что открылась дверь в какой-то новый, еще не знакомый мне мир, а на книжке с изображением римского форума стояла надпись "Orbis piktus Romanus". Теперь это — моя книга, и все эти непонятные надписи и рассказы скоро станут моими.
По циркуляруСтараниями учителей и родителей в нашей гимназии была создана такая обстановка, что мы почти не чувствовали гнета существовавшего тогда в стране режима. Иногда учителя прямо говорили о том, что полицейско-монархический строй является несправедливым и что наступит время, когда в России будет если не демократическая республика, то, по крайней мере, ответственное министерство. Слова "казенная гимназия" означали для нас нечто очень мрачное, и мы очень жалели тех детей, которые туда попадали. Наш учитель истории, Василий Николаевич, был одновременно преподавателем казенной гимназии. Поэтому он, единственный из наших учителей, носил мундир.
Однажды кто-то из учеников пожаловался на трудность учебника Виппера по древней истории, добавив, что нигде не занимаются по этому учебнику, так как он запрещен циркуляром министерства народного просвещения. В.Н. весь вспыхнул. "Хорошо, — сказал он, — в таком случае, давайте жить по циркуляру". И он яркими красками описал нам, во что превратилось бы наше обучение и вся наша школьная жизнь, если бы мы стали жить "по циркуляру". Картина получилась достаточно убедительная. С тех пор никто уже не заговаривал о трудностях запрещенных учебников.
Приближение войныPreparons-nous pour la guerre!
Preparons-nous pour la paix!*
-----------------------
* Будем готовы к войне!
Будем готовы к миру!
А.Г. каждое лето ездила в Париж и закупала там для нас французские учебники и книги для чтения. В третьем классе мы в последний раз получили учебники из Парижа, в 1914 году они могли быть доставлены только из Швейцарии. Книги эти имели особую прелесть. Близкие сердцу ребенка художественные образы заставляли забыть о том, что рассказы написаны на иностранном языке. Стремление к сильным переживаниям и героическому так сильно на пороге отрочества! Разве можно забыть маленького барабанщика или того маленького героя из времен Великой французской революции, которому вандейцы обещали жизнь, если он воскликнет "Vive la Roi!"*, и который предпочел умереть с возгласом "Vive la Republique!"**
-----------------------
* Да здравствует король! (фр.)
** Да здравствует республика! (фр.)
"Кто из вас поступил бы так же, как этот мальчик?" — спросила А.Г. Наступило глубокое молчание. Казалось, каждый взвешивал свои нравственные силы и не решался подвести итоги. "Я", — робко ответило два-три голоса. Много рассказов и стихов было посвящено эпохе франко-прусской войны. Поэты советовали нам: Preparons-nous pour la guerre!
Preparons-nous pour la paix!
L'avenir obscure naguere
Souleve son voil epais.*
-----------------------
* Будем готовиться к войне, будем готовиться к миру; будущее — вчера еще темное, приподнимает свое густое покрывало. (фр)
Будущее поднимало свое густое покрывало, надвигалась первая мировая война.
Война объявленаВ деревне, где мы проводили каждое лето, стояли гусары. Они размещались по два-три человека в каждой избе. Это были, большей частью, молодые крестьяне с Украины. Они нравились нам своей ловкостью, весельем и простодушием. Мы любили их красивых стройных коней и мелодичные призывные сигналы горна, раздававшиеся по нескольку раз в день, но приятней всего было слушать их хоровое пение по вечерам. Мы как-то сжились с их бытом, как и с бытом самой деревни.
Часов в 8 вечера гусары собирались у колодца на краю деревни, пели хором вечерние молитвы, а затем воздух долго оглашался то грустными, то веселыми звуками украинских песен. Мы, дети, уже лежа в постели, заслушивались их пением, в котором, казалось, изливалось все, что накопилось в душе каждого из певцов, и которое так гармонировало с наступлением летней ночи.
В деревне от времени до времени появлялся торговец мясом. Он проезжал по главной улице на небольшой старой тележке и, сзывая покупателей, протяжно выкрикивал: "У-е-д у, не п р и е-д у!" Эти слова оставляли непонятный след в душе и казались мрачным предзнаменованием. Вскоре мясник был взят в армию и убит на фронте. Веничка до конца своей жизни вспоминал эти слова. И ему суждено было уехать и больше не возвращаться…
