Оскотский Григорьевич - Гуманная пуля
Правда, помню и всеобщее убеждение в том, что на самом деле про- дукты есть, но их придерживают на складах в предвидении "либерализа- ции" цен. Помню растерянность людей после распада Союза, хоть этого ожидали давно. Помню общее настроение: ну, начинайте уже делать что-нибудь, дальше так невозможно! Прекрасно помню и политические ре- алии, в которых стали развиваться реформы: Верховный Совет, интриги Хасбулатова, напоминавшего молодого Кобу, позорное зрелище депутат- ских съездов.
Но, значит, тем более, не должны были в таких обстоятельствах браться за реформы, - по своему усмотрению и не допуская никаких аль- тернатив, - люди, не обладающие для этого ни талантом, ни достаточны- ми знаниями. Люди, не проработавшие ни дня в сфере реальной науки, реального производства, и просто не представляющие, как в действи- тельности создаются материальные ценности. Гайдар и его ближайшие сподвижники напоминают не заговорщиков, а скорее - бригаду хирургов, которые, неплохо изучив одну только анатомию и не имея понятия об им- мунологии, нервной деятельности и прочих тонкостях живой материи, са- монадеянно взялись за сложнейшую операцию по пересадке сердца.
Они гордятся, как своим единственным достижением, тем, что прилав- ки все-таки наполнились. Но это изобилие вызывает в памяти байку о наших красноармейцах, которые вступили в 1940 году в Эстонию, Латвию и Литву. Разглядывая переполненные товарами магазины, красноармейцы говорили местным жителям: "Ну и бедно вы живете!" - "Почему?" - удив- лялись те. - "Сразу видно: у вас нет денег, чтоб все это раскупить!" В нынешней России наивные красноармейцы были бы совершенно правы.
Как бы ни отплевывались наши реформаторы от коммунизма, они повели себя в точности как большевики, только со знаком минус. В 1917 году Ленин и его соратники были убеждены: стоит "отменить" частную собст- венность, как сразу наступит социализм. В 1992 году команда молодых реформаторов и стоящий над ними первый президент России (такой же секретарь обкома, как прежний президент Союза, точно так же ценящий превыше всего личную власть и не знающий иного способа ее удержания, кроме непрерывных интриг) были убеждены: стоит "отменить" обществен- ную, - ничейную, по их мнению, - собственность, все раздать в частные руки, как сразу установится капиталистический рай.
Их воображение дразнил капитализм сверкающих супермаркетов, но ведь становление такого капитализма на Западе шло постепенно, в тече- ние столетий, с малых капиталов, в условиях свободной конкуренции (монополии стали возникать много позже), а свой цивилизованный, высо- коразвитый облик капитализм стал приобретать только в последнее вре- мя, только благодаря науке, и современная рыночная экономика - это прежде всего конкуренция новейших технологий.
Ни один из тех, в чьих руках оказалась в переломный момент судьба России, ни обкомовские интриганы, ни "младореформаторы" с их канди- датскими и докторскими степенями, благополучно приобретенными в за- стойные годы, не поняли того, что понимал, кажется, любой квалифици- рованный рабочий: е д и н с т в е н н ы м к а п и т а л о м, ко- торый скопила советская власть за 70 лет своего существования, был класс научно-технических специалистов. Только используя этот капитал, только опираясь на класс-созидатель, предсказуемый, способный к объе- динению вокруг реального дела, класс, в массе своей жаждавший пере- мен, готовый поддерживать их, если надо, рискуя жизнью, без оружия (как в 1991-м и даже в 1993-м по призыву того же Гайдара), можно было преобразовать Россию в цивилизованное государство и достойно вступить в ХХI век.
Выскажу крамольную мысль: ради того, чтобы пустить этот капитал в ход, чтобы провести продуманную конверсию оборонных НПО, модернизацию крупных государственных предприятий и систем, - разумеется, одновре- менно со всемерным развитием малого и среднего бизнеса, - можно было бы и еще несколько лет прожить с талонами. (Сугубо капиталистическая Англия жила по карточкам после Второй Мировой войны восемь лет.) Ду- маю, основная масса населения отнеслась бы к этому с пониманием, если бы только люди видели, что разумное и волевое руководство имеет чет- кую программу действий и непреклонно ее выполняет, если бы в повсе- дневной жизни стали ощущаться пусть небольшие, но непрерывные измене- ния к лучшему. Твердой и последовательной власти, пользующейся под- держкой народа, не смогли бы сопротивляться никакие хасбулатовы и ни- какие депутаты из бывшей партноменклатуры. Не только из-за трусости. Против реального дела интриги вообще бессильны.
Но безграмотным и бездарным реформаторам весь научно-технический комплекс государства представлялся "имперским наследием", которое не- обходимо сбросить, как балласт. И результатом их примитивных реформ, проведенных на рубеже XXI века в духе даже не 1875-го, а 1775 года, в духе Адама Смита, да бесконечных, бессмысленных президентских интриг стала катастрофа, подлинного смысла и масштабов которой они даже не осознали. Их усилиями в нашей стране в очередной раз был установлен режим, противоречащий законам природы.
Незабвенный товарищ Сталин "уничтожил как класс" кулачество, осно- ву крестьянства. Со времен Горбачева непрерывно, по нарастающей, идет процесс не менее страшный, процесс "уничтожения как класса" интелли- генции, основы самостоятельного бытия страны. Если при Горбачеве це- ленаправленно выживали (морально) только интеллигентов еврейского происхождения, то гайдаровские реформы и чубайсовская приватизация смели национальные ограничения. Их жертвой стала вся российская ин- теллигенция в целом, без различия записей в паспортах. Моральный тер- рор тоже никуда не делся, стал еще яростнее, но даже он потерялся в хаосе тотального бедствия: пожар дикого капитализма выжигает саму по- чву, на которой интеллигенция только и может расти. Интеллектуальный труд в России становится не нужен. В эпоху первоначального накопления источником прибавочной стоимости - прямо по Марксу - стали криминал и жестокая эксплуатация рабочей силы, а вовсе не интеллект.
Формально в нашей "рыночной" стране наука по-прежнему является го- сударственной, но, например, финансирование академических институтов с 1990 по 1999 годы сократилось, по данным Санкт-Петербургского союза ученых, в 15 - 20 раз. А финансирование оборонных НПО, оставшихся без госзаказов и без профинансированной программы конверсии, - и того больше. (Ничего удивительного, если вспомнить, что весь государствен- ный бюджет России в 1999 г. опустился ниже уровня бюджета Финляндии.)
Пожалуй, единственное оздоровляющее действие нынешнего катаклизма заключается в том, что при первых сотрясениях из академических инсти- тутов и с вузовских кафедр бегом побежали в коммерцию самые шустрые партийные и комсомольские активисты, гэбэшные стукачи и прочие дель- цы, когда-то пришедшие в науку ради карьеры и высоких заработков. Но и этот процесс не стоит переоценивать. В прессе появляются сообщения о том, что уже в наши дни при поступлении западных грантов (милосты- ни, подаваемой на поддержание российской науки) они распределяются среди ученых пропорционально их административному статусу. То есть, в карикатурном виде сохраняется старая советская система: наибольшие субсидии получает не тот, кто ведет самые перспективные исследования, добивается самых интересных результатов, а тот, кто занимает более высокую должность.
Гораздо хуже то, что с тех же вузовских кафедр, из тех же институ- тов РАН и особенно из омертвевших НПО побежали в поисках пропитания, куда глаза глядят, действительно талантливые и знающие свое дело спе- циалисты. В научно-производственных объединениях их в последние годы даже не сокращали (чтобы не платить выходное пособие), а просто выма- ривали нищенской зарплатой в 100-200 тысяч (по-новому - рублей), ко- торую к тому же не выплачивали по несколько месяцев.
В большинстве своем это, как говорят военные, безвозвратные поте- ри, особенно если речь идет о людях среднего возраста. После несколь- ких лет борьбы за выживание - в уличной торговле, в носильщиках у "челноков", в лучшем случае, на ремонте квартир, - возвращение их к полноценной исследовательской и конструкторской работе, если бы такой чудесный случай вдруг представился, оказалось бы очень трудным, ско- рее всего, невозможным.
Многие в самом деле уходят безвозвратно. Только за четыре с поло- виной года, с осени 1994-го до весны 1999-го, когда пишутся эти стро- ки, умерли 11 моих друзей, знакомых, бывших сотрудников. Это были прекрасные инженеры - электронщики, химики, конструкторы. Их лишили возможности заниматься своим делом, выбили из жизни, сбросили в нище- ту, и начались инфаркты, инсульты, злокачественные опухоли. Было им от 45 до 57 лет, для сложившегося специалиста - самый работоспособ- ный, самый плодотворный возраст. Еще важнее то, что это были просто хорошие люди. Здесь впору вспомнить слова Франклина Рузвельта о том, что "господство олигархов может быть не менее страшным, чем господст- во коммунистов". Мысль примечательная, особенно если учесть, что "коммунизмом" Рузвельт называл современный ему сталинский режим тер- рора. Вот и сейчас, как при настоящем терроре, уничтожаются прежде всего лучшие, изменяется сам состав нации.
