Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
— Видел. Он вам не дал ни одного удара сделать…
— Да. А теперь мои денежки в кармане этого фокусника… Ну, не обидно ли?
Глебски задумчиво поднимает к губам рюмку, и в этот момент пол вздрагивает, жалобно звякают оконные стекла и бутылки в баре, и слышится отдаленный мощный гул.
— Ого! — говорит Симонэ. — А ведь это обвал в горах. И недалеко!
Грохот затихает, и где-то наверху громко хлопает дверь.
— Здесь часто это бывает? — осведомляется Глебски.
— Два раза за месяц, что я здесь, — отвечает Симонэ. — Это уже третий…
По лестнице, стуча каблуками, сбегает Брюн.
— Дитя мое! — взывает Симонэ. — Присоединитесь! По рюмочке!
— Идите вы к черту! — зло откликается Брюн и исчезает за портьерой, где находится контора, в которую заходил давеча Глебски.
— Невоспитанное существо, — замечает Симонэ.
— А чего вы к нему… к ней пристаете? — лениво говорит Глебски.
— Никак не могу понять: она это или он? — говорит Симонэ.
— Это имеет значение?
— В известном смысле — да.
— В смысле чувственных удовольствий?
Симонэ разражается своеобычным ржанием. По лестнице озабоченно спускается госпожа Сневар. Она проходит за портьеру — видимо, в контору.
— А вы что, — говорит Глебски, — действительно ухлестываете за хозяйкой?
— Разумеется. Какой же уважающий себя физик отказался бы…
— Ваше дело швах, Симонэ, — говорит Глебски.
— Почему это?
— У вас никаких шансов.
— Это почему же?.. А-а! Ну, господин Глебски, вы — ходок! Уже успели? Я, можно сказать, тружусь месяц…
Портьера распахивается, выходит очень озабоченная госпожа Сневар. Она оглядывает холл, замечает Симонэ и Глебски, идет к ним.
— Несчастье, господа, — говорит она и садится. Симонэ немедленно придвигает к ней рюмку. — Связи с городом нет. Это значит, что обвалом засыпало дорогу и забило ущелье. Нас откопают не раньше, чем через неделю…
— Рация у вас есть? — осведомляется Глебски.
— Нет.
— Превосходно! — восклицает Симонэ. — Необитаемый остров!
— Так-то оно так… — неуверенно говорит Глебски.
— Не беспокойтесь, — быстро говорит хозяйка. — Связи нет, но все остальное есть в избытке. Продукты, напитки…
— А если захотим разнообразить меню, — подхватывает Симонэ, — бросим жребий… Нет! Съедим этого… как его… Хинкуса! А?
Он снова разражается ржанием. Глебски напряженно думает. Хозяйка пристально смотрит на него.
И в эту минуту на лестнице появляется дю Барнстокр. Он в роскошном халате, расшитом золотом, лицо у него смущенное и растерянное, он спускается по ступенькам, зябко потирая руки.
— Я прошу прощения, господа, — растерянно блеет он. — Видите ли, меня разбудило странное сотрясение, и потом хлопнула…
— Обвал в горах, господин дю Барнстокр, — говорит хозяйка.
— Ступайте сюда, волшебник! — весело кричит Симонэ. — Здесь, правда, не кюрасо, а всего лишь бренди…
— Нет-нет, господа, — говорит дю Барнстокр. — Я хотел только сказать… Может быть, это чепуха… Но видите ли, когда все затряслось, и хлопнула чья-то дверь, я как-то встревожился, вышел в коридор…
Глебски порывисто поднимается с места.
— Ну? — говорит он. — Что?
— Я не знаю, — бормочет дю Барнстокр. — Конечно, может быть, это чепуха… но из-под двери номера десятого так дует…
— Десятого? — Глебски поворачивается к хозяйке. — Там кто?
— Господин Андварафорс… — опережает хозяйку дю Барнстокр. — Я постучал к нему… Дверь заперта, изнутри причем… и он не отзывается…
— Ну и что? — глупо спрашивает Симонэ.
— Ключ! — бросает Глебски хозяйке. — Черт… Неужели…
Госпожа Сневар протягивает Глебски ключ.
— Я просто подумал… — бормочет дю Барнстокр. — Это сотрясение и… возможно, несчастье…
Глебски хватает ключ и устремляется мимо дю Барнстокра вверх по лестнице. Все следуют за ним.
У двери номера десятого Глебски принимается возиться, освобождая замочную скважину от ключа, торчащего изнутри. Госпожа Сневар, Симонэ и дю Барнстокр стоят у него за спиной.
— Какого черта, Глебски! — ворчит Симонэ. — Вы уверены, что имеете право…
— Заткнитесь, — цедит Глебски сквозь зубы. — Я из полиции…
Симонэ и дю Барнстокр с мистическим ужасом взглядывают на госпожу Сневар. Та только молча кивает.
Освободив путь для своего ключа, Глебски отпирает и распахивает дверь. Прямо у порога лежит ничком человек. Света в номере нет, и видны только его гигантские подошвы.
Глебски зажигает свет. Все ахают. Перед ними лежит Олаф Андварафорс. Он явно и безнадежно мертв. Руки его вытянуты и лежат на небольшом чемоданчике. Окно настежь распахнуто, покрывало на постели смято.
— Боже мой… — бормочет дю Барнстокр.
— Что с ним? — дрожащим голосом спрашивает хозяйка.
— Мертв, — отзывается Глебски. — Возможно, задушен. Или… — Он наклоняется и ощупывает тело. — Не знаю… Всем оставаться в коридоре! Не сметь входить!
Он перешагивает через тело, обходит комнату и выглядывает в окно. На карнизах лежит нетронутый снег, внизу под окном не видно никаких следов. Недлинная тень отеля лежит на снегу от лунного света, и отчетливо видна тень человека, сидящего на крыше.
— Так, — говорит Глебски. — Стоять у порога и не двигаться, слышите? Я сейчас…
Он выскакивает в коридор, подбегает к железной лестнице и карабкается вверх. В павильончике рывком распахивает фанерную дверь.
Все залито лунным светом. Хинкус сидит в прежней позе, нахохлившись, уйдя головой в воротник, сунув руки в рукава.
— Хинкус! — гаркает Глебски.
Хинкус не шевелится. Глебски подбегает к нему, хватает за плечо, трясет. Хинкус как-то странно оседает и валится набок.
— Хинкус! — растерянно повторяет Глебски, непроизвольно подхватывая его.
Шуба раскрывается, из нее вываливаются комья снега, падает меховая шапка. Хинкуса нет, есть только снежное чучело, облаченное в шубу и шапку Хинкуса. Глебски хватает горсть снега, яростно растирает лицо и озирается. На крыше множество следов — то ли здесь боролись, то ли собирали снег для чучела.
Глебски с нарочитой неторопливостью спускается в коридор и идет к группке людей, тесно сжавшейся у распахнутых дверей в номер умершего Олафа Андварафорса.
— Так, — говорит он. — У кого есть оружие?
Симонэ пожимает плечами. Дю Барнстокр разводит руки.
— Оружие есть, — чуть помедлив, говорит госпожа Сневар.
— Револьвер?
— И револьвер, — произносит она, чуть усмехаясь, — и кое-что посерьезней, если понадобится…
— Госпожа Сневар, — нетерпеливо говорит Глебски. — Возьмите револьвер и сядьте в холле… Есть еще выходы из отеля, кроме как через холл?
— Есть через кухню, но там дверь заперта.
— Сядьте в холле с револьвером. Если кто-нибудь попытается выйти, задержите. В случае надобности стреляйте.
— Господи! — бормочет дю Барнстокр.
— Вы, господин дю Барнстокр, ступайте в свой номер, запритесь и никого не впускайте. Откликайтесь только на мой голос. Понятно?
— Понятно, — одними губами шепчет дю Барнстокр.
Госпожа Сневар круто поворачивается и уходит. Дю Барнстокр открывает дверь на противоположной стороне коридора, скрывается за нею и щелкает ключом.
— Остаюсь один я, — говорит Симонэ.
— Правильно. Помогите мне.
Вдвоем они входят в номер Олафа. Глебски внимательно осматривает труп.
— Помогите перевернуть, — говорит он.
Вместе с Симонэ они переворачивают труп на спину. Симонэ издает невнятное восклицание. Под трупом обнаруживается огромный черный автоматический пистолет. Глебски берет пистолет, вынимает обойму и выщелкивает на ладонь патрон.
— Правильно, — бормочет он. — То же самое. Серебряные пули.
— Что за бред? — раздраженно говорит Симонэ. — Что вы прицепились к этими серебряным пулям? В чем дело?
Глебски серьезно смотрит на него.
— Вы же слышали, что говорила госпожа Сневар, — говорит он. — Серебряными пулями убивают вурдалаков.
Симонэ молча машет рукой и вытирает ладонью пот со лба. Глебски засовывает патрон обратно в обойму, вставляет обойму в рукоять пистолета и прячет пистолет в карман. Затем наклоняется и внимательно осматривает труп «с лица».
— Никаких ранений, — говорит он, выпрямляясь. — Что скажете, Симонэ?
— Он весь как каменный, — неохотно бормочет Симонэ. — Словно его всего судорогой свело… Надо же! Всего два часа назад играл в карты…
— А еще раньше выиграл у вас на бильярде…
— Дурная шутка, Глебски, — неприязненно ворчит Симонэ. — И потом, я все это время пил с вами в баре…
— Да, я пошутил, извините… — рассеянно произносит Глебски, оглядывая комнату.
