Харуки Мураками - Край обетованный
«Как вы можете следовать за Гуру, если ничего о нем не знаете? – спросил я у нее. – Я тоже верю в Гуру, но не знаю, что он за человек. Как я могу слепо идти за ним?» Но как я ни добивался, ответ был все тот же: «Нам ничего не остается, как верить ему и следовать за ним».
После этого я совсем пал духом. Если уж Эрико Иида – «просвещенная», пользовавшаяся уважением всех, постигшая Махамудру100, – так говорит… Какой толк задавать ей вопросы. Я попробовал обратиться к Хидэо Мураи, своему прямому начальнику в Министерстве науки и техники, – вообще никакого ответа не получил. Он лишь промолчал. Оставалось только идти прямо к Учителю. От этой идеи я отказался и решил без лишних слов заняться духовными практиками.
Единственным духовно близким мне человеком в секте был Ёсихиро Иноуэ. Я собирался задать свои вопросы ему, однако Ананда101 получил какое-то секретное задание, и связаться с ним не удалось. Так, в неопределенности, прошло несколько месяцев.
Я провел в секте уже около года, когда Хидэо Мураи приказал мне заняться сбором данных о сейсмической обстановке. Но я знал, что сосредоточиться на работе не удастся. Понять, куда идет секта, было невозможно. Мешали беспорядок и неразбериха, абсолютная неясность с тем, что будет дальше. Поэтому я, недолго думая, подошел к Мураи: «Мне кажется, у нашего братства есть какие-то тайные, темные стороны. Как вы думаете?» В то время я занимался астрологическими изысканиями, что дало мне возможность приблизиться к Учителю и ежедневно наблюдать, чем занимаются «вожди», находившиеся для обычных членов секты вне досягаемости. Все их действия обставлялись с такой претензией, отгораживались от людей толстым занавесом. Мураи производил впечатление человека, который держит в руках ключи от той самой сумеречной зоны. Это-то и побудило меня обратиться к нему. Задать ему такой вопрос в лицо духу не хватило, так что я позвонил по телефону. Помолчав, он сказал: «Ты не оправдал моих надежд». Я понял, что моя жизнь в секте кончилась. Иначе говоря, меня перестали считать «рабочей лошадкой».
Я не рассматриваю преступления, совершенные «Аум», просто как вспышку насилия. За ними стояла некая четкая задача религиозного характера. Не скажу, что все было заорганизовано до последней мелочи, стихийный порыв тоже присутствовал, но все же этими действиями наверняка управляла вера. Вот что меня больше всего интересует. И объяснить это в полном объеме, скорее всего, могли бы лишь Асахара и Хидэо Мураи. Другие члены «Аум» были простыми пешками, но только не эти двое. Они отдавали приказы сознательно, прекрасно понимая чего хотят. Мотивы, которые двигали этими людьми, и есть то, с чем я боролся, чему в одиночку противостоял в секте.
Большинство из тех, кого арестовали за участие в зариновой атаке, были абсолютно преданы Учителю. Что бы ни говорили о секте, они закрывали на это глаза, отбрасывали любые подозрения и делали все, что им говорили. Тору Тоёда102 от них отличался – имел свое мнение. Как-то я поделился с ним сомнениями, он задумался и потом сказал: «Послушай, Такахаси, Армагеддон уже наступил. Чего уж теперь говорить». Тоёда мог давать такие ответы, опираясь на свою систему мышления. Не то что многие другие, которые, не задумываясь, были готовы тупо следовать за Учителем. С такими говорить не о чем. Разный народ собрался в секте.
Я хорошо знал Тоёду – мы пришли в «Аум» примерно в одно время. После того как он стал послушником, его довольно быстро выдвинули в руководящую группу. «Я сам толком не понимаю, что происходит в братстве, – говорил он. – Но раз уж произвели в начальство, буду выполнять эту роль». Помню, услышав его слова, я подумал, что ему тоже приходится туго. Еще хуже, чем мне. Этот разговор состоялся незадолго до зариновой атаки. Одно время я был у него шофером.
Почти все, кто входил в руководство, долго пробивались наверх, а Тоёда как по лестнице взбежал. Шустрым оказался. Этим секта и воспользовалась.
А если бы Мураи приказал вам распылить зарин, как бы вы поступили? Не подчинились? Сбежали?
Наверное. Хотя легко сказать… Исполнителей застали врасплох, они оказались в ситуации, когда уже не убежишь. Мураи собрал их в своей комнате и объявил, что им предстоит. «Это приказ сверху». В «Аум» эти слова звучали как заклинание. Исполнителей выбирали из числа самых фанатичных. Говорили: «На вас возлагается особая миссия». Взывали к чувству долга. Полная покорность высшей воле была в «Аум Синрикё» основой веры. У них все делалось под этим флагом.
Потому-то меня и не включили в группу исполнителей. Я был мелковат для этого, не достиг нужной стадии. То есть в секте мне еще не очень доверяли. Такие для этого дела не годились.
Я одного не понимаю. Когда я брал интервью у людей, пострадавших от газовой атаки, некоторые, по опыту работы в своих компаниях, говорили мне, что будь они членами «Аум» и получи в таких условиях приказ пустить в ход зарин, вполне возможно, не смогли бы отказаться. А вы, хоть и состояли в секте, заявляете, что сбежали бы. Почему?
Пожалуй, «сбежал» – это не совсем честно. Попробую выразиться точнее. По правде говоря, если бы приказал Мураи, я бы сбежал, скорее всего. Но вот вам ситуация: Ёсихиро Иноуэ со словами: «В этом твое спасение», – вручает пакет с жидким газом. Что бы я сделал? Не знаю. Скажи он: «Пойдем со мной», – и я, может быть, последовал бы за ним. Короче, это вопрос, в каких люди между собой отношениях.
Мураи был моим боссом, но держался холодно и отдаленно, глядя с высоты своего положения. Если бы приказ исходил от него, я бы сбежал. Спросил бы, конечно, зачем это нужно. Он бы сказал, что эта грязная работа необходима для братства, поэтому я должен ее выполнить. Что тогда делаю я? Соглашаюсь для вида, а перед самой операцией тихонько сматываю удочки. У меня было такое же чувство, как у Кэнъити Хиросэ (Санджа)103, который засомневался и сошел в метро с поезда. Думаю, что после долгой внутренней борьбы в конце концов я бы все-таки сбежал.
А вот Ёсихиро Иноуэ – личность привлекательная. У него очень развито чувство религиозного служения. Если бы я заметил, что он страдает, сделал бы для него все, что в моих силах. По правде сказать, тогда он оказал на меня очень большое влияние. Скажи он, что кроме нас никому не под силу выполнить это задание, я запросто мог пойти с ним. Так мне казалось.
А как быть с тем, что ваши действия могли повредить другим людям? Или они для вас находились как бы в другом измерении?
Да. Это были бы действия в другой плоскости. Логика – очень хрупкая вещь, когда дело касается мотивов, которые движут людьми. Сомневаюсь, что пятерка исполнителей, получив приказ распылить зарин, имела тогда возможность логически рассуждать, что психологически они были в состоянии сделать вывод, что приказ этот выполнять нельзя и надо остановиться. Нет, они этого не могли, запаниковали, поддались ходу событий и сделали то, что им сказали. Человек, у которого работает логическое мышление, никогда не пошел бы на такое. При крайних проявлениях гуруизма индивидуальные критерии ценностей полностью перестают существовать. В подобных ситуациях людям даже не приходит в голову, что их действия принесут многим смерть.
Не знаю, что бы со мной стало, пробудь я в секте года три. Но тогда я не мог оставаться абсолютно безразличным к тому, что меня окружало; во мне жила восприимчивость к происходящему – я, не боясь, высказывал другим свои сомнения в отношении «Аум». Но как бы сильно ты ни сопротивлялся, как бы ни пытался помешать грядущим событиям, в таких сектах процесс разрушения личности идет все равно и не зависит от твоего желания. Оказавшись в секте, человек попадает под мощный пресс, ему начинают навязывать сверху то одно, то другое, потому что ему якобы не достает преданности и смирения. Этому давлению нет конца, и дух новообращенного оказывается сломлен. Мне еще как-то удалось устоять, но многие, с кем я пришел в «Аум», сдались.
Хорошо. Но если бы Сёко Асахара лично приказал: «Такахаси, это должен сделать ты», – что бы вы сделали?
Начал бы задавать вопросы, послушал бы, что он скажет. Если бы объяснения меня убедили, согласился. В противном случае, наверное, стал бы дальше спрашивать, до устраивающего ответа. И в итоге меня бы от этого задания освободили. Мне случалось прямо высказывать Асахаре свои мысли, он говорил, что я человек откровенный. Хотя, честно сказать, ни Сёко Асахара, ни Хидэо Мураи не вызывали у меня особых чувств, потому что не открыли передо мной свою душу.
Если же говорить о Ёсихиро Иноуэ, то я сказал, что мог бы с ним пойти. Но это совсем не то же самое, что реальное действие. Хватило бы меня на то, чтобы хладнокровно проткнуть зонтиком пакет с зарином, когда люди вокруг ни о чем не подозревают? Смог бы я вот так спокойно отказаться от самого себя?
