Шпионаж и любовь - Малли Клэр
Война быстро распространялась по Балканам. Наблюдая за тем, как Венгрия, Румыния и Болгария скатывались к союзу с Гитлером, правитель Югославии принц Павел 25 марта уступил давлению и вступил в число стран «оси». Два дня спустя в Белграде произошел военный переворот, инспирированный и поддержанный агентами УСО; Павла сменил противник «оси» король Петр II. «Гитлер получил болезненный удар», – позднее гордо заявил Черчилль, описывая историю войны [49]. В семь утра б апреля в небо над Белградом внезапно взметнулись сотни горлиц: а следом на город обрушилась массированная бомбардировка люфтваффе [50]. Гитлер был в такой ярости из-за югославского переворота, что приказал начать кампанию, получившую кодовое название «Операция Возмездие»: без объявления войны, без переговоров с новым правительством [51]. Захваченные врасплох жители Белграда прятались в подвалах домов и школ, в барах и отелях. Известно, что британский посол нашел убежище под роялем в гостиной. Около 4 000 гражданских лиц были убиты, многие оказались под завалами, ключевые коммуникации города были разрушены. Несмотря на героическую оборону, Югославия не могла остановить танковые дивизии Гитлера, устремившиеся в нее из соседней Венгрии. Через одиннадцать дней страна сдалась и была немедленно разделена между Германией, Венгрией и Италией.
Великобритания официально разорвала отношения с Венгрией в день после вторжения в Югославию, и Ежи был эвакуирован вместе со всем Британским посольством 11 апреля 1941 года. Проезжая по территории Польши, оккупированной Советским Союзом, он телеграфировал в Стамбул и просил Кристину дождаться его [52]. Но когда он вернулся в Стамбул в конце мая, Кристина и Анджей уже уехали. Его телеграмма была доставлена в следующем виде: «Прошу уведомить Грэнвил [так!] не ждать» [53]. Ежи был в ярости, убежденный, что текст изменили намеренно. Тем не менее он продолжил работу, связался с будапештской сетью через польское радио. Он также вызвался добровольно, чтобы его направили в Польшу или Россию, но британское командование решило, что это неразумно. Наконец, Ежи пришел к выводу, что в любимом турецком ресторане его отравили бы прогермански настроенные русские официанты из числа бывших белогвардейцев, после чего он согласился на перевод в Каир.
Будапештская сеть еще некоторое время действовала эффективно, работая напрямую на официальную польскую разведку [54]. Отец Ласки поддерживал курьерские маршруты под предлогом сбора информации о преследовании Церкви в Польше, ему активно помогали духовные власти, которые пытались защищать польских беженцев. Он был арестован в октябре 1941 года и погиб в нацистском концлагере в Польше. Михал «Лис» Градовский был схвачен при попытке пройти через границу в Югославию, но бежал, выпрыгнув на ходу из поезда. Под видом прибалтийского немецкого барона из Эстонии он добрался до Белграда и попал там под бомбежку. Затем он сумел выехать в Стамбул с помощью германского консула. Он прибыл в турецкую столицу рано утром, и Кристина представила его де Шатлену, который официально включил его в штат УСО [55]. Марцин Любомирский и личный помощник Анджея Антоний Филипкевич продолжали вытаскивать британских летчиков из Польши, иногда им приходилось прятать эвакуируемых в собственных домах. Только в 1944 году гестапо раскрыло их организацию, что привело к трагическому исходу [56]. Все восемь ключевых фигур из числа остававшихся в оккупированной зоне агентов были арестованы. Только Любомирский и Филипкевич выжили в концлагере Маутхаузен и были освобождены в 1945-м. Другие шесть товарищей погибли в газовой камере. «Они были лучшими, – написано в документах УСО, – но поскольку ни у одного из них… не осталось живых родственников, посмертные награды в данном случае вручать бессмысленно» [57].
Вскоре после отъезда Ежи в Будапешт Кристина и Анджей отправились в Каир, где у британцев находилось региональное командование. Каким-то образом им удалось получить надежные визы для проезда по Сирии и Ливану, где было сильное влияние вишистского правительства Франции и которые позднее вошли в состав Французского мандата. Согласно документам УСО, в то время можно было купить венгерские, болгарские и немецкие паспорта и визы в Стамбуле и самостоятельно вписывать в них нужные имена [58]. С другой стороны, УСО уточняло: «рекомендуется путешествовать только с подлинными паспортами. Другие методы находятся на стадии эксперимента или настолько опасны, что признаны непрактичными»
[59]. По сообщению Анджея, визы раздобыла Кристина, которая сумела очаровать вишистского дипломата во Французском консульстве. Очевидная легкость, с которой ей это удалось, позднее вызвала немало подозрений относительно ее контактов, но Анджей в то время больше беспокоился о том, как выручить свой «опель» у турецких властей. Пришлось заплатить большую взятку, и Кристина и Анджей смогли, наконец, двинуться в путь. Они сделали короткую остановку в Британском посольстве в Анкаре, где встретились с Джулианом Эймери. Британский агент, который, как и Эйдан Кроули, позднее станет членом Парламента, Эймери описывал Кристину, как «одну из самых красивых девушек»; ему трудно было поверить в то, что она совершила те подвиги, о которых он был наслышан [60]. В середине мая Кристина и Анджей благополучно въехали в Сирию.
Зимние Балканы они пересекали в теплых пальто и перчатках, а теперь вынуждены были открыть окна «опеля», чтобы ловить морской бриз, когда ехали по узкой прибрежной дороге в сторону Бейрута. Анджей проклинал ужасную жару, но Кристина охотно обращала лицо к солнцу. Останавливаясь в деревнях или посреди золотых полей, окруженных пурпурным терновником и смертоносным пасленом, они закусывали инжиром, козьим сыром, пахлавой и местным вином, любовались средиземноморскими пейзажами и замками крестоносцев, доминировавшими над ливанским берегом. В какой-то момент они в молчаливом восхищении следили за тем, как тысячи аистов мигрируют на север. «Опель» перегревался, его хромовые детали раскалялись так, что к ним невозможно было прикасаться. По мере приближения к Бейруту монотонность путешествия нарушалась возгласами Кристины, которая то и дело замечала кошку или собаку, перебегающих дорогу; в конце концов она была почти в истерике, потому что животные так и лезли под колеса, хотя Анджей клялся, что успеет среагировать [61]. Добравшись до города, они решили остановиться в отеле «Сент Джордж», где сразу увидели аккуратно одетых немецких офицеров. При виде британских паспортов сотрудник отеля так громко стал предлагать Кристине и Анджею лучшие номера по стандартной цене, что Анджей всю ночь провел в ожидании, что их вот-вот придут убивать.
На следующий день они рано утром выехали в Палестину. Не выдержав долгой очереди на жаре перед пропускным пунктом. Анджей нажал на газ и рванулся вперед. Естественно, «опель» остановили, но путешественники предъявили британские паспорта, пограничники салютовали и пропустили их. Британские дипломаты в Турции заранее сообщили об их прибытии, так что Кристину и Анджея быстро обеспечили талонами на продукты, купонами на топливо и комнатой в отеле в Хайфе, на северном склоне большого плато у горы Кармель. Утром Кристина настояла на том, чтобы недолго прогуляться босиком по пляжу, она улыбалась Анджею, который фотографировал ее, кожа ее загорела, темные очки защищали от слепящего солнца, она выглядела как настоящая туристка. Вскоре Анджей поторопил ее, они вернулись в машину и двинулись дальше, в более плотном потоке военных машин, в сторону Иерусалима. Теперь пришел черед Анджея превратиться в туриста, который восторгается «мощью истории, которая чувствуется в каждом камне» древнего города [62].
После проверки британскими представителями они встретились с общительным Питером Портером, и Кристина с Анджеем смогли, наконец, расслабиться. Она договорилась о встрече с Зофьей Рачковской, сестрой ее друга-журналиста Флориана Соколова. Как Флориан и их отец Наум Соколов, Зофья была поборницей идеи независимого Израиля, она уже несколько лет жила в Палестине, способствуя развитию сионистского движения. Анджей и Кристина также встретились с 21-летним сыном Зофьи, активным участником еврейского подполья, а также их местными друзьями, британскими военными и гражданскими лицами, работавшими на британские власти в Палестине. Несмотря на продолжение войны, напряжение между еврейским подпольем, боровшимся за будущее государство Израиль, и британскими чиновниками, которые еще не пришли к решению поддерживать эту идею, нарастало. Британцы отлично знали, что сионисты успешно доставляют оружие в Палестину, но, как докладывал главе УСО Глэдвин Джебб, «мы просто не могли позволить себе вступить в конфликт с евреями в тот момент» [63]. Несмотря на это – а отчасти именно поэтому, – польский исторический антисемитизм способствовал тому, что поляки поддерживали идею создания Израиля и предоставляли средства, готовили потенциальных повстанцев еще с 1930-х годов. Наполовину еврейка, наполовину полька, Кристина неизбежно заинтересовалась разговорами, которые велись в доме Зофьи на холме с видом на Иерусалим. Однако все, что записал о том периоде Анджей: она «буквально влюбилась в собак семьи – двух отличных боксеров, которых мы часто брали на прогулки» [64].
