Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6303 ( № 1 2011)
– Как уже объявлено, фонд на первых порах будет финансировать 13 социально значимых высокобюджетных проектов, ориентированных на массового зрителя. Задача, по идее, актуальная, поскольку по итогам прошлого года зрительский интерес к российскому кино упал с 28 до 15–16 процентов…
– На самом деле ситуация на сегодняшний день гораздо хуже. У нас ведь на студии печатаются прокатные копии, и я имею представление, что реально выходит на экраны. Кроме того, я сам слежу за состоянием кино, общаюсь с людьми кино, наконец, у меня есть дети, неравнодушные к новинкам экрана. Так вот, я убеждённо могу сказать, что интерес к российскому кино приближается сегодня к нулевой отметке. Тот позитив, что был наработан за последние десятилетия, в одночасье потерян. Это тоже во многом результат непродуманных реформ.
– Честно сказать, я не думаю, что фильм «Святитель Алексий» или картины про Василису Кожину, генерала Скобелева, которые взялся финансировать фонд, поправят дело и «сорвут кассу»…
– Я согласен, здесь есть вопрос. Масштаб темы в искусстве решает далеко не всё, а решает, как это ни банально звучит, мера авторского таланта. К примеру, Лев Толстой не живописал в своих знаменитых «Севастопольских рассказах» подвиги адмиралов Нахимова или Ушакова, но это одна из самых глубоко патриотичных книг в русской литературе. Я вам больше скажу. Как это ни парадоксально, но было бы очень неплохо и очень патриотично, если бы у нас под эгидой фонда появились такие фильмы, которые делал Леонид Гайдай. Вроде бы никакого отношения к героике и патриотике «Кавказская пленница» или «Бриллиантовая рука» не имеют. Но благодаря этим фильмам целые поколения молодёжи, которые за последние десятилетия подсели на американское кино, узнали, что есть, оказывается, и русское кино, что «Иван Васильевич меняет профессию» – это «круто» и очень даже «пробивает». Именно через любимые народом фильмы Гайдая, Рязанова и шло в эти годы приобщение молодёжи к отечественному кино. Так что решать судьбы нашего кинематографа путём тематического выбора – это путь, как мне кажется, достаточно наивный. Я не отрицаю, разумеется, замысел фильма про Василису Кожину, но, думаю, вам понятно, о чём я хочу сказать.
О ЗРИТЕЛЕ И КАЧЕСТВЕ НАЦИИ
– Мы закономерно вышли на разговор о зрителе. Мне кажется, большинство режиссёров, в том числе, извините, и вы, снимают так, как снимали всегда, не замечая, что в зале давно нет 40-летних и даже 30-летних зрителей, там сидят преимущественно одни тинейджеры и едят свой попкорн. Они про подвиги генерала Скобелева или про страдания доктора Рагина из экранизированной вами «Палаты № 6» точно смотреть не будут. Как вам кажется, надо ли режиссёру ориентироваться на этого нового зрителя? Или надо, как встарь, говорить о высоком и вечном?
– Надо делать и то и другое. Когда Чехов писал про доктора Рагина в своей гениальной «Палате № 6», то не думаю, что её читал весь российский православный народ. Подозреваю, серьёзная проза Чехова и тогда была достоянием 5–10 процентов грамотного населения. Это же в конце концов не детектив, не слезливая мелодрама. Но это не значит, что «Палату № 6» не надо было писать и не надо сегодня экранизировать.
К слову говоря, когда я снимал этот фильм, то вообще думал, что он останется фактом только моей личной биографии. Но у «Палаты № 6» неожиданно оказалась своя, не столь уж малочисленная аудитория, у картины был хороший телевизионный рейтинг, она в итоге окупилась. Значит, думающий зритель у нас всё-таки есть, и, когда с ним серьёзно разговариваешь о серьёзных вещах, он в кино идёт.
На своём веку я снимал разные картины: и те, на которые приходило несколько миллионов зрителей, и те, что собирали десятки миллионов, – как, например, фильмы «Мы из джаза», «Зимний вечер в Гаграх», «Курьер». Но, приступая к «кассовой» или «артхаусной» картине, я всё равно думаю о зрителе: без зрителя фильм – мертворождённое дитя. При этом всегда важно делать то, что тебе самому интересно. И, конечно, быть максимально искренним. Самое ужасное в нашей профессии, когда люди снимают то, что им самим неинтересно, что они сами ни за что смотреть не стали бы. Но делают. И это всегда видно на экране.
Лично мне снимать «Палату № 6» было страшно интересно. При этом я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что фильм ориентирован на ограниченную аудиторию. Но есть ведь ещё и такое понятие, как качество этой самой аудитории. Работать на умного, просвещённого зрителя – особое удовольствие. Это не значит, конечно, что таких фильмов, как «Палата № 6», должно быть много. Они должны быть частью общего процесса, фрагментом мозаики. Я в прошлом году возглавлял жюри «Кинотавра», и это была нелёгкая миссия. Когда подряд смотришь 15 картин, которые ориентированы исключительно и только на узкую зрительскую прослойку, то вопросы, конечно, возникают. И не только к отборщикам «Кинотавра».
– Вы произнесли словосочетание «качество зрителя». Как вам кажется, это самое качество в целом выросло, упало?
– Я бы обозначил проблему шире. Качество не только зрителя, а всей нации, на мой взгляд, катастрофически упало. Этому есть много причин: ухудшение уровня образования, вал дурного коммерческого чтива, захлестнувший страну, примитивное телевидение, забывшее об одной из своих основных функций – просвещать, наконец, отсутствие внятной государственной идеологии… Недавнее убийство в станице Кущёвской – это серьёзный звонок всем нам. Недрогнувшей рукой зарезать невинных младенцев – это уже что-то за гранью моего разумения. Причём я уверен, что комплексов Родиона Раскольникова никто из убийц не испытывает. Они думают о том, как бы выкрутиться, как бы схлопотать срок поменьше. В этом смысле Достоевский писал, увы, о другой нации. Для которой муки, метания, страдания Раскольникова были понятны. А для нынешней нации Раскольников в большинстве своём непонятен. Ну, грохнул старуху топором по голове – и правильно сделал: чего там, дескать, маяться.
Мы воспитали поколение, которое ничего не слышало про понятия греха и стыда, которое ничего не читает, ничего не знает. «Мосфильм» – это ведь большое производство, это сотни людей разных возрастов и профессий, с которыми я каждый день общаюсь, разговариваю. И ловлю себя на мысли, что молодые люди зачастую меня просто не понимают. Чтобы они меня поняли, я должен максимально упростить язык, лексику. Это, увы, результат и продукт последних десятилетий.
Вымывание национальной гордости, бездарное переписывание истории – этим едва ли не ежедневно занимаются десятки каналов. На любом из них можно увидеть американские, так называемые антисоветские фильмы, которые на самом деле работают против нас, против нашего народа. Кто такие эти дебильные и вечно пьяные советские люди в шапках-ушанках и с гаечным ключом в руках? Так это мы же с вами. И когда Джеймс Бонд в широко разрекламированном боевике разруливает на танке по Санкт-Петербургу, круша всё на своём пути, – это как называется? Да ни в одной стране мира невозможно представить, чтобы по телевизору показывали фильмы, унижающие собственную нацию. Покажи в Китае или Камеруне антикитайский или антикамерунский фильм – так тебя разорвут на части. Там даже не надо никаких указаний сверху – само общество отреагирует должным образом. А в России подобное кино покупается, рекламируется, смотрится. Чего же удивляться, что у нас растёт поколение, которое младенцев режет в Кущёвской? Это всё взаимосвязанные вещи.
ОБ ИДЕЯХ И «БЕЗЫДЕЙНОСТИ»
– Как вам в этой связи кажется – должно ли государство формулировать свои запросы, пожелания искусству? Должно ли искусство нести определённую идеологию?
– Для меня здесь нет вопроса. Произведение искусства не возникает ниоткуда. Это результат идей, которые рождаются у автора и переносятся на холст, экран или на книжные страницы. Так что в любом фильме обязательно присутствует определённая идея. Даже демонстративная безыдейность автора или авторов – тоже идея. А сумма идей рождает идеологию. И когда кто-то говорит, что в искусстве не должно быть государственной идеологии, то тем самым он открывает двери какой-то другой идеологии. Не исключено, что враждебной человеку и обществу.
Я не понимаю и не принимаю все эти разговоры, что в современном искусстве нет места идеологии, морали, нравственности. Смысл государства – как раз в установлении неких правил, которые принимаются всеми. Смысл любой человеческой общности – в поиске гармонии, а значит, и в выработке норм морали. Если государство не устанавливает правил общежития, а значит, и нравственных норм, – оно попросту не нужно. Моральные берега, границы жизненно необходимы любой стране. Особенно такой, как наша.
