Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6303 ( № 1 2011)
Интервьюируемому Ивану Вырыпаеву, как упоминается во вступлении, которое автор книги написала «из сегодняшнего дня» ко всем разговорам, тогда ещё не было тридцати.
А. Фрейндлих и С. Юрский, К. Лавров и О. Басилашвили, О. Меньшиков и О. Табаков, К. Хабенский и М. Суханов, Р. Габриадзе и Ю. Норштейн, К. Гинкас, С. Женовач, Д. Черняков и ещё, и ещё – всего их 34. Разговор о конкретных постановках естественно включает спор беседующих о природе театра и искусства вообще, воспоминание об отдельных театральных и повседневных событиях перемежается свободными рассуждениями о любви, драме человеческих связей, об уме, о способности/неспособности чувствовать… И происходит удивительная вещь: с одной стороны, крупным планом высвечивается самое интересное, что, наверное, может быть, – внутренняя жизнь, экзистенция человека, а с другой, сквозь эти разговоры проступает крупным планом само Время. «Не спрашивай о времени, когда я думаю о нём, меня мутит, от бесконечности кружится голова, падаю вниз, как в лифте», – защищается один из беседующих с Дмитревской, но тем ценнее свидетельства, возникающие не из философий, а из живых реакций на реальность.
В преамбуле к разговору с Сергеем Дрейденом приводятся слова из Андрея Битова, которые я, будь моя воля, вынесла бы в эпиграф: «Ум – это способность к рождению синхронной с реальностью мысли, отражающей мысли, а не цитирование, не воспоминание, не изготовление по любому, пусть самому высокому образцу – не исполнение… Ни для чего, кроме живой жизни, ум не нужен». «Разговоры» – умная книга.
Отдельная песня – фотопортреты героев перед каждым разговором и фотоколлажи на вкладках к ним. Каждая фотостраница – маленький шедевр.
Аннотация к книге Натальи Скороход начинается с констатации того, что перед нами «комплексное исследование феномена инсценирования на современном этапе развития театра и гуманитарной мысли». За этой скучной академической фразой скрывается настоящий взрыв. Под одной обложкой здесь встречаются современная философия, культурология, эстетика, литературоведение, история театра, теория драмы, театральная критика, практика (точнее, различные «практики») инсценирования, а в приложении – результаты авторских опытов инсценирования А.С. Пушкина, М. Агеева и А.П. Чехова, каждый из которых имел счастливую (хоть и не всегда простую) судьбу на столичных сценах. Причём все эти «герои» в самом деле встречаются, а не просто сосуществуют, соседствуют, обмениваются цитатами. Работа Скороход – образец той «перезагрузки», в которой так нуждается сегодня гуманитарная и искусствоведческая мысль. Я имею в виду преодоление разрывов: теории и практики (т.е. операциональность знания), искусствоведения и современной философии, театральной критики и гуманитарных способов анализа текстов, наконец, практики инсценирования и того методологического багажа, который имеется сегодня у литературоведения, культурологии, эстетики в изучении феномена «чтение».
Инсценирование как чтение – вот та базовая позиция, с которой автор смотрит на предмет своего исследования. Этот ракурс оказывается замечательно плодотворным, т.к. именно институт чтения, начиная со второй половины ХХ века, оказывается под прицелом гуманитарной мысли, полем переопределения привычных норм, правил и значений.
Структура книги простая и внятная: первая часть исторический background – «Театр и проза – двести лет вместе». Вторая – «Инсценирование как опыт чтения» – методологическая, где читатель, гуляя по страницам с классиками гуманитаристики ХХ века, узнает, что значит чтение «по Сартру», Изеру, Яуссу, Барту. И третья – практическая «Как инсценировать прозу?»: ответ, а точнее, ответы на данный сакраментальный вопрос автор даёт вполне конкретные, но беседуя при этом с Эко, Бахтиным, Бартом, Деррида. Стоит ли специально оговаривать то, что в эти беседы активно включаются и отечественные театроведы, критики, режиссёры, размышлявшие о «сценическом воплощении прозы – одном из проклятых вопросов театрального искусства» (А. Свободин). При этом замечу, что про «беседы» и «прогулки» пишу не для красного словца. Одно из самых сильных впечатлений от книги – сопряжение глубины и фундированности мысли с прозрачностью, лёгкостью, остроумием, литературным блеском изложения. И ещё – при таком размахе идеальная заточенность текста под цель, здесь всё последовательно работает на заявленный в названии практический вопрос.
Плюс ко всем радостям – на обложке, разворотах, как будто случайно разбросанные в конце или начале глав, рисунки Резо Габриадзе, где их создатель по поводу «проклятого вопроса» оттягивается по полной.
Галина БРАНДТ, ЕКАТЕРИНБУРГ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
И из чучхе растут дензнаки
Искусство
И из чучхе растут дензнаки
ВЕРНИСАЖ
Корея сегодня – какая она? Ответ на этот вопрос мы найдём в ЦСИ ВИНЗАВОД, где в Цехе Белого до конца января проходит выставка художников КНДР
Пётр Подгородецкий, музыкант уважаемый, в своей книге «Машина с евреями» сказал о том, что человек, который думает, не станет слушать песни ради слов – у него своих мыслей навалом. Напротив – он постарается выбрать то, что не сковывает воображение внешними рамками. Симфонию, например. Или оперу, которую слушают не ради сюжета.
Олег Кулик, куратор и акционист, по мне достоин всяческого презрения «во человецех». Пронырливый делец, мелкий барыга. Но умён. Не отнимешь. Знает, когда что продать (будь то Родина, будь то арт-проект), да и вообще много чего знает. Эрудит. Приносил деньги радикальный перформанс – голый Кулик кусал прохожих. Разрешили поторговать в храме – появился проект «Верю». Возникла едва ощутимая потребность в национальном социализме – извольте, выставка художественной артели «Мансудэ» из Пхеньяна. Под поэтическим названием «И подо льдом течёт вода». Все проекты Кулика, между прочим, отличаются высочайшим качеством в рамках внутренних требований «арт-сосайети», да и внешнему человеку есть над чем поразмыслить. Вот только…
Ну «течёт», и что? Ну «вода», а дальше?
Кулика подводит то, на чём ломается большинство «современных художников»: желание сформулировать высказывание. Понятно, что ремесло – оно не для аристократов. Ницше писал, между прочим, об этом: типа, лишь думу думать – занятие, достойное пота благородных людей. А художник – он мастеровой, работяга, ведёт совсем не рыцарский образ жизни.
В общем, в художниках числиться действительно как-то стыдно. Без иронии, с точки зрения заказчика, никакой художник не властитель дум, а нормальный работник сферы обслуживания.
Беда в том, что сама эта сфера пала в постсоветском обществе так низко, как не падала нигде и никогда. Даже при большевиках таксист был прежде всего рабочим, а уже потом извозчиком. Теперь у пария в почёте быть олигархом, да зуб неймёт. Выход один: стать аристократом по типу изливаемого пота.
Незадача одна: для науки нужен ум – там «матан» и таблица умножения. Тогда как для торговли хватит одной ловкости и операции «плюс». Незаметный взмах рукой – и вот торговец превращается в Художника с большой буквы «Хер» (см. «аз», «буки», «веди» и далее). Он сам не рисует (не умеет, но даёт понять, что занятие сие не для знатных людей), он даже как бы и не торгует – он Вещает.
Беда в том, что у меня самого слов и мыслей в голове достаточно для того, чтобы всерьёз воспринимать Кулика или какого-нибудь ещё теоретика. Будь он акционистом, будь он куратором. Мне бы восхититься ремеслом. Мне бы напитать мой эстетический голод – интеллектуального голода у меня нет давно! С тех самых пор, как я произнёс слова клятвы в одной из физматшкол СССР: «Мы пришли сюда сытые телом и голодные духом. Клянёмся, что при выходе всё будет наоборот».
А вот теперь ловите меня на том, что я ничего не говорю о художниках из Корейской Народно-Демократической Республики. Не поймаете, ибо всё, что я могу сказать о мастерах с непроизносимыми для русских именами, это то, что они полностью утолили мою эстетическую жажду.
Они оказались более аристократичны, чем Олег Кулик (была ещё Анна Зайцева, тоже куратор, которая, собственно и ездила в Корею отбирать работы): они посмели иметь гордость просто творить шедевры в условиях реального времени.
Нам предложили ряд листов традиционной корейской живописи (тушь на картоне), несколько гуашей, вышивок и одну мозаику. Все работы датированы 2009–2010 годами. Все! Творческое объединение «Мансудэ» стоит на истинно ницшеанской позиции о том, что каждый обязан стать гением. Нет мук творчества – есть «взять и сделать». Нет нужды в оправдании своего труда, нет кукишей в кармане, нет попыток сформулировать какую-то философскую мысль. Художники рисуют, шьют гладью, красят.
