Курск 1943: Величайшая битва Второй мировой войны - Теппель Роман
Важную информацию Красная Армия собирала также с помощью разведывательных рейдов и небольших наступательных операций. 30 апреля 1943 года советский батальон при поддержке танков атаковал высоту, которую защищали части 78-й штурмовой дивизии. При этом советским солдатам не только удалось захватить тактически выгодную возвышенность, но и взять в плен несколько немецких солдат. При этом, как записано в военном дневнике 9-й армии, «советская сторона получила доказательство того, что немецкий фронт усилен за счет частей из свежей, особенно сильной дивизии» [122]. Спустя пять дней советской разведывательной группе удалось ликвидировать одну пулеметную точку 332-й пехотной дивизии и взять в плен двух человек.
Командование 9-й армии 25 мая 1943 года издало приказ, о занятии постов и точек в темное время суток только в составе групп и всегда с вооружением. Несмотря на это и в последующие недели русским удавалось снова брать пленных, дававших ценные сведения. В одном из отчетов 17-го гренадерского полка 31-й пехотной дивизии по поводу операции «Цитадель» говорилось: «Наше наступление для Красной Армии не явилось сюрпризом ни в отношении времени, ни в отношении места, противник явно ожидал наступление. Место наступления было известно, поскольку дивизия много раз в течение нескольких недель до начала операции “Цитадель“ выдвигалась на одно и то же место для прорыва обороны. Точное начало наступления было выдано плененным унтер-офицером 62-го гренадерского полка 7-й пехотной дивизии. Поэтому атака 17-го гренадерского полка в начале операции происходила против полностью готового противника, и сплошного заградительного огня артиллерии и залповых систем» [123].
Часто советской стороне не приходилось прилагать больших усилий для получения важной информации о предстоящем немецком наступлении. Снова и снова перебежчики предоставляли сведения такого рода. Не только русские и украинские «хильфсвиллиге» весной и летом 1943 года перебегали на другую сторону фронта. Проблемой для вермахта становились и «фольксдойче» (этнические немцы, ранее жившие вне Германии). Все меньше из них было готово рисковать своей жизнью за Гитлера и Третий рейх. Офицер, ведущий военный дневник командования 9-й армии, 17 июня 1943 года сделал следующую запись: «В 78-й штурмовой дивизии произошел неприятный и немыслимый инцидент. В эти дни к противнику перебежали 6 немцев, из них 4 фольксдойче. <..> Отзыв около 150 фольксдойче с фронта становится неотложной необходимостью» [124]. Утром 4 июля, за день до начала операции «Цитадель», дезертировали два словенских солдата из 18-го гренадерского полка 6-й пехотной дивизии. Этим же вечером в дневнике дивизии появилась запись: «Поздним вечером на нашем участке началась трансляция русской пропаганды по громкоговорителю. В ней были названы номера полков и дивизии и указано на предстоящее наступление. Вина за это лежит на двух перебежавших солдатах (они прибыли несколько дней назад в составе пополнения). Каждый сознательный солдат испытывает глубочайшее презрение к их ужасному поступку» [125].
Также солдаты из Эльзаса и Лотарингии постепенно стали считаться ненадежными. Офицер Генштаба 7-й пехотной дивизии сообщил 10 июля 1943 года, что о призванных из Эльзаса и Лотарингии солдатах «поступают в высшей степени негативные сведения» [126]. Генерал Йоханнес Фриснер, командир XXIII армейского корпуса, 11 июля 1943 года даже рекомендовал командиру 216-й пехотной дивизии пригрозить расстрелом прибывшим в составе пополнения эльзасцам при попытке пересечения линии боестолкновения — «с объяснением, что для противника любое движение должно оставаться скрытым» [127].
То, что перебежчики могли давать противнику ценные сведения о летнем немецком наступлении, объяснялось не в последнюю очередь тем, что операция «Цитадель» с весны 1943 года все больше становилась «секретом Полишинеля». Из многочисленных сообщений немецких солдат следует, что не только на самом фронте, но и в тылу, и в самой Германии ходили бесчисленные слухи. Даже сама дата начала операции в итоге перестала быть тайной — подразделения 4-й танковой армии начали «предварительное» наступление уже 4 июля, для того чтобы занять более выгодные позиции для предстоящего на следующий день начала операции «Цитадель».
Унтер-офицер Гюнтер Йостен, командир 51-й эскадрильи, записал у себя в дневнике 4 июля: «Завтра начнется шум на Юге, а мы должны сидеть в Брянске» [128].
«Мы опять существенно недооценили боевую мощь и потенциал вооружения Советов» [129]. — Соотношение сил на вечер перед битвой
В литературе, посвященной битве за Курск, постоянно повторяется мысль, что с самого начала операция «Цитадель» была бесперспективной, поскольку немецкая сторона начала наступление с силами, значительно уступающими количественно силам противника. По этому поводу высказывался немецкий военный историк Карл-Гейнц Фризер в своей книге «Штурм лавины» [130]. Если говорить просто о численном превосходстве, это был не первый случай, когда вермахт на Восточном фронте, несмотря на численное превосходство противника, добивался значительных успехов, — вспомним, например, о начале войны против Советского Союза 22 июня 1941 года: тогда в распоряжении Красной Армии по сравнению с вермахтом было по меньшей мере в 2 раза больше самолетов и в 3 раза больше танков.
Однако во многих отношениях положение в 1943 году существенно изменилось. На третий год Великой Отечественной войны Красная Армия уже была гораздо лучше организована, чем в 1941 году, и набрала большой боевой опыт в сражениях против вермахта. Решающее значение имело то, что обе стороны имели абсолютно ясное представление о том, где будет находиться место главного сражения лета 1943 года. Немецкая сторона уже не планировала искусными оперативными маневрами прорваться глубоко в тыл противника и, захватив обширные территории, достичь удаленных от линии фронта целей, таких как советские индустриальные центры или нефтяные месторождения. Речь шла всего лишь о попытке окружить как можно больше сил противника в рамках проведения ограниченной операции. Противник при этом не должен был отвлекаться на обманные маневры или иметь возможность уклониться от удара, напротив, он должен был собрать свои войска в таком месте, где немецкая сторона могла бы их наилучшим образом уничтожить. Старший лейтенант Хельмут Вендтландт, ответственный в тот период за ведение военного дневника командования 9-й армии, 12 июня 1943 года сделал следующую запись: «С учетом все еще имеющегося неоспоримого превосходства немецкого командования, наземных войск и люфтваффе имеются все возможности для нанесения врагу уничтожающих ударов — и это есть главное на этой стадии войны. Противник должен быть решительно повержен в своих жизненных силах, захват территории становится, напротив, второстепенной задачей» [131]. Если бы Вендтландт и штаб 9-й армии только знали, в какую крепость превратила советская сторона Курскую дугу и какие силы и резервы имелись у Красной Армии, его оптимизм пошатнулся бы очень сильно.
Самым выгодным выглядело для немецких войск положение с танками и штурмовыми орудиями — хотя сегодня тяжело реконструировать даже приблизительно точные цифры. С немецкой стороны, несмотря на утраты во время войны, имеется достаточно статистических данных того времени. Но и они по большей части неполные, поскольку войска почти никогда не докладывали высшему командования обо всех имеющихся в наличии танках. Это можно показать на примере танковогренадерской дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер»: 1 июля технический отдел дивизии «Лейбштандарт» подготовил обзор всех имеющихся в наличии бронированных машин. Из отчета следовало, что дивизия до сих пор имеет три полностью устаревших легких танка Т-I. Эти танки использовались в качестве машин обеспечения подразделения истребителей танков. Однако ни в статистических отчетах 4-й армии, ни даже в документах ОКХлетом 1943 годатанкТ-I больше не встречается. Такая же ситуация и по захваченным танкам противника: согласно высказываниям Вильгельма Роэса, служившего в штабе 2-го полка «Лейбштандарта», летом 1943 года дивизия имела в своем распоряжении некоторое количество трофейных танков Т-34. И только единственный документ того времени, а именно рапорт тылового подразделения «Лейбштандарта» о состоянии парка машин от 30 июня 1943 года, приводит цифру их наличия в количестве трех штук. Кроме этого, командир танкового полка «Лейбштандарта» использовал в качестве командирского один танкТ-IV. Эти командирские танки летом 1943 года официально еще не существовали, они стали производиться только с марта 1944 года. Под танком командира полка здесь подразумевался обычный танк T-IV, переделанный войсками по своей инициативе и своими силами для нужд управления.
