Эксперт Эксперт - Эксперт № 38 (2013)
К Универсиаде в Казани реконструировали более 200 зданий в центре города
Фото: photoxpress.ru
Отдельный сегмент на рынке элитного жилья занимают корпоративные проекты. Самый известный из них — коттеджный поселок, построенный для нефтяников из Альметьевска. Он был возведен «Татнефтью» в удивительном для коттеджного поселка месте — в центре города, недалеко от кремля, на первой линии реки Казанка. Поселок огорожен, выглядит для центра города чужеродным и, судя по темным окнам, малозаселен. Большие особняки с отделкой владельцы пытаются продать по 40–100 млн рублей. Аренда дома начинается от 150 тыс. рублей в месяц.
Интересный феномен Казани — огромные комплексы-дворцы в неоклассическом стиле, в которых зачастую размещается и элитное жилье. Дома расположены не где-то в переулках, а недалеко от кремля. Визитка современной Казани — масштабный правительственный Дворец земледельцев. Казанцы до сих пор спорят, на что он больше похож: на Хофбург, зимнюю резиденцию Габсбургов в Вене, или на парижский Пети-пале.
Отдельные продвинутые граждане яростно нападают на Дворец земледельцев, называя его кичем. Впрочем, большинство казанцев, включая сообщество архитекторов, вполне лояльно относятся к неоклассическому дворцу: кто-то считает, что величественное здание добавляет городу столичности, кто-то рад, что в Казани появилась еще одна достопримечательность.
Дворец земледельцев возвела компания «Антика». Она же построила и полдюжины больших неоклассических жилых зданий в самом дорогом районе города. Причем в творческом поиске компания себя не ограничивает. Может получиться неоготическая башня, а может — квартал «а-ля Ренессанс». Фирма имеет собственный завод по производству деталей элементов декора и малых архитектурных форм из фибробетона. Можно сказать, что «Антика» — одна из самых необычных девелоперских компаний России.
С точки зрения эстетики антагонистом неоклассических зданий «Антики» может считаться жилой комплекс на улице Гоголя, расположенный рядом со зданием Госсовета. Это современное по архитектуре здание со сложным силуэтом возвел холдинг ТАИФ, связанный с семьей экс-президента Татарстана Минтимера Шаймиева , — одна из крупнейших в России непубличных корпораций с оборотом более 400 млрд рублей. Цены на квартиры в этой новостройке несколько лет назад достигали 180 тыс. рублей за метр.
Если говорить о рынке новостроек в целом, то на окраинах «квадрат» стоит сегодня 40–55 тыс. рублей, а в срединной части города — 70 тыс. При этом большинство новостроек представляют собой дома комфорт- или экономкласса. Последние обычно отличаются маленьким метражом квартир и, соответственно, низкой ценой квартиры. Новостроек бизнес-класса в Казани практически нет.
Интересным трендом последнего года становится возврат панельного домостроения. Если в 1990-е на долю панели в Татарстане приходилась половина построенного жилья, то в последние годы — всего 10%. Одна из причин — остановка Комбината панельного домостроения №3, принадлежавшего компании «Татстрой», которая, как считают в Казани, контролируется окружением бывшего министра строительства Татарстана, а ныне главы столичного стройкомплекса Марата Хуснуллина . Завод был остановлен три года назад в связи с банкротством «Татстроя». Новый владелец комбината «Ак Барс девелопмент» начал программу перевооружения предприятия стоимостью 700 млн рублей. После установки немецкого оборудования комбинат сможет строить 150 тыс. кв. метров жилья в год. А поскольку аналогичный комбинат модернизирован еще и в Набережных Челнах (инвестиции в модернизацию составили 1 млрд рублей), можно говорить, что в Татарстане начинается новый этап индустриального домостроения.
: Максим СоколовМаксим СоколовПри
Максим Соколов
Максим Соколов
При оценке итогов операции, проведенной с РАН, встречаются разные оценки того состояния, в котором находился объект операции. Мнения, восходящие к двум членам Российской академии (в 1841 г. преобразованной во 2-е отделение Императорской академии наук) довольно разнятся. Если И. А. Крылов, живописуя эффективную свинью под дубом вековым, при этом описывал дуб как вполне живой, плодоносящий и добродеющий организм, то Н. М. Карамзин был более печален в оценках: «Вовсе не варвары разрушили старый мир; он был истлевший труп; они лишь развеяли прах его по ветру».
Однако оба академика российских, сильно расходясь в оценке разрушаемого объекта, были едины при характеристике разрушающего субъекта. Что безымянная хавронья, что варварские вожди Аларих и Гейзерих никак не почитались ими за просвещенных культуртрегеров. Да и никем не почитались. Нет оснований предполагать, что герои нынешней операции обретут лучшую славу в потомстве.
И это порождает вопрос, так мучивший Уинстона Смита из романа «1984»: «Я понимаю как, я не понимаю зачем». Все-таки операция, предпринятая с сильными нарушениями норм простейшей корректности, произошла никак не в ситуации революционной (вар.: контрреволюционной) горячки, когда о корректности мало заботятся. Положим, когда горит дом, о разбитых стеклах не жалеют, но в случае с РАН где же самомалейшие признаки имевшего место возгорания? Отличие операции с РАН от других, тоже не больно удачных мероприятий последнего двадцатипятилетия, как раз в том, что, допустим, с либерализацией цен, приватизацией, реформами госуправления образца 1993-го и 2004 гг. действительно припекало или как минимум казалось, что припекает. Тут же чистый волюнтаризм, не вызываемый никакими экстренными обстоятельствами.
Равно как и научные учреждения, ставшие объектом операции, принципиально отличаются от объектов предыдущих преобразований — отношение общества к ним другое, и вообразить какие-либо аналоги «Да — да — нет — да!» или «ПриватиЗАция» применительно к РАН затруднительно. Тогда лозунги слышались массами, теперь они вызовут разве желание покрутить указательным пальцем у виска. Тут и опыт, сын ошибок трудных (люди чему-то учатся, в этом смысле исторический прогресс все-таки существует), тут и явно неверный выбор объекта для сегодняшних мероприятий. И тем не менее руководство твердо и неумолимо идет на операцию, гарантированно имеющую принести ее устроителям дурную славу и у современников, и в потомстве. Притом что профиты не столь уж ясны.
Тем не менее коалиция сторонников операции (активные ее деятели плюс пассивно одобряющие) есть, и состав ее довольно разнообразен.
Первые полагают, что прежняя академия все равно умерла, причем давно, воскресить ее невозможно, так пусть же на ее месте что-нибудь будет устроено, хотя бы и силами такого сомнительного творца, как руководство Минобразования.
Вторые вообще не очень заботятся о будущем устроении, движимые прежде всего чувством личной мести. Как заслуженные, так и незаслуженные обиды, причиненные структурами РАН самым разным людям — от нобелевских лауреатов до не увенчанных никакими лаврами изобретателей вечного двигателя, — сегодня усиленно отомщаются.
Третьи решают вопросы конкуренции научных школ посредством раскассирования всей академии как целого. Человек заразился ненавистью, положим, к Отделению экономики РАН, и теперь, утоляя эту ненависть, желает всем погибели — не только экономистам, но и лингвистам, и зоологам, и математикам.
Четвертые вообще движимы назидающим «А, б…! Не нравится!», воспоминая былую аполитичность академии и нежелание ее руководства включаться в прогрессивную борьбу по любому поводу. Теперь они злорадствуют по адресу неудачно пытавшихся отсидеться, не участвуя в общедемократическом деле.
Пятые, видя, что в защиту академии выступают коммунисты и охранители, руководствуются известным принципом «Если Евтушенко против колхозов, то я за».
Шестые полагают, что поскольку Америка есть воплощенное совершенство, то намерение устроить науку по-американски, по-университетски является безусловно благим и заслуживающим всяческого одобрения. «Он гладко нас обрил, а к Святкам так, что чудо, в голландцев нарядил» — можно ли этому не радоваться?
Седьмые не то чтобы вовсе не понимают, что слова «гладко было на бумаге» и к англосаксонскому опыту относятся, но слишком уж много слов сказано, слишком много реформ уже проведено, слишком много влиятельных и богатых структур, ведущих дело в этом направлении, создано. Тут уж лай не лай, а хвостом виляй, пей не пей, а вино в горло лей.
И конечно, как всегда, «восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий… Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую». Два века минуло, а ничего, в сущности, не изменилось.
