Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В Советском Союзе такие диалоги послов со Сталиным были, конечно же, немыслимы. Да и не встречался вождь с послами. Для этого существовал министр Литвинов. А он был очевидным противником сближения с нацистской Германией. И не только в силу идеологических разногласий. Это как раз являлось легкопреодолимым препятствием. Труднее было с другим. Политика Гитлера была направлена на разрушение системы коллективной безопасности, являвшейся основой подхода советского наркома к международным отношениям. Не мог же Литвинов наступать на горло собственной песне. Да и антисемитизм Гитлера играл свою роль. В качестве своеобразного ответа фюреру можно рассматривать назначение в 1934 году друга Литвинова Я. З. Сурица советским полпредом в Берлине. Сталин, кстати, решал подобные вопросы иным способом. Когда в 1939 году Молотов предложил назначить заведующим отделением ТАСС в Берлине И. Ф. Юдина, Сталин усмехнулся: «Как могли предложить человека с такой фамилией для работы в Германии», и тут же придумал ему новую — Филиппов. Так Юдин помимо собственной воли стал Филипповым 33. И даже дослужился с новой фамилией до ранга посла. Справедливости ради надо сказать, что точка зрения Литвинова на отношения с Германией хоть и превалировала все 30-е годы, была не единственной. Сменивший Литвинова на посту министра Молотов еще в марте 1936 года в интервью французскому изданию говорил о желательности улучшения отношений с гитлеровской Германией. «Большинство советских людей, — убеждал Молотов журналиста, — считает возможным улучшение отношений между Германией и Советским Союзом. Этим руководствуется и Советское правительство». «Даже с гитлеровской Германией?» — уточнил француз. «Да, даже с гитлеровской Германией», — подтвердил Молотов 34. Однако практических результатов точка зрения, высказанная главой Советского правительства, в то время не имела.
Имеются неподтвержденные сведения о том, что первые попытки наладить двусторонние отношения были предприняты Советским Союзом и Германией чуть позже, в 1937 году. Советский разведчик-невозвращенец Вальтер Кривицкий опубликовал в 1939 году на Западе свои довольно путаные и тенденциозные записки (уже в постсоветское время они были изданы в России), где без каких-либо доказательств утверждал, что в 1937 году при посредничестве Давида Канделаки, бывшего торговым представителем СССР в Германии, и при участии Ялмара Шахта было подготовлено секретное экономическое соглашение между двумя странами, содержание которого так и осталось неизвестным 35. Никаких доказательств приводимых им сведений Кривицкий не предъявил, и его данные вызывают большие сомнения. Что было в действительности, так это попытка продлить или заменить новым старое германо-российское экономическое соглашение, срок действия которого истекал 31 декабря 1938 года. Немцы, нуждавшиеся в советском сырье, даже рассматривали возможность открытия для этого кредитной линии в 200 млн германских марок. Советскому Союзу условия договора показались невыгодными, и проект не имел продолжения 36. Попытки наладить во время обсуждения этого договора какие-то неофициальные контакты, возможно, и были. Однако, в любом случае, министерства иностранных дел обеих стран были абсолютно не в курсе таких попыток, которые не принесли к тому же никаких результатов.
Реальные поиски путей сближения с Германией начались в СССР уже после Мюнхена. В марте 1939 года, выступая на XVIII съезде ВКП(б), Сталин в самых общих выражениях дал понять, что с гитлеровской Германией можно договариваться. Его слова на съезде трудно было считать прямым и недвусмысленным приглашением к диалогу, но именно так пытался представить их впоследствии Риббентроп, который услышал в них «желание улучшить советско-германские отношения». «Я ознакомил фюрера с этой речью Сталина и настоятельно просил его дать мне полномочия для требующихся шагов, дабы установить, действительно ли за нею скрывается серьезное желание Сталина», — вспоминал Риббентроп, сидя в камере во время Нюрнбергского процесса 37. Но Гитлер с недоверием отнесся к истинным намерениям Сталина. В тот период, после успешного захвата Праги и присоединения Мемеля, перед фюрером стояла первоочередная задача вернуть в Третий рейх Данциг и получить польский коридор. Решать ее можно было двумя путями — с помощью Лондона или Москвы 38. Первый путь означал мирное решение. Его пытался нащупать посол в Англии Дирксен. Этот путь подразумевал дальнейшее развитие политики умиротворения. Надо было совместно с Англией и Францией заставить Польшу пойти на уступки Германии. Второй путь подразумевал силовой раздел Польши. Такой вариант был возможен лишь в согласии с Советским Союзом. Первый путь уже не раз был опробован и хорошо знаком Гитлеру. Он практически гарантировал успех, несмотря на все заявления и гарантии Чемберлена. Второй таил в себе много неизвестного и был рискован, но в итоге мог принести гораздо больше дивидендов. Совместить оба пути было невозможно. Гитлер, правда, попытался сделать это в конце сентября 1939 года, когда, предварительно поделив Польшу с Советским Союзом, он предложил Англии и Франции завершить войну, начатую из-за государства, которого больше не существовало. Однако из этого плана ничего не вышло. В любом случае летом 1939 года Гитлеру предстояло выбрать, каким путем двигаться дальше. Несколько месяцев он выжидал и оценивал возможные варианты.
Тем временем в начале мая из Москвы последовал новый сигнал, гораздо более ясный и понятный для Германии. Отставка Литвинова и назначение на его место Молотова, особо не скрывавшего своего стремления улучшить отношения с гитлеровской Германией, говорили о готовности Советского Союза сменить курс. Немцы отреагировали на этот сигнал очень быстро. Уже 5 мая экономический советник Auswartiges Amt Карл Шнурре пригласил к себе поверенного в делах СССР Г. А. Астахова и сообщил ему, что чешский завод «Шкода» выполнит все свои контрактные обязательства перед советской стороной. До этого, после того как «Шкода» отошла к Германии, выполнение прежних обязательств завода зависло, и было неясно, возобновятся ли они. Астахов попытался воспользоваться ситуацией и развить начальный успех. Он по собственной инициативе завел со Шнурре разговор об отставке Литвинова и попытался выяснить, как это может повлиять на развитие германо-советских связей 39. Но у Шнурре на тот момент еще не было никаких полномочий, чтобы отвечать на подобные вопросы. Да и инцидент, случившийся в январе, был еще свежим в его памяти.
Надо сказать, что в январе 1939 года была предпринята первая после прихода нацистов к власти неудачная попытка улучшить германо-советские экономические отношения. Военная экономика Германии остро нуждалась в поставках сырья и продовольствия. Марганец, нефть, древесина, зерно — эти и многие другие продукты были крайне необходимы Германии, не исключавшей, что ей придется вести длительную войну в условиях экономической блокады. Экономической подготовкой Третьего рейха к войне занималась специально созданная в 1936 году комиссия по четырехлетнему плану, руководил которой Герман Геринг. В конце 1938 года комиссия пришла к выводу, что по многим позициям покрыть имеющийся у Германии дефицит можно только с помощью поставок из СССР 40. Советский Союз, со своей стороны, также нуждался в поставках из Европы многих промышленных товаров и предоставлении для этого выгодных финансовых условий. Для развития двусторонних экономических отношений складывалась благоприятная ситуация, и вскоре после Мюнхена, в октябре 1938 года посол Шуленбург предложил вернуться к этой теме. Интересно, что представить свои соображения он собирался не Литвинову, а сразу в Совнарком Молотову 41. После всестороннего обсуждения, в январе 1939 года решено было послать в Советский Союз одного Шнур-ре, с тем чтобы, не привлекая лишнего внимания, он на месте познакомился с советскими представителями, а основные переговоры с немецкими промышленниками можно было продолжить затем в Берлине 42. То есть сам факт переговоров немцы хотели держать в секрете.
