Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В конце июля СССР, Англия и Франция, так и не согласовав между собой, что следует понимать под «косвенной агрессией» и как быть с Польшей, решили параллельно с обсуждением этих вопросов приступить к рассмотрению военной конвенции, которую они еще раньше договорились считать неотъемлемой частью общего соглашения. Возможно, именно с началом военных консультаций англичане стали рассматривать затягивание переговоров как способ воздействия на Гитлера с целью предотвратить сближение Германии и Советского Союза. По крайней мере, в инструкции, полученной британскими военными, прямо говорилось, что до «достижения политического соглашения военные консультации должны продвигаться очень медленно» 209. О состоявшихся в августе военных консультациях было много написано как в Советском Союзе, так и на Западе. Для большинства советских и постсоветских историков консультации военных стали веским свидетельством несерьезности намерений Англии и Франции 210. Обычно в качестве доказательств этому приводятся три аргумента: состав военной делегации, избранный способ прибытия в Россию и отсутствие у западных военных серьезных полномочий 211. Это — доводы, с которыми невозможно спорить. Действительно, делегации Англии и Франции возглавляли военные, занимавшие далеко не самое высокое положение в своих странах. Английскую делегацию возглавлял ничем не примечательный адмирал Реджинальд Дракс, который не обладал ни реальной властью, ни авторитетом в британском Адмиралтействе, а французскую — генерал Жозеф Думенк, влияние которого в военных кругах Франции было ненамного выше. И это несмотря на то, что еще 20 июля главный английский переговорщик в Москве — Уильям Стрэнг предупреждал Лондон, что на военные переговоры должен быть послан человек рангом не ниже Айронсайда, ездившего в Варшаву. Иной вариант русские воспримут как оскорбление 212.
Но в Лондоне не вняли этому совету. Вот как оценивал английскую военную делегацию германский посол в Англии Герберт фон Дирксен. 1 августа он сообщил статс-секретарю министерства Вайцзеккеру: «К продолжению переговоров о пакте с Россией, несмотря на посылку военной миссии, — или, вернее, благодаря этому, — здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находится в отставке и никогда не состоял в штабе Адмиралтейства; генерал — точно такой же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской армии, чем заключить оперативные соглашения» 213. Удивительно точный анализ. Впрочем, в Берлине к тому времени уже мало интересовались мнением своего посла.
К тому, как прибыли делегации, также имелись вопросы. Англичане и французы избрали самый долгий путь в Россию — морем. Делегации отплыли 5 августа на борту пассажирского лайнера City of Exeter, который прибыл в Ленинград 10 августа, и на следующий день поездом добрались до Москвы. Все это, конечно, было очень долго. Французы предлагали лететь в Москву или ехать поездом напрямую через Германию. Но британский посол в Берлине Гендерсон телеграфировал в Лондон, что такое путешествие может вызвать нежелательные осложнения, и от него решено было отказаться. Форин Офис, со своей стороны, изначально планировал добираться морем и предлагал отправить к берегам России военно-морскую эскадру. Это, как считали в Лондоне, должно было произвести благоприятное впечатление на Советский Союз, заставить задуматься балтийских нейтралов и лишний раз продемонстрировать британский военно-морской флаг немцам, что могло иметь значение после денонсации ими морского соглашения с Англией 214. Но все пошло не так, как планировалось, и в результате выбор пал на самый неудачный из всех вариантов. Что касается полномочий, имевшихся у западных военных, то здесь была просто беда. Это становилось особенно заметно на фоне тех прав, которыми обладали члены советской делегации, возглавлявшейся наркомом Ворошиловым. У адмирала Дракса так и вовсе не было никаких полномочий (он получил их лишь 20 августа, за сутки до того, как переговоры были прерваны). Все это, конечно, наводит на мысль о несерьезности намерений стран Запада, и в первую очередь Великобритании. Однако это не совсем так.
Англичане и французы очень серьезно подходили к политическим переговорам в Москве. Об этом свидетельствует хотя бы частота обсуждения этой темы в комитете по внешней политике кабинета министров. Если за первые 200 дней после Мюнхена (с 1 октября 1938 года по 18 апреля 1939 года) комитет собирался 11 раз, то есть примерно раз в 18 дней, и обсуждал самые разные вопросы, то в последующие 137 дней (с 19 апреля по 3 сентября) состоялось 19 таких встреч, то есть комитет собирался раз в неделю 215. И на всех этих заседаниях обсуждались переговоры с Советским Союзом, в большинстве случаев — только они одни. Иначе говоря, переговоры с СССР были в абсолютном приоритете у кабинета Чемберлена в течение четырех с половиной месяцев, предшествовавших началу войны.
Есть один принципиальный момент, который обычно ускользает от внимания историков. Англо-американский исследователь Зара Стайнер обратила внимание, что СССР и страны Запада преследовали разные цели в ходе политических переговоров. В то время как Советский Союз исходил из неизбежности войны с Германией, Англия и Франция были озабочены, главным образом, тем, как этой войны избежать216. В этом вся суть. Советское правительство раздражали бесконечные попытки Англии уйти, как считали в Москве, от принятия на себя четких обязательств и последующего их выполнения. На одном из первых заседаний военных миссий Ворошилов, стремясь продемонстрировать, кто есть кто на переговорах, задал партнерам прямой вопрос — какие силы они могли бы выставить против общего врага? Адмирал Дракс сообщил, что на первых порах англичане готовы предоставить 5 пехотных и 1 механизированную дивизию. Тогда Ворошилов со смехом заявил, что вклад Советского Союза был бы более значительным — 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч стволов артиллерии, около 10 тысяч танков и более 5 тысяч боевых самолетов. Получалось явное несоответствие. И это при том, что в случае нападения на Польшу Гитлер оставил бы, по оценке французов, на своем западном фронте всего около 40 немецких дивизий 217. То есть основная тяжесть войны легла бы на плечи Советского Союза, тогда как французы вполне могли отсидеться за своей линией Мажино. И при этом Советский Союз должен был еще упрашивать Польшу допустить Красную армию на свою территорию. Такая логика неизбежно вела к недовольству Советского правительства и требованиям к Западу взять на себя более четкие обязательства. Но в том-то и дело, что Запад (прежде всего Англия) вообще не хотел воевать. Партнеры Советской России по переговорам считали своей главной целью создание политического союза, который не позволил бы Гитлеру совершить новые акты агрессии в Европе.
Войны не хотел никто. Все понимали, что она очень вероятна, но старались, по крайней мере, оттянуть ее, чтобы лучше подготовиться. Англия при этом надеялась, что ей удастся создать такую конфигурацию безопасности, которая поможет держать Гитлера в узде и под страхом поражения запереть внутри Германии. Советский Союз не возражал против этого, но желал четко понимать, что будет, если война все-таки начнется. Когда в Москве решили, что договориться с Западом не получится, там обратили взоры на Германию, предпочтя договориться с Гитлером и направить его агрессию на Запад. Для Англии, таким образом, военные консультации играли второстепенную роль, тогда как Советский Союз придавал им ключевое значение. Позиция Франции на военных переговорах была промежуточной, возможно даже более близкой к советской, но к лету 1939 года с французами уже мало кто считался. Однако, какими бы ни были расчеты великих держав, в конце августа произошло событие, в корне изменившее расклад мировых сил.
