Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Литвинов находился у руля советской внешней политики почти двадцать лет. До 1930 года — вместе с наркомом Чичериным, а в дальнейшем, вплоть до своей отставки, — единолично. Еще до революции Литвинов десять лет жил в Англии, где даже женился на англичанке. Многие считали его ярко выраженным англофилом 21. В целом так оно и было. Однако это мало сказывалось на той политике, которую он проводил 22. Здесь нарком руководствовался, прежде всего, поздним ленинским мировосприятием, нашедшим свое отражение в инструкциях советской делегации, отправлявшейся на Генуэзскую конференцию (Ленин тогда потребовал исключить из выступления Чичерина слова, что большевистская «историческая концепция включает применение насильственных мер» и о «неизбежности новых мировых войн»). Как и все большевики, Литвинов верил в конечную победу коммунизма. Но искусственно раздувать пожар коммунистических революций он не собирался. Литвинов стоял за диалог с Западом, за ту форму миропорядка, которую впоследствии стали называть «мирным сосуществованием».
Сам этот термин начал активно использоваться в советской внешнеполитической доктрине в 1960-е годы, а во времена Литвинова его заменяли другим — говорили о «борьбе за мир». Некоторые историки, правда, полагают, что «мирное сосуществование» было уже тогда и являлось такой формой международных отношений, которая позволяла «развивать нормальные, стабильные и благоприятные дипломатические отношения с индустриально развитыми капиталистическими государствами, а также поддерживать с ними экономические связи и вести взаимовыгодную торговлю» 23. Но сути это не меняет. Литвинов был сторонником именно таких отношений с Западом.
Интересную характеристику дал советскому наркому Р Липер, британский дипломат, знавший Литвинова с 1918 года. «Вполне умеренный и благожелательный по советским меркам человек, — писал Липер в 1933 году, — он является коммунистом ленинской школы и будет твердо стоять на тех позициях, которые он считает принципиальными» 24. Совсем иное отношение к Литвинову было у многих сталинистов. «Гнилым человеком», «совершенно враждебным к нам», называл Литвинова сменивший его Молотов 25. На Западе Литвинова считали большевиком, в Советской России — либералом прозападного толка. Большой внутренней драмой этого человека было то, что и там и там к нему относились с недоверием. Все годы руководства советской внешней политикой Литвинов оставался чужим среди своих и чужих. Хотя на самом деле Максим Максимович был настоящим профессионалом, умевшим отделять политику от идеологии. Естественно, в силу обстоятельств и существовавших в Советской России объективных реальностей нарком часто прибегал в своих выступлениях к большевистской лексике. Он говорил вполне разумные вещи, облекая свои мысли в коммунистическую фразеологию. Но по-другому в сталинской России было нельзя. Возможно, именно это смущало как многих его партнеров по переговорам, так и соратников по большевистской партии.
Именно Литвинову (вместе с Г. В. Чичериным) принадлежит заслуга создания в Советской России профессионально организованного внешнеполитического ведомства — НКИД, по сути, мало отличавшегося от аналогичных ведомств других европейских стран (разве что наличием парткома, профкома и комитета комсомола). Народный комиссариат иностранных дел при Литвинове имел традиционную для подобных ведомств структуру с региональным и административно-хозяйственным делением. Во главе наркомата стоял министр, имевший нескольких заместителей, которые курировали те или иные направления. Кандидатуры наркома и его заместителей рассматривались на политбюро ЦК ВКП(б) и утверждались постановлениями ЦИК, позже — указами Президиума Верховного Совета СССР. Политбюро могло также рассмотреть и кандидатуры ключевых послов. Руководители более низкого уровня («обычные» полпреды, начальники отделов) подбирались оргбюро ЦК и согласовывались с наркомом. С конца 1930-х годов этой работой руководил Г. М. Маленков. «По Вашему поручению отобрано 50 работников для Наркоминдела, — докладывал он в 1937 году Сталину. — Все эти работники проверены в Орграспредотделе ЦК ВКП(б), а также и через НКВД. Каждого из отобранных товарищей я принимал, после чего с ними знакомился тов. Литвинов» 26. В один из таких «наборов» в то время попал и будущий многолетний руководитель советской дипломатии А. А. Громыко, деятельность которого до того была очень далека от международных отношений. Случалось, что при таком подходе в ряды дипломатов попадали люди с безупречной анкетой, но совершенно неспособные к новой деятельности, и у наркома были весьма ограниченные возможности как-то повлиять на их назначения.
Кадры были, безусловно, одной из самых уязвимых позиций наркома. Многие старые большевики, получавшие назначения на высокие должности в совзагранучреждения и памятуя старую, иногда еще дореволюционную совместную работу с большевистскими вождями, считали себя вправе сноситься напрямую с членами политбюро и лично со Сталиным. Они направляли в Москву, минуя НКИД, не только свои соображения по вопросам внешней политики, но и слали банальные кляузы, в которых обвиняли руководство наркомата в различных политических прегрешениях — связях с оппозицией, дружбой с уже разоблаченными «врагами народа», разных уклонах от генеральной линии партии. Сталин не возражал против подобной практики. Она не столько помогала ему быть лучше информированным в вопросах мировой политики, сколько позволяла иметь под рукой компромат на Литвинова и его заместителей.
Другим слабым местом Литвинова было его невысокое персональное положение в иерархии большевистских руководителей. Он никогда не был членом политбюро, да и в ЦК попадал не всегда. Несмотря на хорошее знакомство с Лениным и еще дореволюционную работу со Сталиным, Литвинов никогда не был близок с кем-либо из большевистских вождей и никогда не участвовал во внутрипартийной борьбе. Возможно, именно это спасло его после отставки. Потом, правда, Молотов утверждал, что Литвинов «духовно стоял на другой позиции, довольно оппортунистической, очень сочувствовал Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, и, конечно, он не мог пользоваться нашим полным доверием» 27. Но эти обвинения прозвучали много позже, а вскоре после захвата большевиками власти основным полем деятельности Литвинова стала внешняя политика. За все годы руководства ею Максим Максимович, несмотря на прямоту и сложный характер, умудрился не нажить себе серьезных врагов ни в партии (неприязненные отношения с Молотовым возникли позже), ни в Коминтерне, ни в НКВД. Были у него, конечно, недоброжелатели в НКИД (одним из них был его заместитель В. П. Потемкин), но тут уж никуда не денешься — завистники и карьеристы существовали во все времена. Ведь и сам Литвинов, в бытность заместителем Чичерина, отчаянно интриговал против своего начальника.
Проводить собственную внешнюю политику Литвинову, конечно же, никто не позволил бы. Он должен был осуществлять на международной арене линию партии, говоря точнее — Сталина. Но, поразительная вещь, Литвинову удалось сделать так, чтобы его политика и стала линией партии. Тут многое совпало. В начале 30-х годов Сталин был занят внутренними вопросами. Бывший в ту пору послом Германии в Москве фон Дирксен вспоминал, что тогда «внешняя политика еще не стала приоритетным объектом для политбюро, и прошло десять лет, прежде чем назначение Молотова на пост министра иностранных дел ознаменовало собой глубинные изменения в отношении Кремля к международным делам» 28. В Кремле, конечно, старались держать руку на пульсе событий, но безусловный приоритет отдавался другим направлениям. Надо было осуществлять планы индустриализации и коллективизации страны, которые отнимали все время. Параллельно шла борьба за власть внутри партии. Готовились кадровые перестановки, разоблачения, аресты. Для всего этого дипломаты были не нужны. Чекисты всегда занимали более важное, чем дипломаты, положение в сталинской России «именно потому, что внутренняя безопасность всегда стояла выше международных дел» 29. Такого не было больше нигде в мире. Даже в гитлеровский Германии, где Риббентроп накануне войны занимал настолько важное место в нацистской иерархии, что мог позволить себе открыто конфликтовать с Герингом и Гиммлером.
