Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
4 мая Указ о назначении нового наркома был опубликован в газете «Известия». Молотов сохранял за собой пост руководителя Советского правительства. В день появления Указа Сталин в закрытом письме объяснил руководству НКИД и ведущим советским полпредам причины снятия Литвинова. «Ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, — говорилось в разъяснении, — т. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела. ЦК ВКП(б) удовлетворил просьбу т. Литвинова и освободил его от обязанностей наркома. Наркоминделом назначен по совместительству Председатель СНК Союза ССР т. Молотов» 2. Что конкретно подразумевалось под «нелояльным отношением» и была ли реальная причина отставки в конфликте между Литвиновым и Молотовы, до сих пор неясно. Отношения между бывшим наркомом и его преемником были, мягко говоря, натянутыми. Посол в Англии Майский вспоминал, как в конце апреля стал свидетелем словесной перепалки Молотова с Литвиновым в кабинете у Сталина, куда наркома и посла вызвали, чтобы выслушать их мнение о перспективах заключения трехстороннего советско-англо-французского пакта о взаимопомощи. Молотов тогда, не сдерживаясь в выражениях, обвинял Литвинова «во всех смертных грехах» 3. В любом случае подобная формулировка по тем временам не сулила Литвинову ничего хорошего. Недаром Молотов позже вспоминал, что «Литвинов только случайно жив остался» 4.
В Европе принялись гадать, чем вызвана отставка советского наркома. Никаких видимых предпосылок для нее не было. Более того, все знали, что Литвинов ведет непростые переговоры с англичанами и французами о возможности совместного выступления в случае дальнейших агрессивных действий Германии. Во время первомайской демонстрации его видели на трибуне мавзолея рядом со Сталиным. Отставка наркома поэтому стала в Европе большой неожиданностью. Иностранные дипломаты бросились за разъяснениями в НКИД, но там, естественно, никак не комментировали кадровые перестановки. Немцы предположили, что отставка явилась «спонтанным решением Сталина», связанным с «разными мнениями, существующими в Кремле по вопросам переговоров, ведущихся Литвиновым», и нежеланием Сталина быть втянутым в европейский конфликт. Молотов, сообщал в Берлин поверенный в делах Типпельскирх (посол Шуленбург в тот момент отсутствовал в Москве), является ближайшим соратником Сталина, а значит, вождь собирается теперь сам проводить внешнюю политику. На всякий случай Типпельскирх сообщил, что Молотов — не еврей 5. Для нацистов это было важно. Типпельскирх, кстати, оказался проницательным дипломатом. Еще в октябре 1938 года, после Мюнхенского кризиса, он сообщил в Берлин, что «в свете последних событий представляется вероятным, что Сталин сделает кадровые выводы из провала советской дипломатии. В этой связи, я думаю, прежде всего, о Литвинове, который в течение всего кризиса предпринимал безрезультатные попытки в Женеве» 6.
Представители западных держав пытались что-то выяснить у советских дипломатов за рубежом. Бывший посол Франции в Москве Кулондр, перебравшийся к этому времени в Берлин, допытывался у полпреда СССР в Германии А. Ф. Мерекалова, «не означает ли смена наркома возможность отхода от политики коллективной безопасности и от поддержки поляков, можно ли ее понять как неблагоприятный симптом для переговоров с Англией и Францией» 7? Но Мерекалов знал не больше француза. Англичане вообще никак не комментировали неожиданную отставку. В Лондоне, конечно, не могли не понимать, что она как-то связана с тупиком, в который зашли трехсторонние переговоры об оказании совместного отпора Германии, и чувствовали свою причастность к этому 8. Незадолго до описываемых событий, 17 апреля, Литвинов сделал англичанам и французам очередное предложение. Две недели англичане хранили молчание, а в день отставки наркома британский посол в Москве Уильям Сидс сообщил Литвинову, что Лондон еще не определился с ответом 9. Теперь Форин Офис выжидал, пытаясь понять, что последует за отставкой. Многие британские дипломаты полагали, что уход Литвинова и назначение Молотова свидетельствуют о повороте в сторону изоляционизма. Ванситарт мрачно предрекал, что «изоляционизм явится прелюдией к чему-то более худшему», а посол Сидс предупреждал, что этим «более худшим» станет сближение СССР с Германией 10. Посол Майский, который совсем недавно получил серьезный нагоняй в Кремле за несанкционированную встречу с финским министром иностранных дел 11 (до Лондона Майский был полпредом в Хельсинки и, направляясь в Москву, нанес визит вежливости старому знакомому), явно опасался последствий для себя лично и никаких комментариев не давал. Он вообще после возвращения из Москвы был настроен очень решительно и не хотел слышать ничего, кроме принятия англичанами российского предложения от 17 апреля 12. Так что Форин Офис не знал, как относиться к случившемуся. На всякий случай Чемберлен, Галифакс и Кадоган дружно сделали вид, что «не заметили» отставки Литвинова, а британская пресса вовсю рассуждала о том, расстреляют теперь отставного наркома или нет.
Так или иначе, но то, что Литвинов уцелел, воспринималось современниками как настоящее «чудо» 13. Многие советские дипломаты, в том числе из ближайшего окружения наркома, были расстреляны в годы предвоенных сталинских репрессий. Неумолимая машина красного террора уничтожила Н.Н. Крестинского, Г. Я. Сокольникова, Л.М. Карахана, Б. С. Стомонякова, бывших в разные годы заместителями Литвинова. Были репрессированы многие советские полпреды и сотрудники центрального аппарата наркомата иностранных дел. Вызов советского посла из-за границы в конце 1930-х годов вполне мог оказаться для него фатальным. Поэтому Литвинов старался без острой необходимости в Москву никого не вызывать. Когда полпред в Греции М. В. Кобецкий, который в свое время был помощником Зиновьева, в ходе суда над последним попросил разрешения приехать в Москву, чтобы объясниться, Литвинов отправил ему короткую телеграмму: «Оставайтесь на месте и ждите дальнейших распоряжений» 14. Нарком вообще предпочитал собирать работавших за рубежом советских дипломатов для консультаций и совещаний в Женеве или в Париже. Однажды полпред в Венгрии А. А. Бекзадян приехал домой без вызова, по каким-то своим делам. Литвинов потребовал, чтобы тот немедленно отправлялся обратно в Будапешт. Уехать Бекзадян не успел 15. Всего же, по цифрам, приводимым западными авторами, репрессиям подверглись 34 % сотрудников НКИД. Среди руководства наркомата эта цифра была еще выше — 62% 16. Советский дипломат-невозвращенец Ф. Ф. Раскольников в 1939 году в открытом письме Сталину прямо обвинял вождя: «Зная, что при нашей бедности кадрами особенно ценен каждый опытный и культурный дипломат, вы заманили в Москву и уничтожили одного за другим почти всех советских полпредов. Вы разрушили дотла весь аппарат Народного комиссариата иностранных дел...» 17
В НКИД, как и во всех других советских ведомствах и учреждениях того времени, царила гнетущая «атмосфера тревоги, подозрительности и какой-то непредсказуемости» 18. Так же, как и в советских зарубежных миссиях. «Мы все ходили, не обсуждая то, что происходило», — вспоминал невозвращенец А. Г. Бармин, которого процесс Зиновьева, Каменева и других застал в Афинах 19. Решивших не возвращаться на родину, кстати, было немного. Большинство, даже понимая, что их ждет, послушно уезжали в Москву. Между собой дипломаты, как и все советские люди, старались не вести откровенные разговоры. Тем более странным казалось поведение Литвинова, в доме которого «даже не пытались скрывать своего скептического, а то и саркастического отношения к царившему в стране произволу. Когда первый полпред СССР в США А.А. Трояновский в присутствии Литвинова упомянул о ком-то из общих знакомых, кого окрестили шпионом, Максим Максимович заметил: “А что же тут удивляться, теперь все шпионы, а если кто-то еще не шпион, то в любой день может им стать”» 20. В такой ситуации всех наблюдателей, как в Советской России, так и за рубежом, конечно, интересовал вопрос, уцелеет ли сам Литвинов? Однако, с точки зрения мировой политики, куда важнее были другие вопросы — почему был отставлен Литвинов, изменится ли после его отставки внешняя политика СССР и если изменится, то в какую сторону?
