Эксперт Эксперт - Эксперт № 21 (2014)
Не покинут Россию в ближайшие двадцать лет и нарастающие проблемы с газовым экспортом: в базовом сценарии он стагнирует в европейском направлении, падает в СНГ и медленно увеличивается на востоке. По данным «Газпрома», в 2013 году мы прокачали за границу около 220 млрд кубометров трубопроводного природного газа и вывезли примерно 10 млн тонн сжиженного (на это пошло еще 14 млрд кубометров природного) на 67,2 млрд долларов, при этом средняя экспортная цена составила 381 доллар за 1000 кубометров, снизившись за год на 2%. Агрессивный же выход на рынок новых поставщиков газа (по сценарию «Новые производители» это прежде всего Иран, Австралия и Восточная Африка) на фоне вялого спроса в Европе грозит в итоге не только уронить цены на европейском и азиатском рынках на 50–60 долларов за 1000 кубометров, но и на 70 млрд кубометров сократить экспортную нишу для нашего сырья к 2040 году даже по сравнению с базовым сценарием. Если это кого-то утешит: 45 млрд кубометров потеряют и американцы, но в отличие от нас — только от своих возможных в будущем экспортных поставок (сейчас с точки зрения глобального рынка они близки к нулю), оцениваемых в 140 млрд кубометров ежегодно к концу рассматриваемого периода.
По словам Татьяны Митровой, в базовый сценарий зашита и не радующая динамика энергосбережения. Сорокапроцентное снижение энергоемкости отечественного ВВП откладывается с провозглашенного несколько лет назад правительством 2020 года по меньшей мере на 15 лет: «Если нет нормального экономического роста и замораживаются цены на энергоносители, нет инвестиций, то кто, собственно, будет вкладывать деньги в энергосбережение сейчас?»
Нежные объятия Поднебесной
Есть и утешающие прогнозы, хотя их исполнение лежит уже за горизонтом 2025 года. В основе оптимистических моделей две прикидки. Первая: спокойный с точки зрения предложения газовый рынок к 2035 году начнет превращаться в дефицитный из-за растущего спроса в электроэнергетике, а также падения уровня добычи основных месторождений и сланцевых плеев, в результате чего сам газ подорожает, что значительно увеличит спрос и на более дорогое российское сырье. Причина второй благоприятной новости лежит в основе сценария «Другая Азия», который предсказывает нашей стране рост экономики к концу рассматриваемого периода в 2,7 раза (примерно с 1,5 трлн долларов до 4 трлн) по сравнению с 2,2 (до 3,2 трлн) в базовом сценарии. Дело в том, утверждает академик Макаров, что после 2025 года Китай, а позднее и Индия, то есть страны, где уголь играет исключительную роль в энергобалансах, в потреблении выходят далеко за пределы его собственной добычи. Запасов своего угля хватает, но для наращивания его добычи, о возможности которой говорится, в частности, в отчетах МЭА, этим странам пришлось бы превратиться в один большой угольный разрез. Это означает, что им придется в том числе брать больше российских ресурсов, того же угля, и отчасти замещать его нашим же газом. Мы можем оказаться, говорит Татьяна Митрова, в нежных, но чрезвычайно крепких объятиях Поднебесной: китайцы будут вынуждены переводить часть своей тяжелой, энергоемкой промышленности на российский Восток, покупая здесь акции российских предприятий, инвестируя в новые промышленные и логистические центры, формируя с нашими энергосырьевыми грандами территориально-производственные комплексы. На фоне ведущихся разговоров об интеллектуальной экономике и инновационном прорыве прогноз о возможности многократного увеличения в России числа предприятий с китайским капиталом именно на начальных стадиях технологической переработки, служащих более тонкой китайской экономике, звучит не так уж привлекательно. Утешает, что с такой политикой Китая придется смириться не только нам, но отчасти и другим странам и, по предположению ученых ИНЭИ, даже США. Как бы там ни было, процесс этот активизируется у нас после 2025 года, и в результате огромная территория восточной части России — от Приполярного Урала до Якутии и Сахалина — получит опережающее по сравнению с другими регионами страны развитие, а ее ВРП к 2040 году утроится.
Что касается глобального энергопроизводства, то аналитики ИНЭИ и АЦ с некоторыми оговорками считают, что прилично прибавят возобновляемые источники энергии (ВИЭ). На их долю — без учета гидроэнергии, но с учетом биотоплива — придется 15% мирового энергопотребления и 12–13% выработки электроэнергии (сейчас около 11 и 4%). Рост должен произойти и в силу удешевления технологий, но прежде всего благодаря колоссальным государственным вливаниям и преференциям. В институте обещают сделать более тщательный анализ состояния и будущего ВИЭ хитом «Прогноза» следующего года. Для этого потребуется провести большую полевую работу, так как в отличие от нефтегазовой отрасли статистика по возобновляемым ресурсам разрозненна, тема заидеологизирована, а источники противоречат друг другу. Как рассказывает Татьяна Митрова, «хотя многие говорят о снижении удельных затрат, мы, пытаясь разобраться, что происходит с сопоставимыми цифрами, беря в расчет в том числе инфляцию и собирая для этого корректную статистику, уже сейчас понимаем, что по отдельным видам ВИЭ эти затраты на самом деле растут, и растут прилично». Использование же ВИЭ в России удвоится, прежде всего за счет биотоплива и отходов, но их роль в энергетике останется очень небольшой.
Сохранится в мире и безусловное доминирование углеводородов, на них придется более трех четвертей потребления первичной энергии. Не последнюю роль в этом, в том числе в значительном увеличении доли газа в глобальном энергобалансе, играет растущая электроэнергетика, причем даже в развитых странах, где удельное энергопотребление в целом падает. Электроэнергия как самый удобный в потреблении вид энергии станет все больше вытеснять в конечном потреблении другие ее виды, к примеру те же автомобильные нефтепродукты.
Таблица:
Доля российских поставок на европейском рынке от общего потребления (%)
Очевидно, что углеводородному преобладанию способствует и пресловутая сланцевая революция, отодвинувшая популярную еще несколько лет назад тему исчерпания доступных энергоресурсов на несколько десятилетий. В том числе благодаря нетрадиционным углеводородам аналитики не ожидают ни слишком высоких, ни экстремально низких цен на рынках нефти и газа в целом. «Внезапный» рост добычи нетрадиционных нефти и газа, прежде всего, конечно, сланцевых, показал в свое время неготовность нашей углеводородной элиты к адекватной оценке угрозы и ее возможного влияния на их собственное благополучие. Всего четыре года назад министр энергетики России заявлял, что производство сланцевого газа не повлияет на глобальный энергорынок и что разговоры о нем вызывают лишь «ненужный ажиотаж». Если первый тезис был проявлением очевидной недальновидности, то для упоминания «ажиотажности» имелись основания. В частности, отчетность того же МЭА и EIA с чересчур благоприятными прогнозами запасов, стоимости добычи нетрадиционных углеводородов создавала искаженное представление о грядущем масштабном изменении на энергетических рынках в целом, акцентированное в придачу мощным пиаром в СМИ главной заинтересованной стороны — американцев.
Так, рассказывает научный сотрудник ИНЭИ РАН Светлана Мельникова , еще в 2009 году МЭА отводило на долю бедной энергоресурсами Европы 16 трлн кубометров потенциальных ресурсов сланцевого газа, а на долю Центральной Азии и Китая — целых 100 трлн. Двумя годами позже Energy Information Administration дает оценку еврозапасам уже в 70 трлн. При этом оценки запасов в самих США и Канаде были значительно скромнее, ведь там тогда вовсю шли не только разведочные изыскания, но и сам сланцевый газ (и нефть) в это время уже добывался в коммерческих целях, так что представление о предмете было куда более реальным. В итоге география промышленной добычи сланцевых газа и нефти (в английской терминологии Light Tight Oil, LTO, нефть низкопроницаемых коллекторов), утверждает ученый, практически полностью сконцентрировалась в Соединенных Штатах и Канаде и, по прогнозам, ею в основном и ограничится. Но поначалу искушением мнимой доступности дешевых нетрадиционных ресурсов заразился практически весь мир, хотя сейчас сланцевый ажиотаж везде поутих.
Прорыв инновационных малышей
Отцом сланцевой революции называют американца Джорджа Митчелла , который первым начал коммерческую добычу сланцев. Для того чтобы найти сочетание нескольких всем уже известных технологических методов, которое сделало бы эту добычу экономически эффективной, он потратил более двадцати лет своей жизни и изрядное количество денег инвесторов, терявших уже было надежду на их возврат. Научный руководитель Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А. А. Трофимука СО РАН академик РАН Алексей Конторович рассказывал «Эксперту», что основные технологии, применяемые при добыче сланцевого газа и нефти, горизонтальное бурение, а также метод гидроразрыва пласта (ГРП), были разработаны в Советском Союзе еще в 1950–1960-е, и тогда же они проходили проверку в Восточной Сибири. При ГРП под действием подаваемой под давлением специальной жидкости (только на разработку ее состава Митчелл потратил на рубеже веков 6 млн долларов) в газо- и нефтенасыщенных породах происходит формирование трещин, которые обеспечивают больший приток добываемого сырья. В начале 1970-х известный советский геолог Фарман Салманов получил первый приток сланцевой нефти Баженовской свиты в Западной Сибири. Но ГРП и горизонтальное бурение широко у нас не использовались, газ и нефть добывали в хороших объемах и без этих технологий.
