Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Вся эта вакханалия проходила уже без Бенеша. Под нажимом Германии второй президент Чехословакии еще 5 октября ушел в отставку и вскоре вынужден был покинуть страну. Уже 22 октября он перебрался в Лондон, откуда в начале февраля отправился по приглашению своих американских друзей читать лекции в Чикагском университете, где получил кафедру социологии. Новым президентом Чехо-Словакии 30 ноября был избран Эмиль Гаха, человек с трагической судьбой. Известный юрист, он оказался слабым политиком, запугать которого Гитлеру не составило большого труда. Гаха три месяца пытался договориться со словаками об условиях проживания в едином государстве. Все это время он надеялся, что немцы, которые полностью подчинили себе внешнюю политику Чехо-Словакии, дадут чехам и словакам возможность самим разобраться в своих взаимоотношениях, но ситуация становилась все хуже. 14 марта словацкий сейм провозгласил независимость Словакии. Принцип самоопределения наций продолжал торжествовать, отрезая от чешского государства одну территорию за другой. О государственном суверенитете и неприкосновенности государственных границ можно было смело забыть. В тот же день Гаха отправился в Берлин. Он хотел лично переговорить с Гитлером и наивно рассчитывал на понимание и сочувствие со стороны фюрера. Других ресурсов у Гахи в любом случае не оставалось.
Внешне последний государственный визит президента независимой Чехо-Словакии был обставлен торжественно, со всеми необходимыми в таких случаях церемониями. На берлинском вокзале Гаху встречал почетный караул эсэсовцев. Но там же на вокзале, во время неожиданно разыгравшейся метели, чешский посол Мастны успел шепнуть президенту, что германские войска перешли границу Чехословакии 48. Действительно, ровно в половине шестого вечера части 8-го армейского корпуса вторглись на чужую территорию и заняли моравскую Остраву, нигде не встречая сопротивления 49. В это самое время Гаху после торжественной встречи на вокзале препроводили в берлинскую гостиницу «Адлон», где заставили несколько часов дожидаться приглашения в рейхсканцелярию. Гитлер принял его в третьем часу ночи.
У Гахи было время обдумать разговор с Гитлером. Что мог сказать президент всеми покинутой и раздираемой национальными противоречиями страны? Что вообще можно было сказать человеку, который был виновником всех бед, обрушившихся на Чехословакию, и от которого зависела теперь ее дальнейшая судьба? Чего-то требовать, грозить, пытаться найти какой-нибудь компромисс? Гаха прекрасно понимал, что все это ни к чему не приведет. Призвать чешский народ к сопротивлению? Но это означало бы обречь многих мирных граждан на верную гибель без единого шанса на победу. Оставалось смиренно просить. Гаха так и поступил. Он сразу признал, что «судьба Чехословакии находится в руках фюрера», что Словакия — это отрезанный ломоть, что «разные национальности не могут жить вместе в нынешнем едином политическом образовании», что словаки всегда тяготели к Венгрии, тогда как чехи — к Германии. Поэтому он «не будет лить слез о потере Словакии». Гаха просил Гитлера предоставить чехам возможность жить в своей стране и обещал поддерживать самые дружеские отношения с Германией 50. В ответ Гаха услышал перечень «обид» фюрера на чехов. Гитлер говорил, что после Мюнхена он надеялся на изменения в чешской политике, но она по-прежнему остается недружественной по отношению к Германии. Он напомнил, что еще осенью говорил Хвалковскому, что уничтожит чешское государство, если последнее не изменит свою политику. Но прошло уже несколько месяцев, а никаких изменений не происходит. Зачем, спрашивал Гитлер, Чехословакия продолжает держать такую большую и непосильную для нее армию, хотя уже «не играет никакой роли в международной политике»? Теперь «мое терпение иссякло, — с пафосом заявил фюрер, — и я отвожу свою защитную длань от вашей страны».
Далее последовали рассуждения о том, что Чехословакия не состоялась в качестве независимого государство и представляет собой постоянную угрозу спокойствию и безопасности Третьего рейха. В заключение Гитлер заявил, что «для восстановления порядка и присоединения Чехословакии к Рейху германским войскам был отдан приказ о вторжении». Судьба Чехословакии, объявил фюрер совсем поникшему Гахе, решится в ближайшие два дня и будет зависеть от поведения чешского населения и чешской армии 51. Гитлер предупредил, что вторжение начнется в шесть часов утра (хотя в действительности оно началось накануне вечером). Поэтому приезд Гахи в Берлин может предотвратить худшее. Если чешская армия не окажет сопротивления, чехи получат самую широкую культурную автономию, «которую они никогда не имели при австрийцах» 52. Собственно говоря, на этом содержательная часть беседы закончилась. «Ввод германских войск уже не остановить, — завершил Гитлер ночной разговор. — Если хотите предотвратить кровопролитие, — посоветовал он Гахе, — сейчас же звоните вашему военному министру и скажите, чтобы он отдал приказ войскам не оказывать сопротивления» 53.
Гаха принял все условия Гитлера. Сразу же по окончании разговора он попросил соединить себя с Прагой, чтобы предупредить военных об условиях, выставленных Гитлером. Но связь не работала. Красный от гнева Риббентроп отдавал приказы связистам немедленно восстановить ее, но те лишь разводили руками — Прага не отвечала. Пока немцы пытались устранить возникшие неполадки, случился еще один инцидент. В ожидании разговора со своим военным ведомством Гаха спокойным тоном беседовал с Герингом. Вдруг все вздрогнули от громкого крика рейхсмаршала. Геринг требовал немедленно позвать врача. В какой-то момент Гахе неожиданно стало плохо, и он упал в обморок. Пожилой и не вполне здоровый человек не выдержал всех злоключений, свалившихся на него за прошедшие сутки. Немцы засуетились, и было от чего. «Если Гаха сейчас умрет, — сразу подумал Пауль Шмидт, — назавтра весь мир будет утверждать, что его убили в рейхсканцелярии» 54. Быстро подоспевший доктор Морель, личный врач фюрера, с помощью уколов сумел привести Гаху в чувство как раз к тому времени, когда была, наконец, налажена связь с чешской столицей. Впрочем, связь была очень плохой, она постоянно прерывалась, и говорил в основном чешский министр иностранных дел Хвалковский, который буквально кричал в трубку, отдавая от имени президента приказы правительству.
Все было кончено. Чешские войска остались в казармах и не оказали никакого сопротивления. Президент независимой Чехословакии фактически сложил свои полномочия в рейхсканцелярии Гитлера. В четыре часа утра стороны подписали документ, в котором говорилось, что «ради достижения всеобщего умиротворения чехословацкий президент вручил судьбу чешской нации и государства в руки фюрера Германского рейха. Фюрер откликнулся на эту просьбу и выразил намерение взять чешский народ под защиту Германского рейха и гарантировать ему автономное развитие его этноса» 55. Это означало, что независимая Чехословакия прекратила свое существование. Она распалась. Вместо нее Германия создала протекторат Богемии и Моравии. Словакия, объявившая о независимости, превратилась в сателлита Германии. Закарпатскую Украину «под шумок» оккупировала Венгрия. Гаха до конца Второй мировой войны формально сохранял за собой пост президента квазигосударственного формирования, коим стал вновь образованный протекторат, но реальные управленческие функции перешли к назначаемому из Берлина так называемому протектору. Первым протектором Богемии и Моравии неожиданно для всех стал бывший главный дипломат Германии Константин фон Нейрат.
Этому назначению, равно как и решению превратить Чехию в протекторат, предшествовали интересные события. Нейрат, который формально уже год не входил в ближнее окружение Гитлера, был, тем не менее, хорошо информирован о планах фюрера. Он знал, что с конца 1938 года Гитлер замышлял покончить с остатками независимости Чехословакии, и принципиально не возражал против этого. Но когда ближе к марту Нейрат понял, что готовится военная оккупация страны, он забеспокоился. Такое развитие событий могло спровоцировать очередной европейский кризис с непредсказуемыми последствиями. 9 марта Нейрат добился встречи с Гитлером и во время их совместного обеда настойчиво предупреждал фюрера об опасностях военных действий против Праги. Бывший министр напомнил Гитлеру, что по его собственному плану следующие шаги должны были касаться Мемеля, Данцига и польского коридора. Операция в Богемии и Моравии, предупреждал Нейрат, вызовет болезненную реакцию на Западе, и осуществлять ее без серьезного повода нельзя. Лучше не вызывать преждевременного кризиса и удовлетвориться контролем над внешней политикой и экономикой Чехословакии, что и так уже было достигнуто 56. Гитлер не внял убеждениям Нейрата, и тот, разочарованный, сразу после встречи уехал в свое имение.
