Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Вместе с Судетами Германии досталось и большинство фортификационных сооружений прежней Чехословакии. К тому же у нового государства больше не было союзников. После Мюнхена, когда угроза европейской войны из-за Чехословакии миновала, Англия и Франция потеряли к ней всякий интерес. Формально нейтралитет Чехословакии, как того хотел Чемберлен, провозглашен не был, но после произошедших событий Франция уже не могла считаться союзником. Новый чешский министр иностранных дел Франтишек Хвалковский так и заявлял немцам, что правительство Чехословакии больше «не имеет ничего общего с Францией и намерено проводить политику тесного сотрудничества со своим великим германским соседом». Среди чешского руководства стало принятым восхищаться Гитлером и валить всю вину за случившееся на Бенеша. Это бывший президент «полностью находился под влиянием Франции», убеждал немецких дипломатов Хвалковский, тогда как сам он «всегда знал, что чехи могут многому научиться у Германии» 33. Новое чешское руководство так старалось понравиться Германии, что Геббельс с удовлетворением записал в дневнике: «Прогерманские голоса все чаще звучат в Праге. Эта страна будет нашим лучшим вассалом» 34. Правда, чехам это не помогло.
Соответственно, и СССР перестал рассматриваться в Чехословакии в качестве союзника. Хотя в случае с Советским Союзом новому чешскому руководству надо было проявлять большую осторожность. Общественное мнение в стране продолжало с симпатией относиться к Советской России и не считало СССР, в отличие Франции, предателем. В конце октября Александровский писал, что везде сталкивается «с почти что зоологическим русофильством... То, что народ говорит и думает о России, — отмечал советский полпред, — является крайним выражением сознания им прямой опасности для своего существования как народа и сознания того, что эта опасность идет с германской стороны» 35. Неприязнь чешского населения к немцам, особенно судетским, отмечали и германские дипломаты 36. Но центральные власти старались всего этого не замечать. Они быстро запретили Коммунистическую партию Чехословакии и свели контакты с Советским Союзом до минимума. Что касается Малой Антанты, еще одного важного элемента прежней системы безопасности в Центральной и Юго-Восточной Европе, то после Мюнхена она фактически прекратила свое существование. Когда Кадоган 6 октября попробовал надавить на румынского посла, чтобы тот передал своему правительству, что Румыния вместе с другими государствами Малой Антанты должна воздействовать на Венгрию, желавшую оторвать от Чехословакии территорию вдоль границы с Румынией, посол лишь пожал плечами 37. Все эти перемены делали новую Чехословакию легкой добычей для окружающих.
Этим сразу воспользовались Польша и Венгрия. Они повели себя как «шакалы» 38, стараясь отхватить от Чехословакии свои жирные куски. Поляки действовали с позиции силы. Еще 30 сентября, сразу по окончании Мюнхенской конференции, они предъявили чехам ультиматум, требуя немедленной передачи Тешинского района. Иначе Польша грозила самостоятельно занять его своими войсками. На принятие решения чехам отводились сутки. Бенеш обещал выполнить требования Польши, а Чемберлен не только выразил Варшаве протест, посчитав, что подобные действия «полностью противоречат духу достигнутого в Мюнхене соглашения» 39, но и счел нужным обратиться за помощью к Гитлеру. Британский премьер попросил германское правительство оказать давление на Польшу и заставить ее решать территориальные разногласия путем переговоров «в духе Мюнхена» 40. Подобная ситуация должна была изрядно позабавить Гитлера, который неожиданно для себя оказался в роли «заступника» Чехословакии. Заступаться Гитлер, конечно же, не собирался и позволил Польше занять не только Тешин, но и расположенный по соседству крупный железнодорожный узел Богумин. Правда, допустить чрезмерного усиления Польши также не входило в планы фюрера.
Венгрия попробовала было обойтись без ультиматумов и действовать методом самозахватов, но получила отпор 41, и в дальнейшем больше полагалась на посредничество Гитлера и Муссолини, организовавших «арбитражное рассмотрение» венгерских требований. Надо сказать, что венгры претендовали на часть территории Чехословакии, не населенную этническими венграми. Это были земли, где проживали словаки и закарпатские русины, входившие до Первой мировой войны в состав Транслейтании — венгерской составляющей двуединой Австро-Венгерской империи. Принадлежность многих районов по национальному и историческому принципу было трудно установить, настолько все там переплелось и смешалось. Венгры, например, хотели вернуть себе Братиславу (нем. Пресбург), бывшую когда-то столицей Венгерского королевства. Они утверждали, что Гитлер «обещал» Пресбург им 42, но словаки, остававшиеся до поры в составе единого чехословацкого государства, рассматривали Братиславу своей столицей и были против. Чехи, естественно, считали принадлежность Братиславы «внутренним делом» Чехословакии 43. Немцам, неожиданно превратившимся в главных арбитров, к которым все обращались «за справедливостью», не хотелось «обижать» ни венгров, ни словаков. Тем более что последних они сами подталкивали с конца 1938 года к выходу из единого с чехами государства.
Со словаками вообще произошла странная история. В феврале 1939 года Гитлер признался Войтеху Туке, одному из лидеров словацких националистов, что «до недавнего времени был не в курсе словацких требований о независимости». Еще шесть месяцев назад он был уверен, что Словакия хочет «воссоединиться» с Венгрией. «Если бы словаки провозгласили свою независимость во время (Судетского) кризиса, — объяснил Гитлер своему гостю, — нам было бы очень просто принять решение. Словакия не представляла угрозы Германии. Она не причинила нам никакого вреда, и мы ничего не выигрывали от ее исчезновения. В то время мы немедленно гарантировали бы ее границы» 44. Судя по всему, Гитлер был искренен в тот момент. Вряд ли его интересовали проблемы словаков, но он не преминул бы воспользоваться таким мощным козырем, как словацкий национализм, для разрушения чехословацкого государства. Хотя, надо сказать, что национализм словаков проявил себя в полной мере лишь после Мюнхена. До него движение за национальную независимость среди словаков не носило массового характера. И уж тем более они не хотели «воссоединения» с Венгрией.
Что касается чешско-венгерских пограничных споров, то они завершились «арбитражем», который проходил в октябре в венском Бельведере под руководством Риббентропа и Чиано. О том, как «арбитраж» работал, красноречиво рассказал Пауль Шмидт, присутствовавший в Вене в качестве переводчика. Министры иностранных дел Германии и Италии, вооружившись жирными карандашами, «правили» на карте границы спорных территорий, подготовленные экспертами. «Если вы будете так отстаивать чешские интересы, — обращался Чиано к Риббентропу, — они наградят вас орденом». И Чиано «правил» границу в пользу Венгрии. «Нет, это слишком далеко», — возражал Риббентроп и жирной чертой отодвигал границу. «Комиссии по демаркации будет сложно провести границу на месте, — прошептал Шмидту один из германских экспертов. — Линии, которые они проводят своими карандашами по карте, на местности будут соответствовать по ширине нескольким километрам» 45.
В конечном итоге венгры получили почти все, на что они претендовали. Но им казалось этого мало. Они рассчитывали получить еще и населенное русинами Закарпатье. Для этого венгры пытались даже столкнуть лбами немцев и итальянцев. 20 ноября венгры объявили итальянцам, что, действуя с согласия Германии, они в течение 24 часов собираются оккупировать территорию Закарпатской Украины. Муссолини не возражал. К активности в этом направлении венгров закулисно подталкивали поляки, которые боялись возрождения сильной Чехословакии и хотели создать польско-венгерскую границу, чтобы в случае чего у них была возможность лучше координировать совместные с Венгрией действия 46. Пришлось Риббентропу объяснять Аттолико, что немцы согласия на такой шаг не давали и вся ответственность за его последствия, включая возможное вмешательство Германии, ляжет на Венгрию 47. Муссолини, естественно, сразу пошел на попятную и забрал назад свое согласие. Венгры вынуждены были успокоиться и уступить.
