Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Советский нарком не имел возможности открыто говорить о своих разногласиях со Сталиным и пытался противопоставить двусмысленной сталинской политике те дипломатические ресурсы, что имелись в его распоряжении. Он предлагал Англии и Франции выступить с совместным дипломатическим демаршем, созвать с участием СССР и Чехословакии международную конференцию, задействовать в решении Судетского кризиса статью 16 Устава Лиги Наций, которая давала возможность требовать от Польши и Румынии пропустить советские войска через их территорию. Такими шагами Литвинов надеялся оказать воздействие на Германию. Но это вряд ли могло помочь. В создавшихся условиях и при остром дефиците времени этого было явно недостаточно, чтобы остановить Гитлера, но сделать что-то большее Литвинов просто не мог.

Часть III НАКАНУНЕ. 1939

Глава 9. ЕВРОПА В 1939 ГОДУ

Наступил 1939 год. Всего четверть века отделяло Европу от 1914-го — года начала Первой мировой войны. Но как сильно отличались эти два года! В январе 1914 года никто в Европе не думал о приближении Великой войны. Европейские политики научились справляться с различными конфликтами, не доводя их до крайностей. Война в январе 1914 года казалась всем немыслимой. Ее не ждали. 1939 год Европа, напротив, встретила в тревожном ожидании. Люди чувствовали, что большая европейская война приближается и спровоцирует ее, несомненно, Гитлер. Другой европейский агрессор — Муссолини казался слишком мелким для того, чтобы решиться на такой шаг. Оставалось гадать лишь о том, когда война начнется и кто станет следующей жертвой Гитлера. Обратит ли он в поисках «жизненного пространства» свой взор на Восток? Или вспомнит о немцах Эльзаса и Лотарингии и решит двинуться на Запад? А, может быть, следующим объектом нападения станет Румыния, с ее продовольственными ресурсами и нефтяными месторождениями? Начиная с декабря 1938 года британскому правительству стали поступать секретные сообщения о том, что в ближайшее время Гитлер готовит массированные бомбардировки Лондона ¹. Этому старались не верить, но информация поступала из серьезных источников, в том числе и от штабных офицеров вермахта ². Атмосфера была очень напряженной. То, что с ближайшими соседями у Германии существовали договоры о ненападении, никого уже не вводило в заблуждение. Сколько раз Германия при Гитлере давала перед всем миром свои обещания, а затем с легкостью нарушала их.

После Мюнхена принципиально изменился расклад сил в Европе. Франция перестала считаться великой державой. Ее авторитет в Восточной Европе упал практически до нуля, а союзы, которые она так активно создавала в 1920-е годы, уже не рассматривались восточноевропейцами в качестве гарантии их безопасности. Францию это не смущало. Она восприняла случившееся, как выразился Леон Блюм, со смешанным чувством облегчения и стыда ³. Французы предпочли величию собственную безопасность и были уверены, что смогут отсидеться за линией Мажино, которую они считали неприступной ⁴. Советская Россия также перестала рассматривать Францию как надежного союзника. Французский посол в СССР Робер Кулондр официально уведомил НКИД о том, что произошло в Мюнхене, лишь 4 октября. В этот день Кулондра принял заместитель наркома В.П. Потемкин, тот самый, который, будучи послом в Париже, тремя годами ранее подписал с Францией пакт о взаимопомощи. Потемкин выслушал объяснения французского дипломата и, отбросив все идеологические условности, задумчиво произнес: «Что же вы наделали? Теперь я не вижу для нас другого выхода, кроме четвертого раздела Польши». Кулондр сделал правильный вывод из услышанного и сообщил в Париж, что СССР, несмотря на все идеологические разногласия, «постарается достичь взаимопонимания с Германией» ⁵. Эта беседа состоялась почти за год до заключения пакта Молотова-Риббентропа.

Иного рода, но не менее значительные перемены произошли и в положении Великобритании. Если до Мюнхена ее политика в Европе была во многом обусловлена интересами и обязательствами Франции (причем не только по отношению к Чехословакии), то после него две страны поменялись местами. Теперь уже Франция в большей мере зависела от Англии. Отказавшись от роли великой державы, Франция добровольно и полностью отдала свою дальнейшую судьбу в английские руки. Это означало, что для того чтобы следовать дальше своей традиционной политике поддержания баланса сил в Европе, Англии необходимо было переосмыслить собственную роль и взять на себя дополнительные обязательства. Но она оказалась совершенно не готовой к тому, что на ее плечи легла повышенная ответственность. Чемберлен, похоже, вообще не задумывался над этим. Нежелание и неспособность просчитать даже ближайшие последствия своей мюнхенской политики оказалось главной и фатальной ошибкой британского премьера. Чемберлен стал заложником собственных наивных представлений о политике и морали, оказавшихся очень далекими от реальности. Ему представлялось, что, исправив ошибки Версаля и передав судетских немцев Рейху, он создает прочную основу для мира в Европе и базу для достижения взаимопонимания с Германией ⁶. Отсюда его отношение к Чехословакии и лично к Бенешу. Последнего Чемберлен, как и многие другие приверженцы умиротворения в Англии, не без оснований считали виновником большинства европейских проблем, порожденных Версальской системой. Их точку зрения, довольно распространенную в Британии, очень точно выразил заместитель главного редактора The Times Роберт Бэррингтон-Уорд: «Мне жаль его, но... Я отношусь к нему — равно как и к Клемансо, Пуанкаре, Остину (Чемберлену), Барту и другим — как к одному из наиболее активных архитекторов беспорядка в Европе. Никто не сражался за поддержание губительной и неестественной французской “системы” (то есть Версальской. — И. Т.) с таким упорством и мастерством, как это делал Бенеш» ⁷.

Дальнейшее виделось Чемберлену в радужных тонах. Достаточно было «поддержать Даладье и убедить его сделать, наконец, что-то для наведения порядка в обороне страны и достижения единства французов, чтобы показать Европе, что если мы стремились стать друзьями с Германией и Италией, это не означает, что мы собираемся забыть наших старых союзников». А после этого «один час тет-а-тет с Муссо(лини) будет чрезвычайно полезен» для продолжения переговоров с Германией ⁸. Трудно поверить, что подобным образом рассуждал не полный дилетант, а премьер-министр Великобритании. На одном из заседаний своего кабинета в последних числах октября 1938 года Чемберлен сказал правительству, что его «внешняя политика была политикой умиротворения» и его главной целью было «установление (хороших) отношений с диктаторскими режимами, что приведет к урегулированию европейских проблем и чувству стабильности» ⁹. Действительность очень быстро опровергла его наивные надежды.

По всем представлениям наиболее выигравшей в результате мюнхенских договоренностей стороной должна была стать Германия. Но Гитлер так и не понял всех свалившихся на него преимуществ новой ситуации в Европе. Мюнхен предоставил Германии уникальный шанс без войны и кровопролития надолго остаться доминирующей силой в европейской политике. За исключением Советского Союза и Великобритании, после Мюнхена перед Гитлером заискивали все европейские государства. Все стремились заручиться поддержкой фюрера. Даже Муссолини, хоть и вопреки собственному желанию, вынужден был упрятать свои амбиции и мириться с лидерством Германии. Конечно, многим в Европе не нравилось то, что творилось в самом Третьем рейхе, но все предпочитали закрывать на это глаза, делая вид, будто нацизм является временной внутригерманской издержкой.

Германия стала не только политическим и военным, но и экономическим лидером Европы. Воспользовавшись тем, что в годы кризиса и депрессии Англия и Франция стали больше ориентироваться на свои империи, Германия постепенно заняла их место в экономике стран Центральной и Юго-Восточной Европы ¹⁰. Англия совсем не возражала против этого. Галифакс признавался американскому послу Кеннеди, что Германия может сосредоточиться на Центральной Европе, тогда как Англия больше заинтересована в Средиземноморье, развитии связей с доминионами и Соединенными Штатами ¹¹. У Гитлера появилась прекрасная возможность мирно закрепить свой успех, но для этого требовалось замедлить темпы милитаризации экономики и заняться укреплением финансовой системы страны, лишившейся за годы стабилизации почти всех золотовалютных резервов ¹². Доходило до того, что со странами Юго-Восточной Европы Германия стала заключать бартерные соглашения, меняя продукцию машиностроения на необходимые ей природные ресурсы и продовольствие. На замедлении темпов милитаризации настаивал Ялмар Шахт, но осенью 1937 года он вынужден был оставить пост министра экономики, а в январе 1939 года уйти и из Рейхсбанка. Гитлер плохо разбирался в финансах и экономике и упустил свой шанс. Но среди его окружения имелись люди, понимавшие, что в конце 1938 года у Германии еще была возможность перестроиться на мирное развитие ¹³. Дальше перед Третьим рейхом замаячила уже другая альтернатива — начинать в ближайшее время войну или допустить финансовый крах страны со всеми вытекающими последствиями.