Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Оставался еще Советский Союз, имевший с Чехословакией договор о взаимной помощи. Здесь надо иметь в виду два момента. Во-первых, советско-чехословацкий договор вступал в силу только после того, как начинал действовать договор Чехословакии с Францией. Статья II Протокола, подписанного одновременно с советско-чехословацким договором, предусматривала, что «обязательства взаимной помощи будут действовать между ними (СССР и Чехословакией. — И. Т.) лишь поскольку при наличии условий, предусмотренных в настоящем договоре, помощь стороне — жертве нападения будет оказана со стороны Франции» ³¹⁷. Таким образом, СССР мог отказаться от обязательств по оказанию помощи Чехословакии, если от аналогичных обязательств отказалась бы Франция. Во-вторых, между Советским Союзом и Чехословакией не существовало общей границы, так же как не было ее и между СССР и Германией, противостояние возможной агрессии которой и предусматривалось договором. Между Советским Союзом и Чехословакией с Германией находились территории Польши, Румынии и Литвы, которые не давали согласия на пропуск советских войск. Склонить их к сотрудничеству можно было лишь на основании Устава Лиги Наций, статья 16 которого предусматривала обязательное разрешение прохода войск государств — членов Лиги для борьбы с агрессором. СССР и Чехословакия прекрасно понимали это, и применение статьи 16 Устава Лиги прямо предусматривалось договором между ними (ст. 3). Проблема, однако, заключалась в том, что Германия уже не являлась членом Лиги и применение против нее статьи 16 Устава было под вопросом. Потребовалось бы как минимум решение Совета Лиги, добиться которого было бы не так просто (хотя бы из-за позиции Италии). Иными словами, чтобы СССР смог оказать реальную помощь Чехословакии, надо было подключать механизм коллективной безопасности, который с 1935 года практически перестал действовать. В определенном смысле умиротворение Германии как раз и было следствием этого ³¹⁸. В любом случае на это ушло бы много времени, а гитлеровский план войны с Чехословакией предусматривал «молниеносный успех вторжения». Большой вопрос — удалось бы чехам продержаться достаточно долго? Английский посланник в Праге Ньютон так и заявил чехам, что «Чехословакия не может сопротивляться Германии даже в тот короткий срок, который был бы необходим для организации помощи со стороны Франции, а возможно, и Англии. Чехословакия будет оккупирована значительно раньше, чем получит помощь или чем разгорится общая европейская война» ³¹⁹.

Правительство Бенеша еще 27 апреля обратилось к советскому руководству, запрашивая, выполнит ли СССР свои обязательства по договору, и получило утвердительный ответ. При этом обе стороны реально смотрели на ситуацию. На встрече чехословацкого посла в Москве Фирлингера с заместителем народного комиссара иностранных дел Потемкиным стороны отметили, что «решающую важность имеет линия, которой будет держаться Англия в вопросе о Чехословакии. Если в Лондоне Даладье и Бонне получат заверения, что Англия поддержит Францию в случае необходимости для последней оказать помощь Чехословакии против германского агрессора, Гитлер не осмелится напасть на Чехословакию. Иное положение создастся, если Чемберлен станет убеждать Францию ничем не раздражать Германию, с которой Англия надеется договориться. Французы не посмеют занять в чехословацком вопросе самостоятельную позицию, и это будет учтено Гитлером как обстоятельство, обеспечивающее безнаказанность его действий против Чехословакии. В этом случае Чехословакия может оказаться в полном одиночестве, лицом к лицу с гитлеровской Германией и с ее судетской агентурой» ³²⁰. Надо еще иметь в виду, что Советский Союз подтверждал свои обязательства только на политическом и дипломатическом уровнях (НКИД и посольство в Праге). В военном же отношении было совершенно непонятно, как и какая конкретно помощь будет оказана. Никаких совместных военных планов не существовало. На просьбы чехов или французов конкретизировать этот важный момент Литвинов всегда отсылал их в советский Генштаб ³²¹, куда ни те ни другие не обращались. Советская сторона также не делала попыток разработать планы военного сотрудничества. В Европе слабо верили в реальность помощи СССР. Сегодня из этого иногда делают интересный вывод о том, что Советский Союз и не собирался воевать за Чехословакию, тем более без участия Франции 322.

Тем временем Германия завершила подготовку «молниеносной войны». В августе на границе с Чехословакией были сосредоточены все необходимые для этого силы. Гитлер не верил, что Франция вмешается в военные действия, но на всякий случай на границе с ней были также приведены в боевую готовность германские дивизии, готовившиеся сдержать французское наступление, пока основные силы не уничтожат Чехословакию. Если, конечно, выступление французов последует. В середине августа Генлейн фактически прекратил переговоры с чешским правительством и скрылся от общественного внимания, а один из его ближайших соратников в СдП Эрнст Кундт предупредил чехов: «Терпение нашего народа, который не видит признаков доброй воли с вашей стороны, иссякает быстрее, чем наше терпение» 323. Правительство Чехословакии действительно решило не выполнять те требования СдП, которые противоречили Конституции страны и фактически вели к ее развалу. Рансимен и его люди, после нескольких осторожно-оптимистичных телеграмм, отправленных в Лондон, 25 августа пришли к неутешительному выводу о том, что их посредническая миссия «закончится неизбежным провалом» ³²⁴. Галифакс из Лондона советовал Рансимену искать встречи с Гитлером (самого главу Форин Офис фюрер отказался принимать), чтобы убедить его не делать резких заявлений на партийном съезде ³²⁵. Ожидалось, что именно в Нюрнберге Гитлер объявит о своем решении «судетского вопроса». Надо было спешить, поскольку ежегодный слет нацистов был намечен на 10-12 сентября. Начинался последний акт чехословацкой драмы.

Гитлер тоже спешил. С разных сторон его одолевали сомневающиеся в успехе «молниеносной войны». К генералу Беку, по-прежнему выступавшему против вторжения в Чехословакию и подавшему по этой причине 18 августа рапорт об отставке (Гитлер отставку принял, но убедил Бека не объявлять о ней публично), добавился командующий западной группой войск генерал Адам, который прямо заявил фюреру, что западные укрепления не готовы и не смогут сдержать французов ³²⁶. Против войны с Чехословакией выступал также шеф военной разведки (абвер) адмирал Канарис. Из Лондона посол Дирксен писал, что Англия хочет урегулировать свои отношения с Германией и готова согласиться с германскими требованиями по Судетам. Но, добавлял посол, «если Германия прибегнет к военным мерам для достижения этих целей, тогда Англия без сомнения вступит в войну на стороне Франции»  ³²⁷. В Москве Литвинов 22 августа подтвердил послу Шуленбургу, что СССР выполнит свои договорные обязательства перед Чехословакией ³²⁸.

Даже страны, дружественные Германии, проявляли нежелание втягиваться в военный конфликт. 22 августа регент Венгрии Миклош Хорти отказался от предложения Гитлера принять участие в разделе Чехословакии, откровенно объяснив свое решение тем, что Британия, несомненно, выступит против и «неизбежно выиграет» ³²⁹. Что говорить о Хорти, когда даже Муссолини заколебался в сентябре, оставляя себе путь к отступлению. Итальянцы давно пытались выведать у Гитлера, каковы его истинные цели в Чехословакии — решить проблему судетских немцев или ликвидировать само государство? Гитлер долго морочил им голову и уходил от четкого ответа. Все это время Муссолини делал грозные заявления, обещая выступить на стороне Германии и втайне надеясь, что этого не потребуется. Когда же в сентябре Риббентроп проговорился и сообщил послу Аттолико, что целью является уничтожение Чехословакии, дуче задумался, чем все может обернуться для Италии в случае возникновения большой европейской войны. «Если война разразится между Германией, Прагой, Парижем и Москвой, я останусь нейтральным, — напустил он тумана в разговоре с Чиано. — Если же вмешается Великобритания, сделав войну всеобщей и придав ей идеологический характер, тогда мы тоже бросим себя в огонь. Италия и фашизм не должны оставаться нейтральными», — заключил Муссолини с пафосом ³³⁰. Его громкие слова и театральные жесты, однако, мало кого обманывали. Дуче не спешил превращать «ось» в полноценный германо-итальянский союз, на чем настаивали Гитлер и Риббентроп ³³¹, хотя и заверял немцев, начиная с лета 1937 года, в своей неизменной поддержке. «Солидарность, существующая между нашими двумя правительствами, — с усмешкой сообщил граф Чиано Риббентропу в мае 1938 года, во время помпезного визита фюрера в Италию, — так наглядно проявилась в эти дни, что формальный договор о союзе просто не нужен» ³³². Муссолини не хотел связывать себя какими-либо обязательствами перед Германией, что заставляло Гитлера нервничать.