Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Майский кризис, как принято называть события 20-22 мая, заставил англичан и французов открыто обозначить свои позиции. «Британия и Франция, — отмечал заместитель английского военного атташе в Берлине подполковник Стронг, — были в растерянности. Их вынудили выйти из тени, — последнее, чего они хотели бы сделать, — и открыто предупредить Гитлера» 295. Англичанам пришлось сделать несколько отрезвляющих заявлений. 22 мая Галифакс передал Риббентропу, чтобы тот «не рассчитывал на то, что Великобритания сможет остаться в стороне, если в результате опрометчивых действий с чьей-либо стороны разразится европейский пожар» 296. По английскому посольству в Берлине стала распространяться паника. Сразу несколько сотрудников посольства попросили отправить свои семьи в Лондон. Атмосфера резко накалилась. Слухи об «эвакуации» британского посольства моментально разошлись по Берлину. Жители германской столицы ожидали чешских бомбардировок. В германском посольстве в Праге срочно сжигали секретные документы 297. Галифаксу и Кадогану пришлось вмешаться, чтобы успокоить британских дипломатов 298. Гендерсон послал к границе две ознакомительные миссии британских военных дипломатов, которые, проехав за сутки 1000 километров, зафиксировали, что с германской стороны никакого передвижения войск не происходит. Английский военный атташе в Берлине полковник Мэйсон-Макфарлейн посчитал, что во всем виноваты чехи, специально раздувшие конфликт. «Вполне возможно, — написал он в отчете о своей поездке на германо-чехословацкую границу, — что чешский Генеральный штаб получал различные сообщения о передвижениях (германских) частей, что вполне могло в каких-то случаях соответствовать действительности. Однако (чешские штабисты) сделали из этого много неоправданных выводов. Они виноваты в больших преувеличениях и в домыслах» 299. Британский «кабинет настроен благоразумно, — отметил Кадоган, — и против чехов!» 300 Итоги Майского кризиса подвел премьер-министр, которому «проклятые немцы» испортили уикенд, сорвав его с рыбалки 301. Германское правительство, сообщил Невилл Чемберлен сестре Иде, 1) завершило подготовку мятежа (судетских немцев. — И. Т.); 2) после получения наших предупреждений оно решило, что риск слишком велик; 3) дальнейшее развитие событий привело германское правительство к мысли, что его престиж подорван; 4) свою злобу немцы обратили на нас, поскольку считают виновными в срыве их планов 302.
Англичане попали в сложную ситуацию. Они стремились любыми способами избежать войны из-за Чехословакии. Но выяснилось, что обе стороны конфликта настроены решительно. Галифакс даже просил Гендерсона «довести до тупоголовых немцев, что если они будут продолжать дергать за веревочку, пушка, скорее всего, выстрелит. Наш единственный шанс, — сообщал министр послу, — убедить их не делать этого. Это очень трудная задача — избежать войны, не подвергнувшись унижению. А я, также как и вы, не хочу воевать из-за Чехословакии, если я могу избежать этого» 303. Еще одной головной болью Галифакса было стремление сделать все возможное, чтобы внешнюю политику Франции снова не возглавил Поль-Бонкур. Его руководство вполне могло привести к активной поддержке Чехословакии со стороны Франции. Британского посла в Париже Фипса Галифакс специально уполномочил работать против политических соперников Даладье 304, что вообще-то было непринято в англо-французских отношениях. Короче говоря, Галифаксу приходилось крутиться. Ему необходимо было одновременно объяснять французам, что англичане не пойдут воевать вместе с ними из-за Чехословакии, блефовать перед Германией, будто Лондон не останется в стороне в случае возможных осложнений, и, наконец, оказывать давление на Прагу, заставляя ее идти навстречу требованиям судетских немцев.
Задача Галифакса осложнялась тем, что британские послы в Париже, Берлине и Праге, мягко говоря, не соответствовали важности момента. Посол во Франции Фипс, достигший пенсионного возраста, часто сообщал своему начальству то, что оно хотело слышать, а не то, как обстояли дела в действительности. «Все лучшие люди Франции выступают против войны почти любой ценой», — уверял он Лондон 24 сентября, в самый разгар кризиса. Английскому правительству надо быть очень осторожным, чтобы «даже намеком не поощрять маленькую, но очень шумную и коррумпированную военную партию здесь» 305. Удивленный такой оценкой Кадоган даже специально уточнил у посла, имеет ли тот в виду тех французов, которые считают, что Франция должна выполнять свои договорные обязательства перед Чехословакией? На что получил ответ, что подразумевались коммунисты, оплачиваемые Москвой 306. В свою очередь, посол в Берлине Гендерсон не всегда понимал, чего от него хотят в Лондоне 307. Он откровенно не любил чехов и, перефразируя Бисмарка, считал, что Судеты не стоят костей даже одного британского солдата 308. Услужливость и расшаркивание перед немцами заменяли Гендерсону многие другие качества, необходимые послу одной великой державы в другой. У Гендерсона сложились приятельские отношения с Герингом (оба увлекались охотой), но Гитлер и Риббентроп его недолюбливали. Фюрер вообще каждый раз напрягался, когда видел британского посла 309. Уже после окончания кризиса и отторжения Судет от Чехословакии некоторые политики в Лондоне посчитали, что Гендерсон «полностью не справился с задачей донести до Германии всю опасность ситуации и серьезность намерений Британии» 310. Наконец, посланник в Праге Ньютон, как и его предшественник Эддисон, относился к чехам высокомерно и с плохо скрываемым презрением. Президент Бенеш считал его «тупоголовым невеждой», а само британское посольство при Ньютоне напоминало ему скорее представительство судетских немцев 311. В Англии, конечно, догадывались о беспомощности своих послов, и в августе для исправления ситуации в Прагу был послан лорд Рансимен, официальной задачей которого была помощь в нахождении компромисса между правительством и судетскими немцами. Но и он не слишком преуспел в своей миссии, посылая в Лондон «обнадеживающую информацию» 312. Впрочем, задача Рансимена изначально была невыполнимой, учитывая те цели, которые преследовал Гитлер, и инструкции, полученные в Берлине Генлейном. Правда, тогда британцы не могли знать об этом.
В мае Гитлеру пришлось отступить. Своего не в меру болтливого и несдержанного главного дипломата он временно убрал со сцены, чтобы тот опять не наговорил глупостей. Но цели у фюрера остались прежними, о чем он сообщил руководству трех видов вооруженных сил и Нейрату с Риббентропом 28 мая. Именно в этот день фюрер представил ограниченному кругу лиц подготовленный Кейтелем план операции Grun по вторжению в Чехословакию, которая была названа «самым опасным противником в случае войны на Западе». Чехословакию необходимо было уничтожить в результате «молниеносного вторжения» еще до начала войны с Англией и Францией 313. «Это мое непоколебимое решение. Чехословакия должна исчезнуть с карты», — объявил Гитлер собравшимся после двухчасовой речи, сильно напоминавшей его выступление 5 ноября 314. Как и семь месяцев назад, фюрер ни словом не обмолвился о проблеме судетских немцев. Через два дня Гитлер подписал директиву, утверждавшую план военной операции против Чехословакии, которая должна была начаться не позднее 1 октября. «Моим неизменным решением является уничтожение Чехословакии военным путем в ближайшее время, — говорилось в подписанном документе. — Задачей политического руководства будет дождаться или создать подходящий момент с политической и военной точки зрения. Неизбежное развитие событий в Чехословакии или другие политические события в Европе, которые неожиданно создадут благоприятные возможности, могут вынудить меня действовать раньше намеченного срока» 315. Некоторые исследователи объясняют сегодня планы Гитлера провести молниеносную военную операцию против Чехословакии его желанием продемонстрировать миру мощь вермахта, а немцам — свой полководческий гений 316. Такие соображения, возможно, и присутствовали у фюрера, но главное заключалось не в этом. Дипломатическим путем, запугиванием Праги и Западных демократий можно было добиться решения «судетской проблемы», но нельзя было ликвидировать всю Чехословакию. В этом смысле военный вариант выглядел гораздо надежнее.
