Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц - Гарридо Висенте
В «Отеле „Терминус“» вопросы задает Марсель Офюльс, сын известного немецкого режиссера Макса Офюльса, который в 1933 году эмигрировал в США, спасаясь от нацизма. Это человек проницательный, порой ироничный, а иногда и раздражительный. Последнее можно заметить в фильме, когда он берет интервью у Роберта Тейлора, одного из агентов американской разведки, которые работали с Барби после войны, и спрашивает: «Что такое идеалист-нацист?» Офюльс давно припас этот вопрос для бывшего агента, так как, готовясь к фильму, узнал, что Тейлор почти 40 лет назад, в 1947 году, назвал Барби именно так – идеалистом-нацистом – в своем докладе для Госдепартамента США. Тогда экс-агент, явно смущенный, ответил, что не помнит, чтобы писал это, но «лучше бы он этого не писал» [51]. Это вполне логично, ведь суд над Барби, прошедший в 1987 году, наглядно показал, что бывший глава гестапо в Лионе мог быть кем угодно, но только не идеалистом: ни нацистским, ни каким-либо другим. Если уж выбирать идеал, который двигал им всю жизнь, то это, несомненно, была власть.
Но как интерпретировать его яростное заявление о верности Гитлеру, о котором рассказывает бывший деловой партнер? Кажется, это был всего лишь рефлекторный акт, протест против оскорбления того, что сам Барби олицетворял как нацист с абсолютной властью в Лионе, как хищник, воспитанный на ксенофобском терроре арийской идеологии. Когда он вступил в Гитлерюгенд в возрасте почти 20 лет, след от его пребывания в Трире с организацией католической молодежи исчез. Его настоящая жизнь началась в ноябре 1942 года, когда он занял пост, сделавший его печально известным под зловещим прозвищем Лионский мясник.
В чем важность Клауса Барби
На самом деле Клаус Барби не должен был стать столь известным, ведь, хоть и принимал участие в нацистских преступлениях против человечности, он не был ни Эйхманом, ни Менгеле. Очень трогательны сцены в фильме Офюльса, посвященные главному обвинению против Барби на суде – депортации 44 детей из Изьё в Освенцим в 1944 году. Однако, несмотря на всю ужасающую суть этого преступления, по мнению историка и бывшего героя Сопротивления Даниэля Кордье, Барби обязан своей «славой» поимке символа свободной Франции – Жана Мулена. Потому что в остальном Лионский мясник был столь же «жестоким, чудовищным и пытателем, как и многие другие», служившие нацистам.
Хотя это правда, я не могу полностью согласиться. Настоящая известность Барби была вызвана двумя факторами. Первый связан с его поимкой, которая обрела все черты шпионского фильма того времени: беглый нацистский преступник, два охотника на нацистов в духе Симона Визенталя – супруги Серж и Беата Кларсфельд, подвергающиеся серьезным опасностям, поскольку друзья беглеца его защищают; попытка похищения, подобная операции по захвату Эйхмана, которая в итоге провалилась, когда Кларсфельды осознали, что законным путем им никогда не удастся доставить Барби к правосудию и заставить его заплатить за все злодеяния, которые он совершил за 40 лет своей жизни в бегах. Второй причиной его славы стала сама поимка. Когда Барби привезли во Францию, чтобы он ответил за свои преступления, вся страна затаила дыхание. В воздухе витало ощущение, что на скамье подсудимых окажется не только убийца детей, французских евреев и бойцов Сопротивления, но и сама Франция, которая наконец добилась его экстрадиции из Боливии [52].
Побег Барби и холодная война
Барби повезло, как и многим другим его нацистским коллегам. То, что именно американцы (при содействии Ватикана) позволили ему бежать в Южную Америку и предотвратили его экстрадицию во Францию в обмен на предоставленную разведывательную информацию, вызывает глубокое сожаление. Но благодаря этой сети прикрытия мы получили возможность узнать, как беглец прожил следующие 40 лет. И то, что мы узнали, показало, что Барби стал универсальным преступником. Репутация опережала его: обученный интригам, пыткам и убийствам (гестапо), он оказался крайне необходим в такой стране, как Боливия, уровень отсталости которой в те годы, должно быть, казался ему чем-то из другого мира. Диктаторы, наркоторговцы и парамилитаристы дали ему власть, деньги и признание, а Барби нужно было лишь выучить испанский, чтобы жить, пребывая у власти и обладая полной свободой действий.
То, что в Боливии сменился режим, стало счастливым случаем для Кларсфельдов и Франции, поскольку только этот неожиданный поворот позволил осуществить экстрадицию. Тем не менее, как я уже отметил, это был ядовитый дар.
Барби был арестован в Боливии в 1983 году. Его суд проходил с 11 мая по 4 июля 1987 года, за два года до 200-летия французской революции. Немецкий философ Ален Финкелькрат надеялся, что этот суд станет коллективным катарсисом, который наконец исцелит рану, оставшуюся открытой с освобождения Парижа в 1944 году. Рана заключалась в разделении мнений о том, что такое была Франция во время немецкой оккупации. С одной стороны, существовал славный рассказ, где де Голль как внешний лидер и Жан Мулен как внутренний мученик представляли нацию, которая никогда не преклонялась перед тираном. С другой стороны, был нарратив о том, что значил режим Виши: коллаборационизм и трусость большинства французских граждан, которые пытались приспособиться к сложившейся ситуации [53]. Для Финкелькрата суд не справился с этой задачей. Напротив, адвокат Барби, неугомонный Жак Вержес, оказался победителем, поскольку ему удалось противопоставить друг другу различные обвинения, требовавшие пожизненного заключения для Барби: обвинение, представляющее убитых за принадлежность к Сопротивлению, и обвинение, говорившее от имени убитых евреев. Таким образом, хотя Барби был осужден за преступления против человечности, духовного исцеления Франции не случилось [54].
В сознании Клауса Барби
Садясь в самолет, который должен был доставить его во Францию для суда, Клаус Барби дал последнее интервью боливийскому телевидению, фрагмент которого воспроизводится в документальном фильме «Отель „Терминус“». Пожилой человек с белыми волосами не проявляет никакого раскаяния и лишь говорит на хорошем испанском: «Я уже забыл. Если они не забыли, это их проблема. Для меня все забыто» (см. анализ документального фильма профессора Сулейман, где также приведены стенограммы) [55].
Таким образом, Барби все забыл. Нет смысла хранить обиду после 40 лет, как он сам говорил, это была война! То же самое он сказал на суде: «Я никогда не приказывал проводить обыск в Изьё. У меня никогда не было власти приказывать о депортациях. Я боролся с Сопротивлением, которое уважал, но это было во время войны, а война закончилась» [56]. Ни слова о его необычайной жестокости. Возможно, он не был даже антисемитом. В другой момент «Отеля „Терминус“» появляется Альваро де Кастро, телохранитель и друг Барби в Боливии, который говорит кинематографисту, что у Барби были друзья в его стране, которые были евреями, «те, кто не был полон ярости и не искал мести, как говорил ему его бывший босс».
На самом деле я верю ему в этом отношении. Барби – жестокий преступник, который оставил садизм своего амплуа волка из гестапо, когда это уже не было ему нужно в новой жизни. В Боливии он показал свою другую, тоже реальную сторону – человека, опытного в обучении убийц и поддержке диктаторов, а также в организации различных мошенничеств и контрабандных схем. Поэтому я согласен с мнением Офюльса о Барби, который говорил, что это был человек «значительной интеллигентности, который знал психику тех, с кем общался, и использовал свои способности для ведения дел».
