Игорь Зудов - Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей
Мимо проходил немец, а на берегу сидели пять-шесть молодых россиян, юношей и девушек. Вы уже догадались, что немец бросился на помощь и не успокоился до тех пор, пока не увидел, что я вполне уверенно иду по берегу, хотя и продолжаю сильно кашлять.
Ни один из русских даже не приподнялся. Все оживленно обсуждали, выплывет старикан или нет. Разве что ставки не делали. Не хочу огульно чернить всю молодежь. Есть среди них и добрые, и отзывчивые, готовые прийти на помощь. Но много и других – жестоких и безжалостных, прежде всего по отношению к пожилым людям.
Но какая еще молодежь может быть в государстве, где из-за нищенских пенсий чуть ли не государственной политикой стало унижение, если не уничтожение пенсионеров, отдавших этому государству здоровье, труд, способности, а часто и саму жизнь?
Ох, как трудно привыкать к новому статусу в нашем бесцеремонном обществе! Даже ожидая приема к врачу, чувствовал на себе любопытные взгляды тех, кто с каким-то болезненным интересом разглядывал мои тогда еще багровые швы, идущие от уха до уха. Спасаясь от назойливых взоров, пришлось отпустить шкиперскую бородку.
Если при обращении в регистратуру поликлиники, к продавцу в магазине и даже к некоторым врачам не удавалось с первого раза произнести членораздельно какое-то слово, то, как правило, следовал грубый окрик по поводу моего «карканья», «бурчания», «мычания». В общем, кто во что горазд.
Как ни чудовищно это звучит, некоторые считали, что я над ними издеваюсь или подшучиваю. Но у меня, как и у многих других людей с дефектами речи, и в мыслях подобного не было. Каждый новый выпад воспринимался очень болезненно.
Но еще больше, чем злых языков, следовало опасаться коварных последствий болезни. Если бы хоть на малом участке операционного поля выжили синегнойные палочки или стафилококки, то их новое размножение останавливать было бы нечем. Все сильнодействующие антибиотики перепробованы, и в случае рецидива заболевания рассчитывать мне было бы не на что.
Другую опасность представлял так называемый «медовый месяц». Нередко в период болезни повышается уровень сахара в крови. Так организм бессознательно борется за выживание. Причем уровень сахара возрастает настолько (например, у меня доходил до 16–18 единиц, а это втрое выше нормы), что приходится колоть инсулин, как обычному диабетику.
После болезни уровень сахара снижается и стабилизируется на какой-то период. Но иногда, по неизвестным причинам, случается новый всплеск, и человек приобретает неизлечимую болезнь – диабет. Такова плата за напряжение всех резервов организма, такова цена сохранения жизни. Период, пока вновь приобретенный сахарный диабет не вступил в свои права, медики иронически называют «медовым месяцем».
Меня, к счастью, Бог миловал. Уровень сахара, пройдя через точку минимума, начал повышаться, что привело к необходимости некоторых ограничений, но до болезни, хочется надеяться, дело не дойдет.
Вот кто знает как
Решающую роль в моей успешной реабилитации сыграла терапевт, досконально изучившая мой организм за 25 лет нашего знакомства, и в этой стабильности – залог достигнутых успехов. Я начал наблюдаться у Л.Н., когда она была еще участковым врачом, и продолжаю, к счастью, и поныне, теперь уже у заведующей терапевтическим отделением.
Приветливая, добрая, отзывчивая на чужие неприятности, Л.Н. становится жесткой и требовательной, как только чувствует, что ее пациент раскис от не слишком серьезной «болячки» переполнен жалостью к себе любимому. В таких случаях она заставляет своего подопечного собраться и бороться с болезнью не только лекарственными, но и духовными средствами. Знаток и последователь тибетской медицины, именно им Л.Н. отводит решающую роль в организации здорового образа жизни.
Но если случай серьезный, Л.Н. действует с быстротой и точностью первоклассного компьютера. Многие ученые обязаны ей сохранением своего здоровья.
С помощью замечательного врача несколько трудных ситуаций преодолел и я. Но то были, как говорят, цветочки. Теперь даже в богатой практике Л.Н. не находилось аналога тому, что произошло со мной.
Несмотря на целый «букет» заболеваний, выявленных в период пребывания в реанимации, выписка из истории болезни изобиловала знаками вопроса. Поэтому опытный терапевт больше всего боялась даже не упомянутых ранее факторов возможного размножения болезнетворных бактерий и возвратного повышения уровня сахара в крови, а патологического изменения ее состава после мощного воздействия сильнодействующих лекарств. Некоторые из них еще не имели достаточно широкой статистики практического применения.
На основе ежемесячных анализов крови по более чем 15 параметрам отменялись одни и назначались другие лекарства. С особой тщательностью разрабатывались рекомендации по режиму и составу питания, по использованию средств народной медицины.
Для пищи большое значение имела ее консистенция. Ведь любой твердый фрагмент для сильно суженного горла мог стать серьезным препятствием при прохождении воздуха в легкие. И это отнюдь не преувеличение. Неоднократно возникали угрозы удушья, поэтому без стакана воды не могу позволить себе сесть за обеденный стол.
Всю зиму и весну занималась мною врач-терапевт. Первые положительные сдвиги наметились уже в январе, когда после новогодних праздников я приехал на очередной осмотр в больницу. Заведующий хирургическим отделением, не узнав меня, строго окликнул и начал говорить, что посторонним не положено находиться в это время в отделении. Когда же я обернулся, изумлению его не было предела, настолько изменились моя походка и осанка. И это произошло всего за 20 дней после выписки. Мы весело посмеялись, и он сказал, что если я буду выздоравливать такими темпами, то ему можно гордиться результатами работы своего коллектива.
Не преуменьшая заслуг хирургов, думаю, что быстрым возвращением к нормальной жизни я все же обязан Л.Н. Она вселяла в меня уверенность, что я справлюсь с трудностями – хотя бы благодаря настырности моего характера, требовала, чтобы все физические нагрузки выполнялись до седьмого пота, когда справиться с ними можно только за счет воли и самолюбия.
Не могу приводить подробности всех рекомендаций. Возможно, кому-то они будут бесполезны или даже вредны. Кроме того, это «ноу-хау» уважаемого мною врача.
Благодаря строгому выполнению всех предписаний, я стал быстро восстанавливать физическую форму.
Но самым большим сюрпризом оказалось возвращение голоса. Уже через три месяца после операции, когда я наметил начало занятий с фониатором (раньше это было небезопасно из-за сильных холодов), я смог говорить без «переводчика» даже по телефону.
В середине марта без опасения быть непонятым я произнес тост на юбилее друга. Такой прогресс оказался неожиданным для специалистов. Чудо с легкой руки доктора из отделения реанимации продолжалось. Так и лежит неиспользованное направление в центр исправления речи, как напоминание о том, что голос – это драгоценный дар природы, особенно, когда его теряешь.
Опровергая все прогнозы, мне удалось довольно быстро восстановить физические силы, начать вполне сносно говорить – через три месяца вместо обещанного года – и даже набрать потерянные за время болезни 20 килограммов, за что Л.Н. меня пожурила. По ее мнению, хватило бы и половины.
В суровую зиму мне удалось уберечься от сколько-нибудь серьезных простудных заболеваний, которые могли бы спровоцировать рецидив болезни.
Ответственность врачей
Рассказывая о почти идеальном докторе, понимаю, что вряд ли вызову доверие у читателей, если не затрону и другие реальные случаи врачебной практики в российском здравоохранении.
Возьмем, например, такую проблему, как ответственность врачей перед пациентами. Приходится констатировать, что на сегодняшний день четко сформулированного понятия просто нет.
В нашей стране принят закон о защите прав потребителей, который худо-бедно работает, а вот закона о защите прав пациента – нет. И хотя принцип «купи-продай» активно пронизывает все общество, законодатели, видимо, считают, что важнее защитить человека от некачественного товара, чем от неудовлетворительного медицинского обслуживания.
В «Аргументах и фактах» (№ 7, 2007) заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения и социального развития публично признается: «У нас нет практически никаких нормативных документов, регулирующих качество медицинской помощи». Это просто какой-то театр абсурда. Ведомство, в котором чиновники получают зарплату из денег налогоплательщиков, есть, а нормативных документов – нет. Так чем же они руководствуются в своей «благородной» деятельности?
Может быть, поэтому у нас плохих врачей если и наказывают, то чисто символически. О том, чтобы кого-то из них отстранили от врачебной практики, и вовсе не слышно. Разве можно считать наказанием назначение трех лет условно за смерть ребенка, случившуюся по вине доктора?
