Игорь Зудов - Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей
Обзор книги Игорь Зудов - Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей
Игорь Зудов
Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей
Сыну моему Антону – с благодарностью посвящаю
Прежде чем начать разговор
Больной от могилы бежит,
А здоровый в могилу спешит.
А. П. Чехов. «Врачебное дело в России»Эта книга появилась благодаря и вопреки советам моих друзей, родных и многочисленных знакомых, прочитавших рукопись и оказавших помощь в ее создании. Одни хотели освободить меня от тяжкого груза пережитых страданий, другие предостерегали от будущих неприятностей. Но мне ли бояться их после встречи со смертью?!
Особая благодарность докторам, спасшим мне жизнь, и тем, кто мобилизовал их на это. Но при всем уважении к ним я не мог промолчать и о тех, кто позорит высокое звание служителей медицины. До сих пор слышу голос врача, после первого прочтения испытавшего протест к изложенному ниже, а после второго – сказавшего: «Кому-то нужно показать все это нашему обществу».
Как бы мне хотелось назвать поименно всех вольных или невольных моих помощников! Но по многим соображениям не могу этого сделать.
Низкий поклон вам, люди добрые, за выход книги в свет.
Предисловие
Я стремительно падал. Туннель, по которому я летел, становился все темнее и темнее, превращаясь из голубого в фиолетовый. Попытки затормозить падение не удавались. С каждым разом мрак в конце туннеля становился все ближе и ближе. Когда сознание возвращалось, я понимал, что это конец. Безжизненные руки, отнимающиеся ноги лишь подтверждали его неотвратимость.
Лишенный возможности говорить, издавать какие-либо звуки, кроме почти неслышного мычания, не в силах привлечь к себе внимание врачей и медсестер жестами, поскольку руки и ноги крепко привязаны к кровати, я мог подавать сигналы окружающим либо движением, либо выражением глаз. Исходящую при этом информацию часто не понимает и человек, проявляющий к тебе неподдельный интерес. Здесь таких не было, и о моем состоянии судили только по показаниям приборов, к которым меня подключили.
Я не был наивным пациентом и хорошо знал, что даже блестяще проведенная операция не является гарантией спасения жизни больного, если не обеспечен надлежащий послеоперационный уход. Но чтобы должным образом его организовать, для медицинского персонала нужны какие-то побудительные мотивы. А если их нет или они не действуют, несмотря на все усилия и материальные затраты родственников, остается полагаться на волю случая, на расположение «госпожи удачи».
Каждый обреченный в меру своего интеллектуального развития и способности размышлять после выхода из наркоза начинает оценивать шансы на выживание. И трезвое понимание свидетельствует, что таких шансов у пациентов российских больниц пока немного. Их анализ не давал мне покоя на больничной койке, не дает и теперь, когда все страшное позади. Мысли, чаще угнетающие сознание, реже конструктивные, лишают сна и покоя, требуют их широкого обсуждения в целях создания достойных условий для тех, кто оказался в беде. Пусть Божественный промысел, а не медицинский произвол решает судьбы больных и страждущих. И тогда, может быть, не будет таких ситуаций, о которых собираюсь поведать я.
Трудно поверить, что находящийся при смерти человек еще неделю назад, не сбивая дыхания после трехкилометровой прогулки, поднимался на шестой этаж. Для шестидесятитрехлетнего мужчины совсем неплохо.
Не могла же только что проведенная сложнейшая операция на шее и гортани сломить сравнительно здоровый организм в столь короткие сроки.
Что же произошло?
Думаю, разбор случившегося со мной может стать поучительным уроком. Ведь никто не застрахован от серьезного заболевания, от возможности оказаться в том же положении, что и я. И тогда знание реальной обстановки в российских больницах поможет кому-то выжить, как в свое время и мне самому.
Приблизится ли Россия к мировым стандартам в медицине?
Другой причиной появления этих заметок стал неподдельный интерес окружающих, с которыми доводилось делиться пережитым. Заинтересованными слушателями становились не только родные и друзья, но и случайные собеседники. И даже, как ни удивительно, врачи, порой с сомнениями и недоверием выслушивавшие мои рассказы.
Уже в первых откликах прочитавших рукопись звучало: стоит ли так сгущать краски, отражая уровень российской медицины? «Стыдно за врачей, это беспредел, до такого люди не могут дойти». Первая реакция поставила перед выбором.
Если вам неприятно читать эти строки, обидно за честно и бескорыстно работающих специалистов, отложите книгу в сторону. Но и мне было больно, когда хирург, не дождавшись действия наркоза, сделал первый надрез на горле. Может быть, он хотел выиграть время, чтобы справиться с грозной болезнью. А может, анестезиолог преждевременно «дал отмашку» для начала операции.
Что касается нашей медицины, то лучше сделать кому-то больно уже сейчас, стать более требовательными, более нетерпимыми к творящимся безобразиям, начать наводить в ней порядок, чем полагаться, как у нас принято, на светлое будущее.
Не сегодня возникли обсуждаемые проблемы. И не при социализме в его довоенном, развитом или ином варианте. Вспомните А. П. Чехова. Вот только одна из его оценок: «...все больничное дело, как и 20 лет назад, построено на воровстве, дрязгах, сплетнях, кумовстве, на грубом шарлатанстве, и больница по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей».
К сожалению, после своего пребывания в больнице я готов подписаться практически под каждым из этих слов.
Слишком долго в России эксплуатировали нравственный потенциал в угоду разным амбициям, группам товарищей, текущему моменту, пожеланиям сверху, накопленному опыту и т. п. Пора ставить диагноз. Он тяжелый. Лечение сложное и продолжительное, болезненное для души и тела, но крайне необходимое по жизненным показаниям.
Вот почему вопреки некоторым советам, я не стал приукрашивать действительность, а решил быть предельно честным и откровенным, анализируя лишь те события, которые происходили со мной и вокруг меня. Но, сверяя свои впечатления с рассказами товарищей по несчастью, – таких же страдальцев, как и я, выслушивая комментарии профессионалов-медиков, пришлось невольно выйти за рамки пережитого одним человеком и попытаться представить некое коллективное мнение по поводу затронутых проблем.
Как бы человек ни стремился быть максимально объективным, в его суждениях всегда присутствует налет субъективности. Вполне допускаю, что и мои заметки не свободны от этого недостатка. Тем не менее, описывая негативные факты и явления в российском здравоохранении, я всегда придерживался той точки зрения, что большинство работающих в этой отрасли специалистов – самоотверженные и честные люди. Но как от маленького камешка идут круги в большом водоеме, так от каждого непорядочного поступка отдельных представителей медицины генерируется широкий резонанс в обществе.
Преисполненный благодарности врачам за то, что они сделали для меня, я в то же время не смог и не захотел молчать об увиденном в больнице. Слишком много негативных и уродливых явлений накопилось в нашем обществе и, как следствие, в медицине. О них убедительно говорят и пишут политики, журналисты и даже сами медицинские работники. Но еще слабо слышен голос тех, кто на себе ощущает все «прелести» нынешней медицины, кто проходит через горнило российских больниц.
В моем случае одни врачи буквально вытащили меня с того света, зато другие «по экономическим соображениям» довели до критического состояния. И неизвестно, сумели бы они сами справиться с тем, что натворили.
Поймать их за руку в правовом вакууме вокруг нашей медицины неимоверно трудно. Это случается, в основном, либо при летальном исходе, либо при нанесении явного увечья.
Но, может быть, удастся достучаться до кого-то из медиков, и он станет гуманнее относиться к больным. В свою очередь, возможно, какой-нибудь пациент перестанет смотреть в рот врачу, когда тот будет обращаться с ним как с подопытным кроликом.
Уважаемый мною врач, прочитав рукопись, прокомментировал ее так: «Кому-то надо было сказать об этом во всеуслышание. И хорошо, что это не пересказ с чужих слов, не домыслы, а реально пережитое конкретным человеком».
На этот раз, к счастью для меня, чудо исцеления свершилось. В этом единодушны все специалисты, читавшие мою выписку из истории болезни. А их, поверьте, было немало, когда я оформлял документы на инвалидность.
Смертельный диагноз
Да, полностью преодолеть последствия страшной болезни не удалось. По решению медико-социальной экспертизы мне была присвоена вторая группа инвалидности, причем бессрочно. Если и оставались какие-то надежды по поводу улучшения моего физического состояния, то они полностью развеялись после того, как я случайно услышал мнение одного из членов комиссии, без обиняков высказавшегося на мой счет: «Все равно долго не протянет».
