Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти
В противность легенде, что цадик Мендель, при помощи своей святости, поднимается на целый аршин от пола, он, очевидно, не мог даже сам подняться с подушек. Два подрабинка, безмолвно и почтительно стоявшие у окна, подхватили и приподняли старика. Раввин протянул мне руку – маленькую, высохшую, похожую на руку ребенка.
Прикоснувшись для рукопожатия, я хотел свою отнять прочь. Но цадик удержал ее, повернул ладонью кверху, посмотрел мне в глаза и что-то проговорил.
Один из подрабинков сейчас же перевел мне сказанное:
– Наш святой раввин говорит, что вы будете долголетни на земле.
Затем цадик заговорил отрывистыми, короткими фразами на древнееврейском языке, как я узнал после.
Подрабинки переводили, торопясь и перебивая друг друга. Я услышал следующее.
– Вы скоро уедете далеко, далеко на север, перемените род занятий; сначала подвергнитесь большой опасности, но счастливо избегните несчастья. Не женитесь здесь, как предполагаете, а женитесь там, и будете жить счастливо и в согласии, у вас родится двое детей, добьетесь богатства и потеряете его, сделаетесь известным человеком. Идите с миром…
Цадик Мендель умолк, опустился на подушки и закрыл глаза. Если бы не легкое колебание груди, можно было предположить, что на подушках лежит мертвый ребенок или восковая кукла.
– Отец очень утомился. Он стар и слаб, – шепнул мне Залман и, взяв меня под руку, вывел из кабинета цадика.
В столовой мне предложен был завтрак. Мне очень хотелось есть, но воспользоваться предложенными яствами не было возможности: стояло блюдо щуки, приготовленной с шафраном и перцем, цимес (брюква, тоже с перцем и луком), кугель (запеченная лапша); стояли бутылки вин с золочеными ярлыками, но с содержимым, нимало не напоминавшим виноградный сок, а скорее спирт и тот ром, который никогда не видел Ямайки. Было много варений и между ними редька, варенная на меду… Довольно противное лакомство.
Теперешние "цивилизованные" евреи ничего подобного на стол не подают и не едят.
Но тогда, полстолетия назад, это было как бы обязательно.
Вечером я уехал из Любавич и, признаюсь, сейчас же забыл предсказания старого цадика. Зачем мне было менять мое обеспеченное положение в акцизном ведомстве?
Управляющим акцизом в Могилевской губернии был мой близкий родственник Т.Т.
Глуий; я был почти жених, влюблен, молод…
Светло и отрадно развертывалась жизнь. Север вовсе меня не манил. Нагородил старый цадик вздору, которому могли поверить разве невежественные, темные хесидиты, решил я.
И, однако же, странные предсказания начали сбываться. Наступил 1863 год. Я точно подвергся большой опасности и счастливо избегнул ее, но не избегнул разрыва с той, которую любил… Муравьева в Вильне сменил далеко не равный ему по уму и административным способностям К.П.
Кауфман, и приказано было всех чиновников римско-католиков уволить.
Я очутился в отставке и волею-неволею уехал на север. В Вильне познакомился с Ад.
Карл. Киркором13, основателем газеты "Новое время", переехал в Петербург и сделался русским литератором. Я был первым, по времени, секретарем редакции "Нового времени".
Добился ли я состояния, как предсказывал цадик Мендель?
Да, добился. У меня было три дома в Петербурге: на Николаевской ул., 341, на Кирочной, № 37, и на Мещанской; было издание ("Луч") с 20 000 подписчиков, но когда разразилась катастрофа в Кредитном обществе и воцарился в нем директор Шауман (ныне покойный), господин с почти еврейской бородой и еврейской физиономией, как я писал о нем, мои дома исчезли в том шаумановском водовороте, который похоронил состояния многих петербургских домовладельцев, державшихся старокредитной партии. Журнал "Луч" очень ловким маневром вырвал у меня г.
Шендер-Вольф. Состояние мое улетучилось, как дым. Я женился и очень согласно живу уже десятки лет. Здоров и сохранил голову, хотя мне идет уже восьмой десяток лет. До сих пор все предсказания цадика Менделя из Любавич исполнились.
Скажут: случайное совпадение. Может быть. Но совпадение, согласитесь, очень странное, и приходится повторить стих Шекспира:
Есть многое на свете, друг Горацио,
О чем не снилось нашим мудрецам.
Вот еще небольшое добавление к моему рассказу.
В половине восьмидесятых годов мне пришлось платить проценты и менять векселя в банке того самого еврея из Орши, которому цадик Мендель предсказал, что он не только будет богат, но и титул получит весьма почтенный.
В конце пятидесятых годов предсказать еврею, что он будет "превосходительством", конечно, было более чем смело. Предсказание сбылось, однако. Когда я встретил в Петербурге в "собственном банке" моего оршанского знакомца, в пышном кабинете, где все было бархат, палисандр и бронза, мы разговорились о старине. А не видались мы лет двадцать пять. Вспомнили цадика Менделя и его предсказания.
– На мне исполнилось все, что он предсказал, – заявил мой знакомый и обвел глазами кабинет.
Ему в эту минуту поднесли на серебряном подносе письма. Очень солидный господин, которого титуловали бароном, стоя, почтительно докладывал ему какие-то бумаги.
– На мне тоже почти исполнились предсказания любавического прозорливца, – возразил я. – Но заметьте – почти, а не совсем: он предсказал, что у меня будет двое детей. Детей у меня не было и, наверное, не будет. Прореха есть, как видите, и в предсказаниях мудрого Менделя.
Директор банка, si-devant, мой оршанский знакомый, подумав минуту, с свойственною евреям находчивостью заметил:
– Ну, вы ошибаетесь: предсказания исполнились все. У вас от жены нет детей, но Мендель и не предсказывал, что они у вас будут непременно от жены. Можете ли вы ручаться, что у вас не было побочных? А, как скажете?
Я рассмеялся: евреи вообще мастера на софизмы и на объяснения, если и остроумные, то очень рискованные.
Впрочем, я должен повторить: предсказания Менделя из Любавич, на удивление, сбылись. Судите, как хотите, но они сбылись…
Примечания
1 Справедливости ради отметим, что тот же подход присущ и другому тоже весьма солидному изданию: Справочники по истории России: Библиографический указатель / Сост. под науч. рук. и ред. П.А. Зайончковского. М., 1971; 2-е пересмотр, и доп. изд. М., 1978. 2 Исторический вестник. 1905. Декабрь. 3 Либрович С.Ф. Нерусская кровь в русских писателях. СПб., 1908. С. 55. 4 См.: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем. Письма. М., 1975. Т. 2. С. 348. 5 Кауфман А.Е. За много лет: Отрывки воспоминаний старого журналиста // Еврейская старина. 1913. Т. 6. Вып. 3. С. 334. 6 Окрейц С.С. Литературные встречи и знакомства // Исторический вестник. 1916. Т. 145. № 6. С. 616. 7 Поссе В.А. Пережитое и продуманное. Молодость. Л., 1933. Т. 1: 1864-1894. С. 62. 8 Окрейц С.С. Литературные встречи… С. 623. 9 См.: Окрейц С.С. Уголок восстания 1863 года // Исторический вестник. 1902. Т. 90. №11. С. 488. 10 См.: Окрейц С.С. Интересный сектант // Там же. 1907. Т. 5. № 7. 11 См.: Бялый Г.А. В.М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов. М.; Л., 1937. С. 196. Примеч. 12 Очень меткое сравнение хесидитов с кликушествовавшей толпой поклонников Иоанна Кронштадтского (1829-1908) и честное признание того, что фанатизм "иоанитов" страшнее; их секта была осуждена постановлением Синода от 4-11 декабря 1911 г. (см.: Буткевич Т.И., прот. Обзор русских сект. Харьков, 1910. С.156-162).
Приведу еще одно свидетельство (пожалуй, самое нейтральное) – "Капитан I ранга" А. Новикова-Прибоя, описавшего одну из служб в соборе Андрея Первозванного в Кронштадте, настоятелем которого был отец Иоанн: "Наконец, блестя золотой ризой с голубой вышивкой, появился на амвоне отец Иоанн. По всему храму, словно от порыва ветра в лесу, пронесся сдержанный шорох. Тысячи рук взметнулись, – люди стали креститься.
Молился и сам священник. Он был среднего роста, худощав, с русой бородой, с жиденькими волосами, выбившимися на затылке поверх ризы. Но во взгляде его светло-голубых глаз было что-то суровое и настойчивое. Возглашая молитву, он как-то странно всхлипывал и произносил каждое слово резко и нервно, как будто отрывал его от своего горячего сердца. Казалось, что он беседует с живым Богом, которого никто, кроме него, не видит… Наступил самый напряженный момент, когда все приготовились к всеобщей исповеди. Отец Иоанн вышел на амвон, постоял с минуту перед алтарем, сосредоточенно глядя на царские врата, словно вдохновляясь божественной силой. Внезапно его плечи вздрогнули. Он порывисто повернулся к народу и, нахмурив брови, молча осмотрел всех, грозный, как судья. Тысячи человеческих грудей, раздавленных тяжестью грехов, перестали дышать. Стало так тихо, как будто весь храм опустел. Казалось, не отец Иоанн, а кто-то другой взволнованно заговорил за него, необыкновенно строгий и повелительный, не допускающий никаких сомнений:
– Братие во Христе! Я – немощь, нищета; Бог – сила моя… Будьте искренни на исповеди. Господь Бог наш бесконечно милосерд, он все простит. Кайтесь в содеянных вами грехах.
