Борис Касаев - Большая охота (сборник)
В горящую избу войдет уренгоец, если надо – выйдет. На воде загуляет – пароход потопит, на суше порезвится – бульдозер опрокинет.
А женщины какие в Уренгое! Вам не сыскать нигде таких женщин. Если уренгойская женщина полюбит – то уж до гроба.
Все знают Зою – красавицу, умницу, с высшим политехническим образованием, с трепетной, нежной душой и двухкомнатной квартирой на Петербургском проспекте.
И угораздило ее влюбиться по самую маковку в Петюнчика, в Петушка, миловидного в общем-то мужчину, тоже с высоким образованием, но прощелыгу, без всяких там трепетных душевных струн и без жилья.
Хотя уренгойцы – народ особый, но шаромыжники среди них водятся. И вот, представьте, влюбилась по уши наша Зоя в Петюнчика, а чем он взял – загадка. Ну, был бы мужик! А то так… Симпатичный, конечно, не будем врать. Усики, глаза серо-буро-малиновые… Однако уши – во, нос – во и пузо – во.
И тут надо заметить, что этот супермен был бабник, каких поискать. Но Зоя, естественно, ослепла от любовного потрясения и никого не хотела слушать.
Петюнчик весьма комфортно въехал не только в ее сердце, но и в ее квартиру. Стали они жить-поживать: месяц живут, второй, третий…
Зоя продолжает умирать от любви и счастья, а Петюшка пребывает в состоянии загульного предчувствия. В один прекрасный день он надевает свой походный макинтош и пропадает на неделю в городских дебрях. Так с тех пор и пошло: Петя потихоньку пьет, гуляет, а Зоя потихоньку прозревает.
Однажды она окончательно прозрела. Дело было так. Приходит к ней утром какой-то нервный субъект и интересуется мужем. Зоя, естественно, отвечает, что он в командировке, в городе Москве. Нет, говорит субъект, он не в городе Москве, это я был в Москве, вот приехал сегодня и обнаружил его в своей квартире. Теперь, говорит субъект, он на балконе под охраной соседа с ружьем…
Зоя прибегает и видит под дулом берданки своего ненаглядного Петушка в тапках на морозном балконе.
Счастье кончилось, но любовь не прошла! Не прошла любовь. Наоборот: после скандала ребенок родился.
Живут, значит, они, поживают, а годы между тем летят, и вот уже у Зои двое детей, любовь никак не проходит. А Петя все бузит, и даже, мягко говоря, спивается… В конце-концов, нервы ее сдали, силы ее иссякли, и она решила покончить с Петушком. Но перед этим поехала в Америку – контора послала учиться. Живет она в Америке, учится, американцы на нее, такую красавицу, глаза пялят. И произошло то, что должно было произойти: полюбил ее не шибко молодой, но состоятельный янки. Так полюбил, что проходу не давал. Выходи, говорит, за меня замуж, без тебя счастья нет, все, говорит, мои капиталы – у твоих ног.
Что делать? Как быть? «Хорошо, мистер Гарри. Поеду в Россию, посоветуюсь в последний раз».
Приезжает она из Америки, вся такая решительная, и устраивает своему муженьку Варфоломеевскую ночь.
И случилось чудо! Через месяц, когда побои прошли, а переломы срослись, Петушок словно переродился!
Он не пьет, не ходит «налево» и обожает ее. Живут душа в душу!
…Все-таки, удивительный народ уренгойцы!
Трое в Поднебесной
Однажды Лякин заблудился в Китае. Задержался на остановке в туалете и отстал от туристической группы. Вышел – ни тебе автобуса, ни группы, ни жены, одурманенной китайской экзотикой. Туристы, понятно, они люди чужие. Но супружница! Дернул ее леший впасть в экзотический экстаз.
Огляделся Лякин – мама родная! Чужеземная страна, ни одной знакомой морды. И глухомань. На левом пространстве от дороги раскинулись рисовые поля, на правом ютилось селение и был базар, где стоял проклятый туалет под пальмами. Там Лякин поразился сортирному амбре: пахло кокосом и мускатным орехом. Еще висели гирлянды туалетной бумаги. И такой сервис – в сельской местности, где при желании можно найти приют под каждым кустом. Лякин долго обнюхивал уборную, напоследок прихватил на память рулон бумаги. А когда вышел – автобус уже тю-тю. Теперь он стоял расстроенный, посреди Поднебесной, без денег и паспорта, без жены и крыши над головой. Он даже не запомнил, из какого города они выехали и в какое место ехали. Беглая инвентаризация дала плачевный результат: Лякин обладал полным незнанием китайского языка, жалкой купюрой в пятьдесят юаней, календариком с портретом мэра Нового Уренгоя, фотомыльницей без названия, обручальным колечком и тремя бананами.
Утешившись наличием месячного запаса туалетной бумаги, Лякин сел на придорожный камень, съел банан и принялся ждать возвращения автобуса, когда там хватятся. От скуки начал вспоминать все, что знал про Китай. В Китае страшно много китайцев, вспомнил он. Здесь есть великая китайская стена. Китайцы изобрели порох, компас и презерватив. Каждый китаец считает себя пупом земли. Коммунисты Китая строят капитализм с человеческим лицом. Через десять лет Китай перегонит Америку по экономическому развитию. Китайцы едят все.
На этом познания Лякина о Китае исчерпались. Автобус так и не появился. Никто не ударил в набат и не кинулся насчет пропажи, а жена не зарыдала и не забилась в истерике. Вечером Лякин лег на базарный бруствер, укрылся целлофановым пакетом и после тягостных раздумий задремал. Ему приснилось, будто он торгует в сортире туалетной бумагой. Проснулся он от громких голосов и ударов в бок. Несколько молодчиков нагло толкались. Лякин подумал, что это бандиты и сказал на чистом китайском:
– Мао Цзэдун!
Полуночники заржали.
Тогда Лякин побряцал мускулами:
– Хунвэйбин!
Хулиганов как ветром сдуло.
Утром он купил стакан жареных козявок, бутылку воды и подался неизвестно куда. В полдень Лякин увидел пруд и решил отдохнуть. Пруд кишел утками. Возле воды стояла фанерная хибара с окнами без стекол, а над крышей у нее красовалась спутниковая антенна. Возле хибары был припаркован трехколесный грузовой автомобиль, похожий на большой мотороллер с кузовом. Колеса у мотороллера были, как у «полуторки». Лякин разделся и полез освежаться в настоянную на утках воду. Из барака вышел мужик в шортах и что-то крикнул.
– Не трону я уток! – с досадой ответил Лякин.
– А, – сказал мужик и нырнул в развалюху.
Когда Лякин вышел из воды, выскочил тот китаец в шортах и произвел осмотр гостя.
– В карман еще загляни, может, селезень там! – съехидничал Лякин.
Китаец засмеялся и спросил, что он тут делает. Лякин объяснил, что ищет россиян, а также прибежище и работу. Чтоб собрать денег на дорогу. Самое странное было то, что говорили они на разных языках, но понимали друг друга.
– Беру, – сказал мужик. – Я хозяин.
Так Лякин стал батраком. На откормочном пункте он выгуливал утиное стадо, разгружал ящики с кормом, паковал живое поголовье для отправки оптовикам, принимал новые партии молодняка.
Шло время, россияне не попадались. Чтоб не терять связь с Родиной, Лякин доставал календарик с портретом мэра Нового Уренгоя и с наслаждением читал по слогам русские слова: «Понедельник, вторник, среда… Январь, февраль, март…» К его радости, спутниковая антенна начала принимать российские программы. Так Лякин узнал об оранжевой революции на Украине. Пришлась по душе китайцам Юлия Тимошенко. Особенно когда она то распускала свои роскошные волосы, то сплетала их в воинственные, как пулеметные ленты, косы.
– У китайских женщин так не получится, – завистливо вздыхала беременная дочка. – Они не носят кос.
…Раз ехал Лякин по городу на трехколесном драндулете сдавать уток и наткнулся на памятник. Вроде бы китаец, но уж больно знакомыми и родными показались ему отдельные черты. Остановился, слез с сиденья – ба! Так это же Александр Сергеевич! Пушкин! Лякин до того растрогался, что даже прослезился, почувствовав себя уже не одиноким.
Он сдал уток, примчался на ферму, вытребовал заработанные деньги, подарил хозяину за приют и ласку календарик с портретом мэра Нового Уренгоя и подался в город жить возле памятника и ожидать русских туристов. Россияне ведь как? Всегда приходят к Пушкину, где бы ни стояли ему памятники: в Азии, Африке или в Латинской Америке. Такой народ. А как придут – так и спасут!
…Вечером сидел Лякин на лавочке возле Пушкина и зачарованно смотрел на даму небесной красоты. Дама приблизилась и сказала:
– Наконец-то! Разве ж можно так пропадать?
Лякин хотел было заспорить с женой насчет того, кто пропал и кто кого бросил, но махнул рукой. Расхотелось. Да и к чему? Какие к шутам споры, если любовь? Они долго объяснялись, а Пушкин, казалось, с интересом слушал их. И было странным видеть эту троицу в наступающих сумерках китайского тропического вечера. Порою чудилось, что Пушкин не только внимательно слушает, но и встревает в разговор. И даже тихонько посмеивается…
Юрибей
Перед рейсом Петрович проверил метеослужбу: послюнявил указательный палец и высунул в форточку кабины. Ветер дул по прогнозу, как и сказали «колдуны погоды», северо-восточный. Встречный! Петрович было настроился кольнуть бортмеханика, учел ли он встречный, но механик бодро отрапортовал, что все путем, и что вертолет залит бензином «под завязку» – легко дотянут до Гыды. У двоих пассажиров, летевших с нами, имелось в Гыданской тундре важное дело, которое могло бы удивить любого, далекого от заполярных реалий человека, скажем, москвича или краснодарца. Но не аборигена! Это были уполномоченные по сбору ненецких детей в тундре. Как будто ехали грибы собирать. На самом деле ребят надо было возвращать в интернаты после летнего пребывания в родительских чумах. Я направлялся по заданию редакции. Стоял август 1971 года.
