Максим Кантор - Сетевые публикации
Но бороться с тираном комфортно, это оставляет приятное послевкусие независимой мысли. На деле это трафаретная мысль, а трафаретное мышление — удобный материал для манипулирования людьми.
Защиты от инерции стиля и трафаретного мышления в принципе нет. Если речь идет о социальной модели поведения, то помогает интуиция: вдруг чувствуешь — здесь ловушка; перед тобой разрешенная мысль, а значит, — надо искать в другом направлении.
Особенность чувствовать социальную ловушку — была в сильной степени развита у Зиновьева, например.
И еще несколько людей с таким вот обостренным чувством разрешенного, а, значит, и неточного пути — я встречал. Это такое специальное чувство социальной опасности и подвоха.
Году в 92-93-м — и это даже с опозданием, умные протрезвели раньше — стало стыдно ругать Советский Союз. Можно было почувствовать, что эта брань открывает двери куда большему злу. И двери злу открыли.
Потом началось время борьбы и противостояния идеалов: цивилизаторов, компрадорской интеллигенции — и патриотов. Очень трудно было не примкнуть вообще ни к кому.
Но либерально-демократическая компрадорская публика была намного противнее: они помогали убивать страну.
В этот последний год — данная публика стала совсем отвратительна — но одновременно случился некий комедийный сбой напряжения. Актер поскользнулся, зал рассмеялся. Произошло сращивание, очевидное скрещение компрадорской интеллигенции с номенклатурой. Интеллигенты вышли замуж за правительственных чиновников, активисты легли в постель к богатым проституткам, династическими адюльтерами скрепили союз капитала и вранья.
Ругать их стало слишком легко.
И тут, как и в случае с критикой сталинизма и партийной советской риторики, вдруг стало неинтересно их бранить.
По-моему, произошло это прямо сейчас — возможно, неделю назад.
Нет, они не изменились — они такие же противные и пустые, как и раньше. Эхо Москвы, Новая, Грани, Латынина-Акунин-Пархоменко-Немцов-Собчак — это все так же равномерно глупо и равномерно пусто. Концептуализм, Деррида, пожилые юноши авангардисты, вся эта пустозвонная болтовня — они всегда будут пустозвонами.
Лучше не станут никогда, фальшивы навсегда.
И тем не менее — вдруг стало неинтересно их ругать.
Как некогда с Советской властью — все ругают, а мне расхотелось. Слишком очевидно.
Это не значит, что я тогда, в 91-м, полюбил Советскую власть — я ее не люблю. Но ругать расхотелось, это несвоевременно. Когда она была сильна — ругал. А что сейчас?
И так же с белоленточным филистерством. Я их бранил, когда пройдохи были в силе, когда цвели и пахли. А что теперь?
Повторяю — лучше они не стали и не станут.
Это пустая, дрянная публика.
Но их время прошло. Не в них дело. И бороться с ними уже не незачем. Их нет.
Идет нечто иное.
Да, это они, филистеры и либералы — спровоцировали приход такого специального нового зла. Но что теперь выяснять. Поздно.
Про них уже неинтересно. Предоставьте мертвым хоронить своих мертвецов.
Надо живых спасать.
Сейчас в мире зреет совсем иная опасность. Фашизм.
К сожалению, я не думаю, что ошибаюсь.
Как смотреть картины (20.07.2012)
Во-первых, когда вы смотрите картину большого мастера — допустим, Брейгеля или Рембрандта, Петрова-Водкина или Веласкеса — надо исходить из допущения, что мастер был не глупее вас. А вполне возможно, умнее.
Вы, например, когда говорите, стараетесь говорить без ошибок, ставите слова в нужном падеже и глаголы в соответствующем времени, — даже если речь идет о пустяке.
Вообразите, что очень умный и талантливый человек столь же бережно обходится с деталями и фрагментами целого замысла.
Если у Брейгеля где-то нарисована фигура — это не случайно. Подумайте, зачем она там нарисована. Если у Рембрандта лицо одного персонажа на свету, а другого — в тени, то это сделано нарочно. Подумайте, зачем он так сделал.
Композицию, цвет, перспективу, количество героев, ракурс — все это художник обдумывает по меньшей мере так же тщательно, как вы свой заказ в ресторане. Вы ведь не берет рыбу вместо мяса? Так отчего же вы думаете, что Веласкес случайно сделал карлика таким большим. Он ведь сделал это сознательно — ну так попытайтесь, сосредоточьтесь? Зачем в картине Веласкеса «Пряхи» — высший свет изображен на гобелене, который ткут работницы. Веласкес был не пьян, когда это писал. Он был чрезвычайно разумный человек. С большой долей вероятности — умнее нас с вами.
Недавно я получил критическое письмо от одного читателя, читатель выразил сомнение в моей трактовке картин Петрова-Водкина. Я высказал уверенность в том, что «Смерть комиссара» — это картина про смерть революции (конкретно, смерть ее вождя — Ленина); «Тревога» — про обыски и аресты 30-х годов; «Новоселье» про то, как въезжают в квартиру репрессированного.
И вот читатель отверг мое толкование. По мнению читателя все проще, я присочинил. На деле(говорит читатель) картина «Тревога» называется «Тревога 1919 год», а значит она про события Гражданской войны, А в картине Новоселье нет такой детали как икона, выдранная из оклада (я про эту деталь пишу) — и следовательно, это просто бытовая зарисовка. А в картине смерть комиссара изображен эпизод Гражданской войны. Вот и все — и не надо сочинять.
Вообще говоря, всякий вправе смотреть на картину как угодно — свобода при демократическом режиме позволяет глядеть даже и вверх ногами.
Однако, если задаться целью смотреть на то, что нарисовал художник, то надо сделать усилие. Хотя бы минимальное.
И первое допущение — признать, что художник — человек умный.
Далее, по пунктам,
1) Петров-Водкин был художником не просто умным и внимательным — он был символистом. Символист — это тот, кто превращает бытовую сцену в символ. Как это делают на иконе. Петров-Водкин долго путешествовал по Италии, он следовал принципам итальянской иконописи, традициям Треченто, это видно по его ранним вещам. Для Петрова-Водкина станковая картина — это возврат к иконописному строю.
Для него случайностей нет в принципе. Многом (и моему читателю тоже) известна популярная картина «Купание красного коня». Все понимают, что это — символ. Пожалуйста поймите также, что и все последующие картины этого художника — символические.
Скажите это про себя и сохраните этот пункт рассуждений в памяти. Он — символист, его картины — символы.
Пойдем дальше.
2) Петров-Водкин был болезненно неравнодушным человеком и художником, реагирующим мгновенно. Во время Первой мировой войны он написал картину «На линии огня» (1916 год), в которой изобразил атаку русской пехоты, во время Петроградских событий 1918 года — написал Петроградскую Мадонну (закончил в 20-м), во время Ташкентского землетрясения — написал Ташкентское землетрясение. И так далее, я могу список продолжить. Но внимательный зритель может продолжить список и сам. Картины и хронология известны.
Теперь спросите себя: зачем художнику, который столь хронологически точен, писать в 1934 году сцену тревожного ожидания у окна — и назвать эту картину «Тревога 1919 год». Для чего в 1934 году изображать то, что было пятнадцать лет назад? Какой в этом специальный смысл? И зачем указывать в картине — столь скрупулезно — дату? Разве для символиста — дата важна? Это ведь символ тревоги и беды, которую ждут. Но для того, чтобы такая картина могла существовать — ей приписана дата, объясняющая происхождение тревоги. Это несложно понять. Вот, семья в ужасе высматривает что-то в ночное окно: ну, что они могут высматривать? На первом плане смятая газета и надпись «Враг». Какой такой враг имеется в виду в 1934-м году — и кого и что высматривают ночью в темном окне, как не воронок? Это настолько просто, что додумались до этого уже почти все искусствоведы.
«Смерть комиссара» написана в 1927-м году, когда никаких военных действий не происходит, разве что на Дальнем Востоке, и то, не буквально. Гражданская война прошла — и, заметьте, во время войны Петров-Водкин реагировал мгновенно.
Для чего, через семь лет после окончания войны он пишет большой холст — и такой холст?
Сказать, что его, внимательного и великого человека, не потрясла смерть Ленина и изменение страны — нереально. Потрясла так же, как его великих современников — Маяковского, Филонова, — и, как и они, Петров-Водкин ответил вот этой картиной.
Картина «Новоселье» написана в 1937-м году — во время повальных арестов и заселений новых хозяев в освободившиеся квартиры. Вы полагаете, Петров-Водкин, автор сотен значительных холстов с общечеловеческими темами, — неожиданно решил отойти от символизма, освоить бытовую сценку без всякого умысла? Ну, право же, отнеситесь со вниманием к гению.
3) Существует образный язык картины. Уважайте язык. Это не случайно художником наляпалось (как бывает у многих иных). Это нарочно так нарисовано. Художник старался. Он специально так нарисовал. Мог по-другому, а нарисовал вот так.
