Александр Силаев - Критика нечистого разума
Правда, есть разница. Атлеты, если им приспичит померяться — могут помериться на руках, или еще как. Философам пока что сложнее.
Смотаться к началу начал
Подумал, кто именно для меня свои. Как и для всех, с кем можно поговорить. А с кем можно поговорить? Это тип людей, подсаженных своего рода на рекурсивную функцию — чтобы они не делали, они на энном шаге возвращаются к основаниям, медитируют там, что-то подкручивают, подвинчивают, и дальше… Кстати, простейшее отличие «интеллигенции» от «мещан»: последним эта процедура чужда в высшей степени. «Думать» им означает некую аналитику над комбинаторикой вариантов, но никакой проблематизации оснований. Они просто веруют, полагая, что работа выполнена за них и до них, даже, честно говоря, и не предполагая там какую-либо работу. «Это и так все знают». Конечно, знают. Пропуская в жизни самое интересное.
Очень банальное
Сильный предпочтет скорее недохамить, чем перехамить, именно потому, что «всегда успеет». Постоянная озабоченность «не выглядеть лохом» свойственна, надо думать, в первую очередь лоху. Аналогично и умному — лучше недоумнить, чем переумнить. Аналогично человек действительно добрый менее всего озабочен производить впечатление нравственного, порядочного и т. д. «Мы, приличные люди» — фраза еще ничего не говорит о приличности, но уже выдает озлобленность.
«Опроверг все шесть доказательств Бога и придумал свое, седьмое»
У Крылова было определение варваров. Это люди и общества паразитарного типа. Пользуются плодами, но презирают основания, среды и деятельность, ведущие к плодам. То есть мобила, джип, компьютер — все круто, но сами их авторы лишние, нам такие не нужны. Мы, реальные пацаны из Центральной Африки, так себе все возьмем. Иными словами, варвар не воспроизводит уклад. У Астерррота где-то рядом определение кибер-панка. Общество, где водопровод еще есть, но вот его починить — проблема, а создать лучше, чем было — уже нельзя.
К чему я? Возможно очень простое и немного странное доказательство бытия Божьего из онтологической вежливости. Даже для самого-самого законченного атеиста. Просто чтобы не быть варваром. Все главное, на чем держится эта цивилизация — создано не атеистами. Декарт вот даже говорил, что атеист не может заниматься математикой. Мол, не хватит любви к истине.
Это ведь не так, что сначала было мышление, а потом оно чего-то удумало. Сначала было то, что его конституировало, та же религия. В ответ уместна даже не благодарность, а… просто понимание, чтоб так оно и было. Нечто уже есть, и с этим нельзя не считаться. В Древней Индии, например, более чем считались. «В индийской философии Веды занимают место не Библии, а скорее Бога Библии» (Давид Зильберман). С чистого листа и абсолютного сомнение а ля Декарт начать невозможно просто в силу того, что те средства, которыми ты начнешь, уже вытянут собой кое-что, а именно — условия своего порождения, неотделимые от себя и одновременные с собой. Их не спишешь, как непрофильные активы. Это как условия выдачи лицензии, куда их спишешь?
Возвращаясь к «Богу» как конституирующей идее, то ее, наверное, возможно пытаться снять, растворив в пантеизме (Спиноза), но пантеизм — это не атеизм. Именно снять, а не опровергнуть, отменить, игнорировать, случайно не заметить. Иначе — то самое «варварство». «Мы возьмем ваши автоматы, но выкинем на хрен вашу физику». Но ведь и относительно физики было нечто, выступающее к ней в той же порождающей позиции, что она сама — к автоматам. Не один философ, писал Хайдеггер, не думал всерьез о дизельном двигателе, но если бы не было философии, не было бы и двигателей, то есть кто-то или что-то изобрели саму фигуру изобретателя, его типа рефлексии — изобрели, как сам он изобрел двигатель. А кто-то или что-то изобрело еще и того, кто изобрел изобретателя.
Христианство, если уж ему суждено закончиться, кончится не атеизмом, а нео-гнозисом, или нео-язычеством. Само по себе «вольномыслие» не более средства, расчищающее дорогу тому, что более-менее рефлексирует основания.
Из того, что «Бог есть» вовсе следует, например, православие. И христианство. И вообще авраамическая традиция. У нас же по умолчанию вопрос «ты верующий?» считают синонимом теста на православность, как минимум на христианство.
Но адвайта-веданта — это тоже вариация «верую».
Чья гопа гопее?
Сложно одновременно сильно не любить «гопников» и «мигрантов». Я даже скорее не про живых гопников и живых мигрантов, а про образы. Если знаешь, что главный враг тебе — это русский Гопник, к Мигранту будешь относиться едва ли не с нежностью (например, Ольшанский). Русский интеллигент верно знает, кто его главный враг, и это, конечно, Местное Быдло, а вовсе не Криминальный Чурка. Просто у них с местными больше общего, в смысле — им проще встретиться. Если человек из «хорошей семьи», занят интеллектуальным трудом, живет в престижном месте, траектории его движения по городу ограничены — шанс встречи со Злым Гопом все равно нехилый, а Злую Нерусь он будет знать исключительно с лучшей стороны, или не знать вовсе. Для «честного рабочего человека» проблема Гопа не так актуально, он с ним, скорее всего, договорится, они пусть разной морали, но схожей культуры. С Чуркой он не договорится, поэтому Чурка это да, реальный вопрос. Интеллигент не договорится с обоими, но родная сволочь случается ему чаще.
Так вот, я вообще не по людей, а про, извините за слово, дискурсы. Кто от кого говорит. «Дискурс Ольшанского», например, это дискурс «интеллигенции как осколка аристократии». В драке нерусской гопоты с русской тут надо болеть за нерусскую, «враг моего врага суть мой друг». Дискурс Крылова это дискурс «интеллигенции как авангарда мещанства», и болеть, случись что, следует за своих гопов, как более социально близких.
Я бы проблему решил… э-э… диалектически. Назвал бы «всех этих» как-нибудь одним словом. Можно ведь. Помирив националистов и либералов — как бы сказать? — общим объектом желания этических чисток.
Политкорректные молодые люди
Года полтора назад администрация краю любезно устроила мне встречу с Алексеем Чадаевым (член Общественный Палаты, автор книги за Путина, и прочее). Я употребил слово «гопники», Чадаев отвлекся от пельменей: «С тех пор, как я стал читать Маркса и полевел, я перестал употреблять это слово. Я называю их некарьерными конформистами». О как! И далее, с переводом специально для меня, «еще среди „Наших“ встречаются карьерные конформисты, вы их, подозреваю, назвали бы мажорами». Так и представляешь рассказ: сидят на лавке три некарьерных конформиста, и т. д.
Ботанический сад России
Понятно, что «обзывалки» могут стерпеться-слюбиться, даже лечь в самоидентификацию (вплоть до того, что читал одного гея, который пишет «у нас, у пидаров»). Но обзывалки сначала все-таки обзывалки. Конкретно, есть такая обзывался «ботаник». Конечно, многие уже говорят «мы, ботаники», «я, как матерый ботаник» и т. д. Но отзыв о человеке «да он ботаник какой-то» — скорее негативный отзыв. А «эй, ботан!» уже оскорбление.
Какое можно выдать определение с учетом именно негативности? Умные люди? Полноте, какое же это оскорбление. Начитанные, образованные? С неких пор это перестало быть популярным комплиментом, но ругательством еще не стало. Что же все-таки имеется ввиду — не очень хорошего?
Я бы сказал, это характеристика человека, где на входе много больше, нежели на выходе. Это знает, это читал, это видел — а делать-то чего делает? Некая атрофия того, что отвечает за действие, на фоне гипертрофии того, что отвечает за восприятие. Но если человек что-то делает — пишет бестселлер, изобретает пулемет, основывает религию, неважно чего, главное с последствиями — его обзывают как-то иначе.
Ботаник поневоле как человек, вынужденный идентифицировать сам себя через восприятие, вместо деятельности. Потому что его деятельность так себе, противно и мелко, а восприятием-разумением еще горд. Тружусь дворником, в свободное время читаю Мандельштама — понятно, что дороже.
Но тогда Россия — это просто массовое производство ботаников уже много лет, примерно двести. Образование здесь лучше, чем жизнь. Как бы образование не падало в кризис, за жизнью все равно не угонится. Все равно филолог пойдет в пиарщики, юноша-историк в конторщики, девушка-экономист в продавщицы, а куда еще? В утешение лишь свободное время. Самоопределение — через культурный ценз… Раз уж с делом хана.
