Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Надо сказать, что растерялись не только англичане. Результаты выборов удивили даже Гитлера. Он, конечно, рассчитывал на успех, но не на такой ²²². До выборов 1930 года Гитлер считался второразрядным германским политиком, на которого обращали мало внимания не только за рубежом, но и в самой Германии. Чуть лучше Гитлер был известен в Баварии, где он пробовал поднять мятеж («пивной путч») в 1923 году и провел за это недолгое время в местной тюрьме. Но и в Баварии Гитлера знали скорее как оратора-демагога и долгое время не воспринимали всерьез. Оказалось, что напрасно. Надо также иметь в виду, что в 1930 году нацисты упрочили свои позиции во многих земельных и муниципальных собраниях. В Тюрингии (08.12.1929) они получили 11,31 % голосов (6 из 53 мандатов), в Саксонии (22.06.1930) — 14,4 % (14/96), в Бремене (30.11.1930) — 25,6 % (32/120), в Ольденбурге (13.05.1931) — 37,2% (19/48) ²²³. Их успехи в течение 1930 и 1931 годов все время шли по нарастающей. К осени 1930 года суммарный депутатский корпус нацистов по всей стране приближался к 10 тысячам человек, что составляло одну десятую часть от числа всех выборных представителей в Веймарской республике ²²⁴. Теперь всех интересовал вопрос: что за человек так неожиданно ворвался на германский политический олимп? Еще в баварской тюрьме Гитлер надиктовал первую часть своей программной книги Mein Kampf («Моя борьба»), где достаточно искренне изложил свои взгляды. Эта книга была напечатана в июне 1925 года, и в первый год ее купили более 9 тысяч читателей, что позволило будущему фюреру заработать 20 тысяч марок. Это, конечно, был успех, но большинство экземпляров было продано в Баварии. Когда, спустя некоторое время, Гитлер издал второй том своей «Борьбы», желающих приобрести его оказалось уже значительно меньше. Однако, по мере роста популярности нацистов, росли и тиражи книги их лидера. В 1930 году было напечатано уже 50 тысяч экземпляров двухтомной «Борьбы». После прихода нацистов к власти тираж книги в отдельные годы достигал 850 тысяч, а всего к началу Второй мировой войны в Германии было напечатано без малого 6 миллионов экземпляров Mein Kampf ²²⁵. Книга сделалась настольной и обязательной для членов НСДАП и многих сочувствующих им немцам. Правда, читали ее далеко не все даже в Третьем рейхе. Что уж тогда говорить о зарубежных читателях. Образованному европейцу трудно было одолеть сотни страниц «теоретических» изысканий малограмотного автора. Хотя, если бы «Борьба» получила более широкую известность в Европе, все дальнейшие шаги Гитлера, возможно, и не стали бы для многих столь «неожиданными».

Гитлер честно изложил в Mein Kampf план своих будущих действий. Все, написанное им о немецком государстве, политических партиях, профсоюзном движении, еврейской нации и о многом другом, стало претворяться в жизнь после прихода нацистов к власти. В том числе и во внешней политике, где он обещал вернуть потерянные земли «не протестами, а только силой меча». Гитлер уже тогда писал об «абсолютном подчинении всех национальных интересов одной и единственной задаче подготовки к будущему вооруженному конфликту, результатом которого станет достижение безопасности (германского) государства». Говорил Гитлер и о «сближении с Великобританией как единственном открытом для Германии пути», и о том, что Франция «является и всегда будет оставаться заклятым врагом Германии». «Британия, — убеждал читателей будущий фюрер, — не желает видеть Германию мировой державой, но Франция не хочет, чтобы Германия вообще существовала как держава, — огромная разница!» Что касается России, то она, по мнению Гитлера, должна была исчезнуть в качестве самостоятельного государства и превратиться в сырьевой и продовольственный придаток Германии. «Эта колоссальная империя на Востоке, — откровенничал Гитлер, — созрела для расформирования, и конец правления евреев в России станет концом самой России как государства» ²²⁶. Короче говоря, заинтересованный читатель мог получить из книги Гитлера массу полезной информации о его будущих планах. Но образованные и грамотные люди абсолютно справедливо посчитали «теоретический труд» Гитлера скучным пропагандистским пересказом, который «утомляет читателя бесконечным каскадом слов и надоедающими повторениями» ²²⁷.

Книга помогла Гитлеру стать финансово очень обеспеченным человеком, но мало способствовала росту его популярности. Последняя достигалась в основном ораторскими способностями. Гитлер удивительным образом завораживал своих слушателей, не всегда даже понимавших, о чем, собственно, он ведет речь. Выступления Гитлера были хорошо отрежиссированы. На этапе борьбы за власть он любил выступать в больших и дешевых пивных залах, которые часто посещали простые немцы. Говорил он обычно о тех вещах, которые волновали его слушателей, — о жизни, росте цен, отсутствии денег... И обязательно о «предательстве» веймарских политиков, «вонзивших нож в спину Рейха». Выступления строились так, что возражать оратору не было возможности. Этим достигалась иллюзия единства выступавшего с его аудиторией. Вот как описывал свое знакомство с Гитлером Альберт Шпеер, его будущий придворный архитектор, а затем и нацистский министр вооружений. Шпеер впервые увидел фюрера, когда тот выступал в берлинской пивной перед столичными студентами. Случилось это уже после успеха нацистов на сентябрьских выборах. «Низким голосом, неуверенно и слегка смущенно он начал произносить что-то типа исторической лекции, но никак не речь, — вспоминал Шпеер. — Он как будто откровенно делился своей тревогой за будущее. Его ирония смягчалась каким-то самобытным чувством юмора. Его южно-германское обаяние живо напомнило мне о родных местах. Холодный пруссак никогда не смог бы так увлечь меня. Изначальное смущение Гитлера быстро исчезло, и временами тембр его голоса возрастал. Он говорил теперь уверенно, с гипнотической убедительностью. Настроение, которым он заряжал, было гораздо глубже самой речи, большую часть которой я вскоре забыл» ²²⁸.

Это был тот короткий период в карьере Гитлера, когда он перестал быть экзальтированным демагогом местного, баварского масштаба, но еще не превратился в фюрера германской нации. Политик Гитлер вышел на общенациональный уровень и пытался преодолеть вызванное столь резким взлетом естественное смущение, а также придать себе соответствующую его новому положению респектабельность. Позже, когда Гитлер привык к власти и уверовал в свое мессианство, стиль его выступлений перед многотысячными собраниями нацистов на разных митингах стал совершенно иным. Но тогда, в короткий промежуток времени с конца 1930 и до середины 1933 года, Гитлер часто старался предстать перед всем миром серьезным и вдумчивым политиком, а его выступления воспринимались многими немцами чуть ли не как глоток свежего воздуха в накаленной и беспросветной политической атмосфере рубежа десятилетий. Случалось даже, что Гитлеру приходилось публично открещиваться от наиболее экстремистских действий своих сторонников и штурмовиков, все более ощущавших собственную безнаказанность. После того как 13 октября 1930 года, в день первого заседания нового рейхстага, сторонники нацистов устроили в центре Берлина настоящий погром магазинов, которые, как они считали, принадлежат евреям, Гитлер в растерянности объяснял иностранным корреспондентам, что ответственность за это несут «хулиганы, обычные воры и коммунистические агенты» ²²⁹. Хотя ощутившие свою силу депутаты рейхстага от НСДАП вели себя на пленарных заседаниях не лучше.

После выборов 1930 года правительство Брюнинга оказалось в еще более трудном положении, чем до роспуска рейхстага. Партия Центра несколько увеличила свое представительство, но большинство правоцентристских партий, входивших в коалицию меньшинства, потеряли много мест в парламенте. Принято считать, что голоса правых избирателей ушли к нацистам, а левых — к коммунистам. Каждый третий избиратель, отдавший в 1928 году свой голос Немецкой национальной народной партии (националистам Гугенберга), два года спустя голосовал за НСДАП ²³⁰. Началась политическая поляризация. Как и прежде, непримиримыми противниками кабинета Брюнинга были нацисты, коммунисты и правый фланг расколовшихся и поредевших соратников Гугенберга. Между собой у них, естественно, не было согласия. Если Гитлер и Гугенберг, как прежде, находили общий язык, то коммунисты держались особняком. Правда, в рейхстаге они всегда голосовали против правительства вместе с нацистами. При этом Тельман советовал не преувеличивать нацистскую опасность, утверждая, что «14 сентября стало высшим успехом Гитлера, и лучших дней у него не последует» ²³¹. Так думали не только коммунисты. Когда Брюнингу предложили включить нацистов в правительство, чтобы этим нейтрализовать их, он искренне возмутился: «Нет, никогда, ни при каких обстоятельствах. Движение национал-социалистов — это проявление лихорадки, которую переживает германский народ. Скоро этот симптом исчезнет. Нацисты достигли вершины своего восхождения, и было бы ошибкой разбавлять состав правительства на основе их временного подъема» ²³².