Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное
А потом вдруг я с облегчением понимаю, что тех соотечественников, которые личности, я попросту не выделяю глазом из европейской толпы, составленной такими же личностями. И поэтому не могу определить, сколько их по сравнению с этой вот самодовольно-недовольной русской массой.
Проболтал же я как-то в американской кафешке полчаса с одной местной девчонкой, спросил, где живет – и вот тут только и выяснилось, что мы с ней соседи в Питере по Петроградской стороне.
И я воспрял.
2008 COMMENTЗа 6 лет в поведении русских за рубежом мало что изменилось (я по-прежнему мгновенно вычисляю наших по нерасслабленному и слегка надменному взгляду и по избыточному наряду), но во мне – пожалуй. То, что раньше я осуждал, теперь нередко стал просто отмечать. Люди, прошедшие нужду и бедность, всегда поначалу делают избыточный заказ в ресторане – и только потом переходят на диеты. Возможно, нужно просто подождать. Я тоже вон долго думал о том, что внутри собственной страны наши люди ведут себя как туристы, временщики, которым по фигу политика, справедливость, закон, – однако как в конце 2011-го громыхнуло!
Хотя к сегодняшнему дню, увы, затихло.
Зато загрохотало на Украине.
2014#Украина #Киев
Диалогический работник
Tags: Русский посол на Украине в роли американского посла в России. – Социолог Сорокин, философ Цымбурский и кибернетик Зурабов. – Лифтеры и социальные лифты.
Признаюсь: первый раз нарушил профессиональный пост, оскоромился, – провел корпоратив. Российского посольства в Киеве. Вместе с Венедиктовым с «Эха Москвы». Не за гонорар, а за интерес, – вот и вам, возможно, будет интересно, что там происходило и как.
Прежде чем перейти к теме, то есть к делу, скажу пару слов о российском после на Украине и российском посольстве. Просто чтобы вы представляли. Потому что Украина – чуть ли не единственная страна, где наш посол по определению обладает влиянием не меньшим, а может быть, и большим, чем посол США. Как говорится, исторически сложилось. Это заметно даже в деталях. Резиденция русского посла представляет собой гигантский, в десятки гектаров, парк с прудами, водопадами, павлинами, утками, кортами, разнообразными Гераклами из мрамора и безымянными купальщицами из бронзы, – про посольские хоромы уж молчу: они явно не слабее шестисот-с-чем-то метровой фазенды президента Украины Януковича. (В день моего приезда снимки жилья Януковича, сделанные с вертолета, опубликовала газета Kiev Post). И на прием к русскому послу украинские миллионеры и политики идут с тем неуловимо-вдохновенным выражением, какое я видел у российских миллионеров и политиков, когда те шли на прием к американскому послу в честь Дня независимости (или к французскому послу на открытие недели бордосских вин). Потому что во многом именно от России зависит, в каком качестве Украине существовать: (восточно)европейской державы, страны-транзитера (газа и культур) или страны-спутника. И я этим ничуть не хочу обидеть украинцев, доброжелательность и улыбчивость которых раз в пять выше доброжелательности и улыбчивости россиян, – просто описываю реальность в своих ощущениях.
Нашего посла на Украине зовут Михаил Зурабов, – это, совершенно верно, бывший глава Пенсионного фонда и Минсоцразвития, то есть объект гневнейших филиппик, включая мои собственные, хотя бы потому, что реформа Зурабова сначала отобрала у меня возможность накапливать пенсию, а затем и вовсе зашла в тупик: когда стало ясно, что кроме как по принципу «отобрать и поделить» пенсии в России платить невозможно. И хотя я с Зурабовым знаком с его первого дня на госслужбе, – поверьте, я ему и тогда, и сейчас ничем не обязан, не считая билетов до Киева да посольского гостеприимства, которое, полагаю, он оказал бы любому другому российскому журналисту.
Так вот: Зурабов, экономист и кибернетик по образованию, переместившись из Москвы в Киев, повел себя не вполне так, как вели его предшественники (из которых колоритнее всех был Черномырдин), и не вполне так, как вообще ведут себя послы за рубежом. Этот человек, знакомый и с трудами социолога Питирима Сорокина, и философа Вадима Цымбурского, непринужденно вступающий в дискуссию о теории справедливости Джона Ролза, не ограничился обычными хлопотами посла – по крайней мере, в расхожем представлении.
Ведь послу за рубежом, в этом представлении, надлежит вести переговоры тайные и явные, прикрывать то, что по-английски деликатно именуется intelligence service, а до кучи наводить, так сказать, культурные мосты, как будто вокруг лежит не заграница, а до детских припухших желез знакомый Петербург-Ленинград.
А Зурабов попробовал, я аккуратно выражусь, объединить в Киеве вокруг посольства интеллектуальную элиту: украинскую и русскую, прозападную и провосточную, – любую. Допустим, посла интересовало, как могло случиться, что в Советском Союзе, пережившем чудовищную революцию, разруху, гражданскую войну, репрессии и костоломки, сумели за двадцать лет создать структуру, остановившую и разбившую лучшую армию в мире? Нет, вне всяких оценок – за счет каких механизмов переломанный хребет пусть криво, но сросся? И если провести, при всем различии, аналогию между тоталитарным и авторитарным режимами (тоталитарный – это когда орден, стоящий у власти, контролирует не только государственную, но и частную жизнь) – почему механизмы, позволявшие в прошлом отвечать на великие вызовы, перестали работать сейчас? Или работают, а мы не видим? Являются ли таким механизмом социальные лифты, а если да, то какие из лифтовых шахт прошлого – армия, комсомол, высшее образование, спорт – работоспособны и сейчас?
Слухи про киевские дискуссии до меня и раньше доходили – но то, что они принимают публичную форму при патронаже посольства, было открытием. Я не знал, например, что часть споров ведется на нейтральной площадке местного Дома ученых, да еще и по схеме телевизионных ток-шоу (только без телекамер). И совсем не знал, что Зурабов затеял посольские вечера – приемы, где главное не ужин с возлияниями, а, опять же, публичное исследование, социология, спор. И вот на такой вечер в самом конце октября, когда предполагалось отмечать день рождения умершего комсомола, были званы в качестве ведущих мы с Алексеем Венедиктовым.
Представьте: банкетный зал отеля «Интерконтиненталь». Столы под скатертями, совокупно вмещающие человек 150. Выпивка-закуска в фойе. Гости, среди которых и украинская комсомольская богиня, бывший председатель Верховного Совета УССР Валентина Шевченко, – и местный шоколадный король, мультимиллионер Петр Порошенко. А также студенты украинские и российские, ребята с Полит.ру и Polit.ua, экс-главы Счетной палаты и идеологического отдела ЦК, плюс в большинстве гости при галстуках, одетые так, как и должны быть одеты люди, в городе которых средняя зарплата составляет $250, – а за кулисами ансамбль «Горлица», готовый исполнить «Мой адрес – Советский Союз» и «Главное, ребята, сердцем не стареть».
Вот вы что при этом зрелище подумали? Так и я подумал то же самое!
Пока не понял, что моя фанаберия идет от того, что в России разучились вести дискуссии и обсуждать стратегии именно что публично, на широкой публике. Демонстрировать публично галстуки с Джермин-стрит или костюмы с Сэвил-роу – это да. А интеллектуалы либо ушли в блогеры, либо обрели привычку ходить на закрытые встречи, – то ли в «Жуковке-2», то ли в «Горках-9». И как они там под одеялом своими мозгами совокупляются, известно только им, одеялу да крыше, которая над одеялом.
А в Киеве, где еще ничего не застыло, не дорешено, где Запад и Восток, демократия и автократия в пропорции 50:50, где премьер-министра запросто отправляют в тюрьму, – оказывается, и воспоминания о комсомоле можно мгновенно перевести в разговор о вызовах современному государству и обществу, об отчуждении граждан от политики и о тех самых социальных лифтах. И народный артист, герой Украины Дмитрий Гнатюк, поющий «Не расстанусь с комсомолом», не будет этому разговору помехой, а напротив – частью фона.
И Венедиктов, в своей привычной манере («Мне скажут, что я затыкаю вам рот, но я затыкаю вам рот!») будет выяснять у людей поживших, где комсомол был школой подхалимов, где – формальной ступенькой перед партией, а где – просто площадкой, местом знакомств и встреч. А я буду точно так же выяснять у молодых, зачем им эти социальные лифты сдались, если у них есть голова на плечах.
И вот тут обнаружилась интересная штука. Что лифта хотят для себя все. При этом в госслужбу как в лифт не верит никто – она воспринимается скорее как чужой членовоз с мигалкой. Более того, успешную карьеру никто не связывает с работой на государство или общество, – а исключительно с работой на себя.
А дальше микрофон взял Зурабов (жалею, что не взял в этот момент диктофон). И заговорил о том, о чем давно в России госслужащие не говорят. Он сказал, что социальный лифт не есть лифт персональный и что меркантильный интерес не может быть его мотором. И что социальный лифт есть средство достижения справедливости. И что под справедливостью общество понимает равенство возможностей для детей без оглядки на успехи родителей. Что лифт – средство подъема наверх умов, способных отвечать не на локальные, а на глобальные вызовы времени. Как, например, остановившаяся ассимиляция Европой иммигрантов, что ставит под вопрос цивилизационную идентичность. Как, например, кризис доверия правительствам, в финансовой сфере принимающий форму дефолта. Он много о чем говорил в абсолютнейшей, гробовой тишине зала, когда даже те, что пришли закусить-поболтать, ощутили, что это не «От всей души», а показ разверзшихся под ногами бездн.
