Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное
Раздражение возросло в новом санаторном корпусе. Это был спроектированный двоечником корпус, бессмысленный и неудобный, и такой же бессмысленный и неудобный был гигантских размеров номер. Я как-то жил в Хельсинки в квартире, оборудованной специально для Брежнева: те же идиотские гигантские размеры. От спальни до туалета бежать надо было чуть ли не стометровку. Бедный Леонид Ильич, боюсь, не всегда успевал…
А потом повезли в Новый Свет, на завод шампанских вин, основанный князем Голицыным – и лучше бы я не ездил. Территория там была покрыта продуктом творчества рабочих масс – всякими елочками-пальмочками из пустых бутылок и транспарантами с изречениями типа «Лев Сергеевич молодец, оставил славы нам венец! Китаева Л.Н., рабочая цеха № 1». В подвале, под фальшивящую скрипку, началась дегустация. Пить то, что они называли шампанским, было нельзя. Возможно, это понимала и Китаева Л.Н.: большинство сортов разбодяживалось сахаром до потери вкуса. Киевляне за моим столиком попросили принести дегустационное ведерко – выливать невыпитое. «У нас всегда пьют до дна, по-иному невозможно!» – обиделась церемониймейстер. По территории завода в обнимку бродили тетки неопределенного возраста, но определенно из русской глубинки, и пели песни. Они свое сладенькое отдегустировали до дна – и были счастливы.
Я долго после этого не мог уснуть – потому, что привык ложиться далеко за полночь, а тут тьма упала мгновенно, и сразу исчезло все. К восьми вечера не работали бар, спортзал, вообще ничего. Набережная, вся в свежеотполированном граните, была пуста, а кафе закрыты: не сезон. Из открытого ресторанчика доносилась лезгинка. На вершине горы светилась Генуэзская крепость, а по другую сторону укрывался мглой мыс туманный Меганом, про который я в советское время читал у перепечатанного в четыре копирки репрессированного поэта Мандельштама. Сейчас в Крыму мне была противна моя спесь, но я ничего не мог с собою поделать, – и вот ворочался в наказание.
А наутро на собрании журналистов я узнал, что все законодательство, регулирующее СМИ на Украине, является прямой калькой с европейского. То есть на Украине по отношению к журналистам автоматически применяются нормы европейского права: знаменитое дело «Гудвин против Соединенного Королевства», выигранное в Европейском суде по правам человека, позволяющее журналистам не раскрывать свои источники информации перед судом, на Украине применяется судами автоматически. И мою спесь сняло как рукой, потому что Украина с точки зрения журналистики была, безусловно, Европой, а Россия – Востоком, провинцией, Азией…
И это украинское ощущение тоже было ощущением из 1990-х, когда в России молодые лошадки еще гарцевали на зеленом лугу жизни, и нам хотелось Европ и свобод – а потом оказалось, что большинству нужны просто бабки. И луг жизни даже не вытоптали – его приватизировали, нарезали на участки и распродали под застройку.
У меня больше нет ни иллюзий, ни надежд, – одни воспоминания о свободе и счастье, которые не вырубить никаким гос-девеломпентом под патриотическим управлением.
В ноябре 2013-го я сказал бы: хотите почувствовать ветер бедности, молодости и свободы – поезжайте на Украину. Поезжайте в Крым.
Но теперь, после всего, что случилось в начале марта 2014-го, – молчу.
2014 COMMENTЕсли бы я все еще был советским журналистом, то написал бы так: «Любезный читатель! Ты в любом случае счастливее меня, поскольку знаешь о судьбе Крыма то, чего я не знаю».
И я действительно не знаю – весной 2014-го не знаю, в какую часть книги ставить главку про Крым: «По России» или «Вне России»? И уж тем более не знаю, куда следует отнести эту главку в исторической перспективе – скажем, в 2034 или хотя бы в 2024 году.
Однако я не советский журналист, и об исторических циклах собственной страны, и о тенденциях, определяющих развитие мира, информации у меня куда больше. Я вижу, что вторая половина ХХ века была не только веком крушения империй, но и создания национальных государств, объединяемых в цивилизационные сети. Именно это (а не Горбачев!) определило объединение двух искусственно разделенных Германий и развод Чехии и Словакии. Именно это (а не США или НАТО!) определило распад Югославии. Именно это определяет сильное националистическое движение внутри современной России, все больше входящее в противоречие с автократическим строем, тоскующим по империи.
Так что прогноз на будущее Крыма (скорее всего, это будет самостоятельное государство, остров Крым, по Аксенову) или будущее Украины (национальное государство европейской цивилизации) у меня куда оптимистичнее, чем прогноз на будущее России в ее современных границах.
Любезный читатель, ты счастливее меня: возможно, ты уже знаешь, сбылся ли мой прогноз.
Впрочем, если он сбылся, то ты – несчастнее.
#Белоруссия #Россия #Франция
Наша раша, или признаки цивилизации
Tags: Отчего в Минске чисто, почему в Москве грязно. – Туалеты, таксисты, улыбки как маркеры цивилизации. – Часть света, где хотелось бы жить.
Я о признаках не в том смысле, в каком о симптомах болезни. Я о том, что каждой цивилизации сопутствуют определенные внешние проявления (например: монотеизм, письменность, навык горячей обработки металлов; или: политеизм, пляски у костра, подсечное земледелие). Так где Россия – в Европе или в Азии?
Мы с приятелем недавно делились впечатлениями о Белоруссии и, рассмеявшись, сошлись на общем ощущении: Белоруссия, несмотря на диктатора Лукашенко – это Европа. А не Азия, каковой полным-полно в Москве, несмотря на кичливые стеклянные новостройки, – и какой хватает даже в Петербурге, несмотря на его строгий, стройный европейский вид. Да, сегодняшний Минск – советский город, где нет рекламы, где возле кинотеатров висит написанный плакатным пером «репертуар на месяц», где до сих пор вывески «Ателье», «Гастроном», «Продукты», сделанные из светящихся трубочек. Но все же он часть Европы. Да, захваченный, опущенный и униженный автократом Лукашенко, но все же западный город. Есть такое ощущение.
Тот же пьянящий дух Европы бил нам в голову в СССР, когда мы выбирались в Ригу, Каунас или Таллин, да и в тот же Минск, и во Львов, не говоря уж про совсем западный Ужгород.
И мы с приятелем стали думать, в каком дупле гнездится этот дух, и, перебрав разные варианты, в итоге оставили те, по которым практически безошибочно можно отделить Европу от Азии, Запад и Востока.
ПРИЗНАК ПЕРВЫЙ: ГРЯЗЬВ Европе неизменно чисто; в Азии неизменно грязно, – ей-ей, это главный индикатор того, какой тип культуры вас окружает. Белоруссия потому и кажется Европой, что вылизана до пылинки, как Голландия или Франция. А вот Москва – это Бангкок, где чисто только на центральных улицах, а шаг в сторону – и ужас-ужас-ужас. И Петербург – это тоже Азия: сейчас, когда я пишу, город завален сугробами, по тротуарам не пройти, а по дорогам, в чавкающей каше, движутся вперемешку машины и люди. Бомбей. И то, что в этом Санкт-Бомбее с воплями мигалок расчищают путь местной султанше – сходство лишь усиливает.
Нет-нет, что ни говорите, а грязь – первый признак азиатчины. И это знает каждый, кто пересекал на машине границу что с Белорусский, что с Финляндией. В какой части света находишься – ошибиться невозможно.
ПРИЗНАК ВТОРОЙ: ТУАЛЕТЫНе думаю, что даже самая большая нужда заставит хоть одного российского набоба (и, тем более, набабу) посетить хоть один наш вокзальный туалет. Боже святый! На самом депрессивном итальянском полустанке туалет будет чист. А вот на Московском вокзале вас будет ждать вонь и дырка в полу, деликатно именуемая «турецким унитазом» (очень точно, ага). А загляните в любой туалет любой российской хоть средней, хоть высшей школы! Вонь, текущие бачки, отсутствие стульчаков и туалетной бумаги в кабинках. И так всюду – от Волгоградского педагогического университета до Московского государственного на Моховой.
Туалет как идентификатор работает всегда: даже когда вообще не работает.
ПРИЗНАК ТРЕТИЙ: ТАКСИСТЫЯ когда-то потрясен был видом на аэропорт Барселоны. Самолет садился медленно и торжественно. А под крылом лежал гигантский паркинг для черно-желтых такси, откуда тек черно-желтый ручей к терминалу прибытия. Европа – это когда ты прыгаешь на заднее сиденье такси и называешь адрес, а по приезде счетчик показывает стоимость поездки. Азия – это когда у вокзала дяди с усами выкрикивают лишенную смысла фразу: «Такси-не-надо-недорого!». Азия – это неизменно договорная цена проезда, и это правило действует что в Москве, что в Стамбуле. А еще Азия – это «левак», выполняющий функцию такси (так, кстати, ведут себя водители-пакистанцы в Лондоне). Это не значит, что «азиатское» такси дешевле. И питерское, и московское стоит столько же или дороже римского и парижского, и сильно дороже нью-йоркского, где оно составляет альтернативу метро.
