Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное
Впрочем, и без метели внетрассовое катание в Хемседале грандиозно. Взять Вергилия в этом случае – лучший совет. Одна из долин называется Долиной Смерти, и это скорее констатация факта, чем пышность слога.
Меня мой Вергилий укатал вне трасс так, что я постыдно попросил его о пощаде. Услышав печальную историю забитых до положения крепостных крестьян бедренных мышц, он махнул палкой в сторону от обрыва, в который явно намеревался прыгнуть сам:
– Езжай тогда туда. Там будет обычный склон.
Я поехал, куда он сказал, и вскоре вздохнул с облегчением: передо мной начинался всего-навсего «черный» могул.
2008 COMMENTАх, отличная была поездка! По приглашению норвежского совета по туризму, с сумасшедшими любителями офф-писта из компании «Вертикальный мир»… Я там представлял газету Pulse St. Petersburg. Я бы ради лыж и не такое представил!
За кадром остались два момента. Первый… хм… В общем, я обнаружил, что в Норвегии в обычном газетно-журнальном закутке на автозаправке запросто продаются порнокнижки. Не на верхних полках, куда не дотянуться детишкам, и не запечатанные в черную упаковку – лежат в открытом доступе: листай не хочу. Я полистал. Не слишком высокого качества, черно-белые, но, без сомнения, принадлежащие к категории хард-порно. Не знаю, может быть, так норвежцы стимулируют рождаемость. А может, они не прячут порно от детей по той простой причине, что детям порно не интересно, им интереснее машинки или куклы. А когда дети превращаются в подростков, они все равно до порнографии добираются. И лучше, если добираются уже после курса сексуального просвещения (он в Норвегии начинается чуть не с детского сада).
Второй момент, более существенный для путешественника, состоял в том, что Норвегия оказалась невероятно дорогой страной. Самой дорогой среди тех двадцати, про которые я пишу в этой книге. На той же заправке счет за бутерброд с баночкой колы был около 20 евро. Это цена скромного ужина в Париже и нескромного – в Лионе.
В общем, я готов поверить в нефтедолларовое проклятие, не минувшее и Норвегию. Просто в Норвегии оно принимает скандинавскую форму: средняя зарплата – 5 тысяч евро, после налогов – 3 тысячи евро, но цены на все, от еды до электричества, чуть не вдвое выше среднеевропейских.
И особо бешеных денег стоит в Норвегии спортивное снаряжение. Хороший горнолыжный костюм идет по цене костюма от Etro у нас. Все правильно: если наш национальный спорт – кидание понтов (выше, дальше, быстрее), то у норвежцев – выяснение отношений с миром в прямом, физическом варианте. А прочее товарищам с севера по барабану.
И на меня эта шкала ценностей в известной степени повлияла. Русского во мне после спуска по «черным» трассам стало меньше, а норвежского – больше.
И это, как мне кажется, нам с Россией только на пользу.
2014#Швеция #Стокгольм #Упсала
Обобществленное радио
Tags: Институт для журналистов, созданный министром финансов. – Зайцев, Кодье и прочие негры эфира. – Чем государственное отличается от общественного.
Недавно с группой товарищей я побывал в Швеции. На деньги шведских налогоплательщиков. Группа товарищей увиденным (а точнее, услышанным) была потрясена. Я же их потрясением был вдохновлен.
Про «группу товарищей» я пишу без иронии – дюжина программных директоров, главных редакторов и владельцев радиостанций, с географией от Сочи до Костомукши, местных и сетевых, целую неделю искренне удивлялась тому, чему в Швеции удивляется любой путешественник.
Ну, скажем, дивились готам в университетском студенческом городке Упсала (с ударением на второй слог; это тот самый городок и тот самый университет, в котором занимался своей классификацией видов Карл Линней). И если вы думаете, что знаете, как выглядят те, кто называет себя готами, то вы не знаете, как выглядят упсальские готы! Они не просто ходят в черных сапогах, черных плащах, в цепях, с волосами, крашенными в радикальный черный цвет, – они стригутся так, что спереди лицо являет собой сплошную черную челку, нависающую примерно до подбородка, отчего смотрятся эти ребята, как будто поменяли лоб с затылком – сильное, доложу вам, зрелище!
Или изумлялись информации о том, что 70 % стокгольмских домохозяйств состоят из одного человека: да-да, в шведской столице люди встречаются, влюбляются, женятся – но при этом нередко продолжают жить отдельно; родители астридлиндгреновского Малыша могли бы в наши дни составлять разные домохозяйства.
Да и мало ли поводов к изумлению найдется в стране, чьи граждане имеют привычку приходить в гости со своей бутылкой вина, наливать в гостях из этой бутылки, а не допив, уносить с собой! Где в выборах принимает участие 85 % населения, депутаты парламента получают зарплату около 2,5 тысяч евро (до налогообложения, отгрызающего от этого треть) и имеют служебные рабочие кабинеты площадью 12 квадратных метров! (Тут даже я был ошарашен, поскольку в эту поездку провел первый и, полагаю, последний в своей жизни парламентский час, действительно проведя час в стенах Риксдага…)
Но все это были изумления, так сказать, из цикла «а еще на огненных островах живут люди с песьими головами».
Настоящее потрясение ждало не в дополнительной, а в основной программе.
Дело в том, что нас приглашала познакомиться со шведской системой СМИ организация, называемая Fojo. Это шведский институт повышения квалификации журналистов, основанный полвека назад тогдашним шведским министром финансов, который устал от глупых вопросов интервьюеров.
Однако вместо язвительных тирад в духе Аркадия Райкина «Слушал я вас и понял, ну и дураки же вы все!» – он добился, чтобы бюджет выделил деньги на профессиональное обучение журналистов. Со временем инициатива, как водится, расширилась и углубилась, – и вот сегодня шведы тратят деньги не только на местную, но и иностранную журналистику. По крайней мере, добросовестно иностранной журналистике рассказывая о журналистике шведской.
И там был, конечно, ряд забавных моментов (выяснилось, например, что около 20 % шведов слушают радио через интернет – но при этом столько же пользуются древним телетекстом: помните, во времена пейджеров был показ новостей в текстовом виде по телевизору? В России телетекст умер еще быстрее, чем пейджер). Или, например, мы узнали, что если десять лет назад в шведских медиа конкурировали три с половиной десятка частных компаний, то сегодня их число свелось к семи, причем часть из них не местные компании, а иностранные, чем шведы крайне встревожены – но не иностранцами встревожены, а сокращением конкуренции.
Но главное, повторяю, было не в этом.
Главное, чем были потрясены мои российские коллеги – что первые четыре канала шведского телевидения, равно как и четыре канала шведского радио, являются общественными. Радио 1 – это, условно, «Радио России» (которое во времена первых пейджеров было вовсе не радио для парализованных старушек, у которых нет сил от отчаяния залепить костылем по репродуктору, а рупором молодой демократической России, которому верили даже больше, чем «Эху Москвы» сейчас). Р2 – это, условно, «Культура». Р3 – молодежное радио, то есть российская «Юность». Р4 – это научное и региональное радио. Все это в FM-диапазоне, хотя вот-вот, похоже, в Швеции радио станет цифровым. И мы в стокгольмском Доме Радио видели полный радийный цикл (от столовой до замечательно ухоженного кладбища при церкви, на которое выходят окна коридора – элегичное, успокаивающее зрелище, особенно если у твоей программы падает рейтинг), и продюсер молодежного Р3 Улла Свенссон показывала самую лихую эфирную студию изо всех, которые мне доводилось видеть, – в ней идет трехчасовое шоу «Утренний пассаж». Студия эта украшена картинами, увешана флагами, там пыхтит кофеварка и устроен бар, а само шоу ведет, в компании двух девушек, невероятно популярный шведский парень Кодье, цветом кожи напоминающий шоколадку с 90-процентным содержанием какао-бобов. Реклама шоу, где Кодье в одном халате прыгает с микрофоном на кровати со своими боевыми подружками Мартиной и Ханной, известна всей стране.
И все это, я так понимаю, впечатление на моих коллег из регионов произвело. (Да и на меня произвело. Я еще помню, как на ВГТРК былых лет, то есть на телеканале «Россия» времен пейджеров, вел новости спорта негр Зайцев – и дивно, на мой взгляд, вел, – но с тех пор, щадя нервы русских патриотов, эксперименты не возобновлялись).
Но настоящий шок с коллегами случился, когда фру Свенссон стали задавать вопросы.
– Сколько процентов вещания занимает у вас реклама?
– Нисколько, – последовал ответ. – Мы общественное радио, у нас нет рекламы.
– То есть у вас вся реклама размещается не на радио, а на телевидении?
