Андрей Колесников - Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
И вот вдруг я начал с ужасом замечать, что она толстеет. Я делился этим с окружающими, и они опять смеялись надо мной. Маше я не решался ничего сказать, она, слава богу, не задумывалась над этим, но в конце мои усилия принесли плоды: ее няня пожаловалась на то, что Маша и правда все время съедает по две тарелки того, что дают, и потом просит обязательно добавки.
Вернувшись из одной командировки, я с ужасом обнаружил у девочки живот! Она всегда была худенькой и рослой, а теперь я видел перед собой такую девицу, к которой не подойдет с желанием обидеть, конечно, ни один мальчик в классе, но я видел такую девицу, к которой мальчик не подойдет и ни с какой другой целью.
Ей вдруг стало мало все, что у нее было из одежды. И это меня еще больше расстроило. Всего этого нельзя было уже игнорировать. Это замечали уже все.
Я пытался проанализировать случившееся. Проблемы роста? Перестала ходить в бассейн? Записали опять. Бросила танцы, с головой уйдя в театр пения? Вернули обратно. Насилие над личностью ребенка? Да, конечно. Вырастет, поймет и простит.
Я стал следить за ней вечерами. Точно: она все время что-то пыталась съесть! Не всегда она, конечно, находила, но она искала упорно. То есть моя Маша стала прожорливой девочкой.
Потом они с мамой уехали отдыхать. Я думал, с моря она вернется преображенной. И правда: вернувшись, она с гордостью сообщила мне, что носит мамины футболки. И это говорила мне семилетняя девочка! И это была правда!
И тогда она была посажена на диету. Я объяснил ей, что это не игра. То есть я сначала, наоборот, хотел объяснить, какая это игра и что мы поиграем и перестанем, но потом вспомнил, как и о чем она разговаривает со мной иногда вечерами, и подумал, что она достойна более серьезного и уважительного к ней отношения. То есть беспощадного.
Да, семилетняя Маша прошла через диету. Это была жесткая диета. Ничего не есть после шести вечера. Полностью исключить кока-колу (которой Ваня продолжает упиваться на глазах у нее, но и этому скоро придет конец, просто руки еще не дошли), чипсы, жвачку. Никаких добавок. Ничего сладкого.
Со сладким были особенные проблемы. И я горжусь тем, как она их преодолела. Теперь, когда она сбросила несколько килограммов и ей уже надо бы остановиться, она ходит и сообщает всем, кто попадется ей под руку, что у нее диета и что ей нельзя предлагать ничего сладкого. И она стала рабом этой своей гордости. Она уже не ест ничего сладкого по своей собственной инициативе, за ней не надо присматривать, и у нее действительно развилась сила воли, потому что отказаться от этого казалось просто немыслимым. Ну, по моим подсчетам, это все равно что отказаться от детства. И она отказалась.
Вся эта история заняла месяца три. Я вижу теперь перед собой свою прежнюю Машу, краше прежней, и предлагаю ей суфле в шоколаде, потому что с наслаждением понимаю: можно.
И когда она с возмущением отказывается, я не расстраиваюсь: сам съем.
«Главное – не цель. Главное – скорость!»
Был День учителя, и Маша пошла в школу с букетом цветов.
До этого мы с ней и Ваней ехали на машине их мамы. Собственно говоря, их мама и вела машину. Для меня это было большое, а может быть, и главное событие в жизни. Я ни за что от себя не ожидал, что смогу сесть в машину, которую будет вести Алена.
Я знаю, что она водит машину. Я даже видел ее за рулем. Я, собственно говоря, сам занимался покупкой этой машины. Она научилась водить уже после того, как был куплен этот Peugeot 207. Это ее первая в жизни машина. И она ее водит. Более того, она возит в ней Машу и Ваню в школу и детский сад по утрам. И так продолжается уже почти год.
Но значила ли вся эта информация, что я смогу сесть в эту машину? Наоборот. Но так вышло. И я в ней уже ехал. Для этого оказалось достаточно, чтобы Ваня сказал мне: «Папа, ты что, великий бояка?»
Ну, я и сел. И мы уже ехали, и Алена уже рассказывала, что на самом деле она, кажется, выросла из этой машины, что ей нужен более мощный болид, а я ей говорил, сидя на заднем сиденье с полузакрытыми глазами, что в разгар финансового кризиса мысли такие неуместны. А она говорила, что это же необязательно сейчас покупать другую машину и что просто это у нее мысли такие сейчас.
Дети молчали. Они не понимали, как и я, чем может быть плоха эта машина. А Алена, похоже, всерьез начала предпродажную подготовку. Она хотела, видимо, подготовить меня к продаже Peugeot 207.
– Главное – цель, – сказала она. – Необязательно сейчас, конечно, что-нибудь покупать.
– Главное – не цель, – сказал молчавший до этого Ваня. – Главное – скорость.
Мультик «Тачки» и правда в свое время перепахал, видимо, его сознание. Как и мое.
Я подумал, что надо запомнить эти слова. И даже запомнил.
Потом заговорила и Маша. Она рассказала, что завтра День учителя. И она стала вслух думать о том, какие цветы подарит учительнице. Она перебрала много цветов, пока мы ехали, и это даже отвлекло меня от дурных мыслей и мрачных предчувствий. Но потом мы все-таки благополучно доехали. Про цветы я, конечно, сразу забыл. Я до сих пор не могу вспомнить, на каких цветах она остановилась. Видимо, я все-таки слишком сильно переживал в те минуты.
А потом случилось следующее. Маша пришла из школы с цветами. Этого, по идее, никак не могло быть. Если она ушла в школу с цветами и был День учителя, то она никак не могла с цветами и вернуться. Цветы должны были остаться у учительницы. Но нет – она пришла с цветами.
Правда, это оказались все-таки не те цветы, с которыми она уходила. И вот какова была удивительная судьба этих цветов. С ними в тот день пришел в школу другой ученик. Это очень хороший мальчик. Я его знаю. Чувствующий, интеллигентный. Карате занимается.
И он хотел подарить эти цветы учительнице. Именно для этого он принес их в школу. А потом случилось страшное. На первом уроке он не успел подарить цветы, а на перемене мальчишки увлеклись, ну и… Понятно, что бывает, когда мальчишки увлекаются. В таких случаях учительница говорит им в начале второго урока, что по поведению все мальчики получают двойки, а девочки – пятерки. В принципе все логично.
Но этот мальчик так близко принял все к сердцу, что и после второго урока не стал дарить учительнице цветы. Он их ей вообще не стал дарить. А подарил их Маше.
Красивый, дорогой букет. Я его видел. Это были первые цветы, которые Маша получила от мальчика.
Дни ее рождения я не считаю.
«Держись, парень…»
Маша сказала, что в школе у нее все не очень хорошо. Я начал ее спрашивать, но она замолчала. Она, я видел, готова была вообще перестать разговаривать со мной. Она бы ничего не сказала больше.
Я спросил у Алены, не знает ли она, что с Машей. Алена не знала и сказала, что надо поговорить с учительницей. А мне не хотелось. Я чувствовал – тут что-то не то.
Я поговорил с Ваней. Они с Машей все-таки в одном здании (школа – детский сад), все там друг друга знают, и наверняка он может сообщить по этому поводу что-то важное. И он сообщил.
– Я думаю, она лжет, – сказал Ваня. – У нас все в порядке.
Через пару дней мы ехали с ней куда-то по делам (а! смотреть кино «Адмиралъ»), и она снова заговорила об этом. Все выяснилось. Ей мешает жить один мальчик – Валера, что ли. Он не дает ей прохода. Он толкает ее, обзывает ее.
– И, папа… – тихо сказала Маша. – Вчера он ущипнул меня за попу.
Ну и все. Тут-то в глазах у меня и потемнело.
– Я его убью! – сказал я.
Маша была полностью удовлетворена ответом.
– А когда? – уточнила она.
– Завтра утром, – я говорил совершенно серьезно. – Я отвезу вас в школу, и я убью его.
Все можно было простить ему, кроме того, что он сделал вчера с моей дочерью.
Фильм еще к тому же совершенно не стоил потраченного на него времени, я возвращался домой в отвратительном настроении и все время думал про Варю Сварцевич.
В детском саду у нас была Варя Сварцевич. Она очень хорошо рисовала. Все, что она делала, было очень хорошо. Она заправляла мою постель после тихого часа – я не знаю почему.
Когда мы нашей группой шли по улице, мы с ней всегда шли парой, держась за руки.
Я помню, как поджидал ее около подъезда после школы. Ждать приходилось подолгу, потому что я же не знал, когда она выйдет. И я стоял с тяжеленным красным кирпичом под нескользкой металлической горкой и ждал. Два раза я ее дождался. Один раз не докинул. Второй раз она успела отбежать. В глазах ее не было обиды. Мне кажется, она все понимала. Боже, как я любил ее!
Прошло еще несколько лет, прежде чем мы расстались. Повзрослев (я ходил в старшую группу детского сада и уже готовился к школе), я поцеловал ее в щеку на глазах у всей группы, когда мы все шли, взявшись за руки, парами мимо универсама.
Потом после восьмого класса она поступила в художественное училище, а я перешел в девятый. И вся моя остальная жизнь уже не так интересна. Таких масштабных событий и такого накала страстей в ней уже не было. Нет, хотя были же еще две или даже три истории. Ну да, были.
