Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =
Среди Дашиных книжек обнаружила двухтомник Сэлинджера, стала читать «Над пропастью во ржи» и нашла вопиющее советское гадство при переводе названия. Никакой пропасти там нет. Есть искатель во ржи . Сэллинджер адресуется к известной песенке Бернса: кто-то там искал кого-то вечером во ржи (перевожу приблизительно). То есть речь о метаниях подростка с его первыми влюбленностями, а вовсе не о пропасти , видимо, капиталистической.
Даша съездила в офис и привезла твое письмо и статьи из «Новой газеты». Все совпало. От Бабицкого к Рыбкину – путь, пройденный доблестными спецслужбами. Троицкий лучше всех. Страшно и противно.
Я только что вернулась из книжного магазина, где немолодая девушка по имени Розетта, с распущенными длинными волосами, в золотистом плюше-мини, похожем на одежку из бабушкиного сундука, представляла свою книжку стихов и читала их же, частично по-русски, частично по-английски. Меня позвала Юля, работавшая раньше в Славянской библиотеке, теперь она на пенсии. Это ее подруга, она из Ленинграда, уехала во Францию, жила там, приехала сюда, четыре года преподает в Спрингфилде – другой кампус того же Иллинойского университета. Наиболее часто повторялись слова: безумный, душа, чувство, облака и т. п. Девушка мило взглядывала на публику, коей было десять человек, и приятно улыбалась. В публике была одна седая барышня с лицом Сережи Бодрова-старшего, еще одна, отдаленно напоминавшая Ваннесу Редгрейв, несколько никого не напоминали. Был задан обязательный вопрос, как пишутся стихи, и получен обязательный ответ про сверкание оттуда и дальнейшую запись этого сверкания. Опять повторено слово: чувство. Литературная патока была воспринята публикой так же сладко. Я подумала, что скоро буду читать свои стихи перед похожей публикой, и у меня от скуки свело челюсти. Боже мой, это никому не нужно, кроме самого поэта, который услаждает собственный слух, так почему бы ему не делать это в комнате, одному, наглухо закрыв двери?
Я ничего не коплю. Я записываю все с целью пустоту преобразовать в полноту. Записанный факт есть акт жизни. Таким образом я заполняю жизнь. Если б не роман, который пишу, от всего остального можно было бы взвыть. Впрочем, как можно взвыть от любой жизни в любом месте.
Спасибо за букет роз на 14 февраля.
Целую.
16 февраля
* * *Милый, здравствуй, если была сварлива, прости. Думаешь, только тебе трудно, а другим легко?
Февраль. Достать чернил и плакать. Чернил не достать, одни файлы и сайты. Стало быть, и слез не дождетесь. А февраль пахнет мартом. То есть весной. Ходила во французскую булочную (место, любимое моими булками на бедрах): вся солнечная, южная сторона улиц вытаяла, северная – лежат снега, где-то белые, где-то с подтаявшей ледяной коркой. Улица, на которой мы живем, называется «Springfield» (между прочим, авеню) – «Весеннее поле». Заходила в магазин «Strawberry Fields» – «Клубничные поля», а по-нашему, по-бергмановски, – «Земляничная поляна». Купила один красный перец, одну сметану и какое-то количество грамм зеленой стручковой фасоли, все исключительно натуральное, то есть выращено и изготовлено без химии. Отдала четыре с половиной доллара. Сегодня вторник, день senior: со старшего поколения берут на семь процентов меньше. Первый раз сэкономила. Сейчас пойду чистить и жарить картошку, а Даша пожарит грибы портобелло в купленной сметане.
Я выпила бокал красного вина, и мозги поплыли. Ну и хорошо. Хотела написать тебе что-то умное, однако по дороге к компьютеру растеряла, не собрать.
Целую.
17 февраля
* * *Был пятый урок – таким образом одна треть позади. Не времени, а уроков, их всего пятнадцать, а по времени вторгаются весенние каникулы. Хотя еще предстоят две публичные лекции. Ряды поредели: ушла Кэтрин Шредель, та, что приходила с большой белой шелковой розой на груди. Прислала и-мейл, что, к сожалению, на все не хватает времени, поскольку пишет диссертацию. В диссертации ли дело или в чем другом, мы не узнаем. Мне не жаль ее ухода, жаль ухода улыбавшегося Хокинса: был продвинутый мальчик. Но ему предложили грант в другом университете, и он уехал. Явилось всего девятнадцать вместо обычных двадцати пяти. В этот вечер случился баскетбол между Висконсином и Иллинойсом, а это святое, и часть студентов, конечно, предпочла его. Пахло весной, и, видимо, тянуло прогуливать. Зато Эшли Филлмер попросила разрешения привести папу и привела. Молодой, худой, подтянутый, седеющий, с загорелым лицом, тоже журналист, freelancer , работающий для NBC и CNN. Поговорили немного, после чего начался урок. Лекция была про Ельцина, со множеством сюжетов, детективными подробностями и психологией. Энергетически была на нуле, собралась кое-как и в иные моменты владела собой, хотя в иные – впадала в отключку. Слушали, между тем, хорошо, за исключением одной толстой девочки в первом ряду, которая дремала. Ну, может, ей хотелось спать: 8 вечера и весенняя слабость. В перерыв я подошла к папе и спросила, было ли ему интересно. Могла и не спрашивать. У них, американов, ничего не выведать, они любезны и вежливы сверх меры. Однако на следующий день по и-мейлу пришло приглашение от него и его дочери на чашку кофе. К сожалению, Даша поздно заглянула в офис, час был просрочен. Даша написала девочке Эшли свой номер мобильника, может, еще позвонит.
Ты написал расчудесное письмо. Перечитывала несколько раз. Однако как же ты коварен. Тебе надо было проверить свои чувства (или взбодрить их), и ты отослал меня за тридевять земель в тридесятое царство на испытания, которых можно и не выдержать. Юнне отправила письмецо – обратного ответа и привета нет как нет. Инне Руденко скажи, что я ее очень люблю и мечтаю о том времени, когда мы увидимся и всласть обо всем наговоримся. Мой роман взял паузу и помалкивает. Вместо него записала три ночных трагических стиха.
Мокрые крыши, мокрый асфальт, серенькое небо – такой грусти погоды тут мы еще не видывали.
Даша купила мне удобный оксфордский словарь 2002 года. Я его обожаю. Не знаю, что делать с толстым миллеровским словарем: распрощаться или тащить обратно. Посоветуй.
Как Чарли?
Умница, что помнил про Наташу. Она спросила меня: это ты организовала (звонок)? Я с радостью ответила: ничуть.
Юнна написала. Увы, ее текст не открывается. Попроси переслать тебе, а ты пошли мне.
Целую тебя.
20 февраля
* * *Милый, после сегодняшнего телефонного звонка писать нечего. Пишу роман, читаю классные работы своих ребят и готовлюсь к лекции. Слава Богу, что у тебя все нормально, а то я, услышав, как ты позвал меня во сне, заволновалась. Береги себя, пожалуйста. Всем, кому хочешь, передай привет, включая Балеховых. Желаю удачи в Таиланде и Турции, а также в других странах, которые начинаются на другие буквы, например, на И.
Чего нового на идеологическом фронте? Тексты, которые ты мне присылаешь, использую в лекциях, молодец.
Дочитала Сэлинджера по-английски (а начала по-русски). По-английски никакого удовольствия (чувственного) – чистая информация. А по-русски – вкусно. Люблю русский язык. И жалею, что никогда не овладею английским, как русским. Даша – счастливица.
Целую.
21 февраля
* * *Мой милый, писала ли тебе, что иные здешние строения напоминают театральную декорацию к какому-нибудь «Евгению Онегину»? Это легкие, деревянные. А есть еще основательные, каменные. Вчера шла из офиса прежней дорогой, через парк кампуса, как сто раз ходили с Наташей в прошлые времена, и опять любовалась этими типичными краснокирпичными староанглийскими зданиями с застекленными и покрашенными белой краской фасадами, колоннами и высокими окнами.
Иду дальше: первая пресветерианская церковь, баптистская церковь, первая баптистская, ханаанская миссионерская баптистская, церковь Христа, веслесианская церковь, первая унитарная универсальная церковь, антиохианская ортодоксальная церковь святого Николая, церковь корейская – их неисчислимо здесь, разных. Не перестаю удивляться: расположены в обыкновенных домах, одни вместительнее, другие поскромнее, иные, как водится, похожи на большие сараи, но ничего отдельного, возвышенного, устремленного к небу. Церковь вписана в размеренную жизнь как еще один институт, а что их много, так и колледжей много, и телепрограмм много, и социальная жизнь расписана по интересам – все учитываются. Как они так интересно устроились после своих войн: Севера с Югом, Ку-Клукс-Клана с черными, ФБР с коммунистами, – что научились жить друг с другом, никого не ущемляя. И ведь не государство – а общество это сделало. То ли оттого, что они так подвижны (одиннадцать перемен местожительства за жизнь), и всегда были подвижны, и потому привыкли к привычке считаться с другими. Когда-то всерьез – иначе грозило жизни. Теперь – просто так удобнее. Всем. Много Россия имеет достоинств, но такого общества нам не дождаться. Мы расселись в своем болоте, нам бы не двигаться, а двинемся – все нам кто-то мешает, кого бы стереть в порошок.
