Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01
Встреча с лебедями на Чистых прудах почему-то не выходит из головы. У меня есть заготовки в стихах о белой птице — прародительнице. А в бурятском фольклоре лебеди — и дочери неба, и верные жены, богини-покровительницы.
Как напоминанье
об истоках небесных
к нам приходят сказанья
о птицах чудесных.
Интересно, что и в Тибете существуют сюжеты, связанные с небесной птицей, принявшей человеческий облик. Читаю выписку:
«Царевич Норсан получает в жены небесную фею. Преследуемая родственниками царевича фея, которой грозит даже смерть во время случайной отлучки из дому ее супруга, улетает в небесные чертоги к своему отцу. Царевич отправляется на поиски. Он обращается с мольбой и к светлому месяцу, и к лани, ко всем встречным, прося указать ему его дорогую возлюбленную. После разных приключений царевичу удается найти свою фею, с которой он и возвращается на родину»
(Б. Я. Владимирцов. Тибетские театральные представления — «Восток», кн. 3. М.-ПБг., 1923, с. 104).
Отзвуки лебединого в литературе и искусстве. «Пела лебедь, падая во мглу…» — «Слово о полку Игореве» (пер. Н. Заболоцкого), лебедь, обернувшаяся царевной, в пушкинской сказке о царе Салтане, балет «Лебединое озеро»… Даже творец «Дхаммапады», два тысячелетия назад созерцавший небо и землю, обращался к образу белой птицы как символу совершенства: «Мудрые удаляются, дома для них нет наслаждения. Как лебеди, оставившие свой пруд, покидают они свои жилища. Их путь, как у птиц в небе, труден для понимания».
Если, как говорится,
мир спасет красота,
значит, о лебеди — белой птице
мы грустим неспроста.
Утром Катя Самбуева водила меня по театральным закоулкам. В ожидании ее наблюдал репетиции. Черный труд. Затем с К. С. зашли в «Ладью», где она — с кубинским опытом: недавно съездила на Остров свободы, — разделалась с креветками, а я — с тремя кружками пива. Затем пообедали втроем (к нам присоединился Юра Муруев) в «Марсе», они ушли на репетицию, а я подался в гостиницу, где проспался, чтобы встать в рабочей форме.
«Сильфида», «Легенда о любви» — балетные сказки.
* * *Е. С.
Нам скулы жесткие достались,
которые не превозмочь.
Я помню танец, только танец
в Вальпургиеву ночь…
Балерина думает ногами.
С утра зашел на центральный телеграф. Получил письмо от Гали и Любы. В Ленинке сделал ксерокс «Тибетских народных песен» Туччи (предисловие) и статьи о тибетской просодии, изд. Будапешт. Перебрал кучу литературы. Начал читать (с конца) С. Хмельницкого «Каменный щит».
Вечером — в 7 часов — выступление в Литературной студии в Измайловском парке. Пригласила Н. Генина. Читал свои стихи: «Карагана», «Язык отцов, прости за немоту», «Засыпает женщина», «Черные тюльпаны», «Чаша Угэдэя», «Часы», «Настроение», «Лошади», «Лужа», «Как возвысится глазу до ока…», «Прищурь глаза…»
Была страшная гроза, молнии извивались вокруг семафоров, легковые подпрыгивали при раскатах грома, разбрызгивая каскады брызг, прохожие жались к колоннадам или прятались в метро. Полюбовавшись знаками стихии и вздрогнув, как дикая лошадь, совершенно непроизвольно, от раската очень низкого грома, тоже нырнул в метро, а когда вышел в парк, гроза стихала, остались только лужи и лесной запах в городе.
Наташа Г. похудела после родов. У нее дочурка — Анна. В доме много книг. Говорили о Рильке.
В чем отличие трагедии от драмы?
Трагедия — это когда настигает гроза,
а рядом нет громоотвода,
и молния может испепелить тебя.
В драме — то же испытание грозой, но с громоотводом.
Хорошо быть одиноким, когда рядом кто-то есть.
Плохо быть одиноким, когда рядом никого нет.
В Ленинке — с утра. Заказал на ксерокопию и получил текст (17 стр.) и 5 снимков (Миларайба, Марба, лама из секты карджудпа, карта Тибета, книга о Миларайбе — по книге: Tucci «Tibet. Land of snows».
Заказал на микрофото 100 с лишним страниц по книге Tucci «Tibetan folk songs». Просидел весь день в библиотеке. Много времени ушло на документацию выписанной литературы, каталогизацию её. В тибетской традиции много значит форма подачи, целые трактаты выдержаны в стихотворной форме.
Из сутры Нагарджуны:
пустотой или не-пустотой, ни
обеими вместе, ни каждой
в отдельности, но для того, чтобы
обозначить ее, она названа пустотой».
В обеденный перерыв сходил в ЦДЛ, где пообедал. Заказал билет на вечер Д. Самойлова на 23 мая. Кассирша — евреечка, узнав, что я член СП, любезно согласилась записать.
Спросила:
— Вы знаете сказку о золотой рыбке?
— Если Пушкина, то знаю.
— Так вот: не горюйте… все получится.
— А чтоб не оказаться у разбитого корыта, когда я должен прийти за билетами?
— Как приедете из Ленинграда, так и приходите в кассу. В ЦДЛ — те же лица: нет поэтов, есть члены СП.
Вечером — в зале диссертаций. Зафиксировал до конца III главу: о тибетской поэзии (Савицкого). После библиотеки снялся с номера в гостинице, поехал в Беляево с вещами.
Хорошо
Хорошо, что в президиумах не сижу.
Хорошо, что никто не мешает, когда молчу.
Хорошо, что не пишется, чего не хочу.
Грустно
Грустно, когда страной управляют старики.
Грустно, когда эпоху обслуживают стихи.
Грустно, когда средь поэтов водятся стукачи.
О «сотрудничестве»
Я отказался вежливо в ответ.
Писать не может, если он поэт,
одной рукой стихи, другой — доносы.
Утром — по радио «Раздумие» (для скрипки и виолончели) Глазунова.
Дуэт на извечную тему —
о горести и свете бытия.
Пела скрипка о любви,
о печали — виолончель.
К 11 часам подъехал до Ленинки. Отсюда, с Беляева, около часа езды, если не ровно час. Проработал оставшуюся литературу. Прочитал предисловие книги Туччи «Тибетские народные песни» (Tibetan folk songs). Затем другую книгу «Tibet. Land of snows». Перелистал «Дхаммападу». Прочитал С. Хмельницкого «Каменный щит» (Л., «Сов. пис», 1960). Эта вещь напоминает, что очень мало художественной литературы о монголах на Руси. А ведь это тема.
Продолжаю читать прозу Рильке, его «Заметки…». Цитата: «…Если в тебе зреет что-то, заставляющее тебя содрогаться, помни: для тебя полезно, если никто и ничего не будет знать о тебе» (Ч. 1, с. 96).
Возвращаясь часов в пять вечера, попал под дождь. Поднял воротник, доходя до дома, увидел радугу. Она окаймляла квартал, микрорайон, островки сохранившегося леса, овраг, новые небоскребы. Даже алкаши у пивного бара залюбовались ей. Выглянуло солнце в просветах туч.
Может, утренняя скрипка
превратилась в радугу к вечеру.
Или это твоей улыбкой
дня исход и начало увенчаны.
Дождь перестал. Сегодня в 23.57 — to Leningrad.
* * *Две песчинки, два тихих венца мирозданья,
мы однажды на Млечном Пути повстречались.
Значит, наши глаза излучали сиянье,
наши руки, как Тигр с Евфратом, сплетались.
Были нашим дворцом гималайские скалы,
ложем нашей любви — аравийские степи.
Жажду мы утоляли из рога Байкала
и кружились, как белые лебеди, в небе.
В честь тебя я на черных камнях высекал
освященные молнией вечные знаки
и с тропическим ливнем в обнимку рыдал,
твои волосы гладя в космическом мраке.
В пене моря твоя серебрилась печаль,
золотилась в рассветных лучах твоя радость,
и созвездий полночных ажурная шаль
плеч твоих, словно вечности дымка, касалась…
По расписанию ровно в 8.20 утра поезд прибыл в Ленинград. Погода — ветрено, холодно даже. Хожу с поднятым воротником пиджака, поскольку забыл плащ. Устроился в гостинице Академии наук по ул. Халтурина, к. 148, в семиместном номере. Это недалеко от Эрмитажа.
Записался в библиотеке АН СССР. Биржевая, 1. Заказал книги, среди них T. Shmidt «85 siddhi». Пошел к сестренке Шуре. Сразу ее не застал в общежитии. Она даже прослезилась, увидев меня. С утра у нее нелады с соседкой, та, полубогемная, с похмелья, видать, разбила её чайник. Потому Шурик вся расстроенная. С соседками у нее не ладится. Надо ей переходить в другую комнату. Обстановка действует на психику. Чтобы развеять её настроение, пошли в кино. В «Титане» к/ф «Битва за Рим» (треугольник амбиций — готы, византийцы и римляне, любовные драмы на фоне агонии Вечного города). Забежали в «Сосисочную». Шурик, студентка, с таким удовольствием ела. Теплей стало. Прошлись до почтамта. Там памятник Николаю I. Уцелел благодаря уникальности двух опор. У Петра I третья опора — хвост коня, спаянный с змеей.
