Андрей Колесников - Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
– Вот тебе козырек на голову дали, – сказала Алена. – Разве плохой подарок?
– А не отнимут потом? – с сомнением спросил Ваня.
– Не должны, – с таким же сомнением ответила Алена.
Козырек у него не отняли, подарили навсегда, и он ему так понравился, что Ваня даже расстался со своей любимой зеленой бейсболкой. Не навсегда, конечно.
«Мы видели убитого человека!»
Я слишком поздно узнал про Мавзолей. Слишком поздно. Ну, я же даже предположить не мог, что детей в детских садах все еще водят в Мавзолей. В страшном, как говорится, сне (каким, по моим представлениям, и является посещение Мавзолея) не мог представить.
Но это случилось. Причем случилось как-то очень буднично. Я должен был встретиться с детьми вечером и поехать с ними за город. Они бежали мне навстречу, задыхаясь на ходу. Я был счастлив, потому что понял, как скучают они по мне, и даже успел подумать, что надо бы, конечно, видеться с ними почаще.
Подбежав первой, Маша крикнула:
– Папа! Папа! Мы видели убитого человека!
Я сразу подумал, что наконец произошло то, чего надо было бы избегать как можно дольше. Они где-то увидели покойника. На улице кому-то стало плохо раз и навсегда. Или машина сбила, не дай бог, старушку. Это может произойти с кем угодно в любой момент, и это то, что им вообще-то необязательно видеть, чтобы безобидно повзрослеть.
Тут и Ваня подбежал и крикнул:
– Я Ленина видел!
Клянусь, он так и сказал. Придумать можно было бы и посмешнее.
– Папа, я Ленина видел, – поспокойнее повторил Ваня.
– Где? – задал я самый неудачный вопрос.
Я только теперь понял, почему они так неслись ко мне. Они хотели сообщить мне эту невероятную новость. Сообщили.
Маша наморщила лоб, вспоминая, а Ваня сразу крикнул:
– В Мавзолее!
– Как вы там оказались? – переспросил я.
– Мы всей группой ходили, – гордо сказала Маша. – Позавтракали и поехали.
– Как вы могли поехать?! На чем?!
– На метро, – с недоумением глядя на меня, сказала Маша. – Папа, мы уже выросли.
– Ну ладно, – вздохнул я. – Ты, допустим, выросла. А Ваня?
– А Ваня тоже записался.
Оказалось, в младшей группе спросили, кто хочет вместе со старшей поехать в Мавзолей. У них есть такая практика: они берут пару маленьких из младшей группы со старшей группой на спецмероприятия, чтобы, видимо, взрослели не по годам. И Ваня, конечно, был первым, кто крикнул, чтобы его записали.
– Ну и что? – спросил я.
– Что ты хочешь знать? – переспросила Маша.
– Чтобы вы рассказали всю правду. Всю, без утайки. Что вы видели, что чувствовали.
– Я буду первый рассказывать, – быстро сказал Ваня.
– Давай, – вздохнул я. – Как вы туда зашли?
– Ну, мы шли парами, потом нам сказали, чтобы мы построились по одному.
– И вы зашли?
– Нет.
– А что еще?
– Я шапку снимал, – сказал Ваня.
– Воспитательницы это сказали?
– Нет. Они молчали. Там были какие-то дядьки.
– Живые, – вставила Маша.
– Они сказали, что в шапках не пускают, – сказал Ваня.
– И ты снял?
– Конечно. Синюю, с помпоном, – разъяснил Ваня.
– Ну, зашли вы. И что увидели?
– Нет, еще не зашли, – Ваня горько покачал головой. – Они нам еще рассказали, почему его убили.
– Убили?
– Да, его какой-то знакомый убил. Очень злой.
– А не говорили фамилию?
– Говорили, но я не запомнил, – с сожалением сказал Ваня и с надеждой посмотрел на сестру.
Но она тоже развела руками.
– Ну, вы все-таки зашли потом?
– Конечно.
– И?
– Он мне понравился, – сказал Ваня.
– Понравился?! – с ужасом переспросил я.
– Да, – твердо повторил Ваня. – Очень.
– И чем?
– Он светился.
– То есть? Нимб у него, что ли, какой?
– Ну, папа, – начал терять терпение Ваня, – сходи и посмотри сам. Светился.
Тут я, кажется, вспомнил. Там же кругом такая полутьма, а потом – бах! – и он лежит под какими-то лампами, которые и снизу, и сверху, как в прозекторской.
– Тебе страшно было? – помедлив, спросил я.
– Нет! – удивился Ваня. – Я еще раз хочу сходить. С тобой. Пойдем?
– Нет, – сказал я.
– Почему? – Ваня посмотрел на меня так пристально, что я понял: готовится масштабно разреветься.
– Выбирай, – быстро сказал я, – на роликах или в Мавзолей?
– На роликах! – крикнул Ваня. – А потом в Мавзолей.
– А потом в Мавзолей или «Человека-паука-3» в кинотеатре смотреть?
– А там будет зеленый гоблин? – уточнил Ваня.
Я хотел ему сказать, где он уже видел зеленого гоблина, но сдержался.
– Будет, – кивнул я.
– Пойдем смотреть «Человека-паука», – согласился Ваня.
– А ты, Маша, что можешь рассказать? – повернулся я к дочери.
– Я подумала, что он живой и сейчас повернется. Он как будто просто спит и сейчас проснется. Я не верила, что он мертвый.
– А когда поверила?
– Когда все поверили, тогда и я поверила. Я не понимала, почему его на кладбище не похоронили. Но потом мне рассказали.
– И почему?
– Потому что он в бога не верил.
– И кто тебе рассказал? Мама?
– Нет, – сказала Маша.
– Воспитательница?
– Конечно, нет.
– Ну, кто тогда?
– Он просил не выдавать его.
– Маша, скажи, пожалуйста, – попросил я. – Дело очень серьезное. И потом, я все равно уже понял кто.
– Ты понял, что Федя? – недоверчиво переспросила Маша.
– Конечно, понял, – с облегчением сказал я.
Федя старше Маши почти на два года и, как выяснилось, все понимает правильно. А я еще думал, разрешить ли Маше дружить с мальчиком, который настолько старше ее. Такой ведь поматросит и бросит.
Теперь разрешу.
«Мы ходим в дельфинарию»
У Вани в детском саду есть мальчик, который старше его на год. В таком возрасте, когда Ване четыре года, это не разница, это – просто пропасть. Вася кажется ему, наверное, взрослым дядькой, а то и стариком. Ваня, скорее всего, может разглядеть морщины у Васи на лице.
И вот Вася Ваню терроризирует. Странно, но Ваня не очень переживает по этому поводу. Просто Вася часто возникает в Ваниных разговорах. То Вася у Вани игрушки опять отнял. То щеку расцарапал. То шапку спрятал.
Я уже сказал Ване, чтобы он передал Васе: если тот еще что-нибудь с Ваней или с его шапкой сделает, то будет иметь дело со мной.
Через пару дней Ваня сказал, что Вася опять свистел ему в ухо и не давал спать. Я спросил Ваню, передал ли он Васе мои слова.
– Передал, – сказал Ваня.
– И что? Он понял?
– Он сказал, что понял.
– И все равно продолжает?
– Конечно.
– Почему?
– Так это же Вася.
Пока я думал, что надо и в самом деле прийти утром в детский сад и не забыть поговорить с Васей, но все-таки так, чтобы этот разговор не стал для него психотравмой, Ваня сам вышел на меня с предложением.
– Папа, – сказал он, – я знаю, что надо сделать. Надо дать Васе почитать хорошую книжку. У меня есть. Он прочитает и все поймет. Мне кажется, он ни разу в жизни не прочитал ни одной книжки.
Я был растроган. Я понимал, что это предложение лишено, наверное, практического смысла, но отдавал себе отчет в том, что Ваня в четыре года считает хорошую книжку единственным средством воспитания безнадежных хулиганов.
Маша услышала наш разговор и вдруг сказала, что она с этим Васей сама разберется. Так Вася, сам того не подозревая, мгновенно оказался в ситуации, в какой только что был по отношению к нему Ваня. Ведь Маше уже шесть с половиной лет.
– Я знаешь как с мальчишками разбираюсь, – сказала Маша.
Я это и правда знаю. Воспитатели в детском саду говорят, что Маша не только дружит исключительно с ними, но и держит их в кулаке. И она мне показывала этот кулак.
И она что-то в итоге сделала с этим Васей. Она не говорит, что именно. Но его больше нет в Ваниной жизни и в его разговорах о ней.
Я думаю, что Маша его, конечно, просто избила. Я думаю об этом с уверенностью, потому что вижу, каким счастьем светятся ее глаза, когда она говорит, что очень быстро разобралась с ним.
А Ваня тем временем по-прежнему пребывает в каком-то рассеянном майском настроении. Маша, хотя и сама часто дерется с ним, на самом деле создала ему тепличные условия для жизни. Она бьет его, только когда чувствует, что на ее глазах Ваня совершает какую-нибудь глобальную несправедливость. Чаще всего по отношению к ней, конечно. Я, например, подарил им по радиотелефону с вмонтированным в него чупа-чупсом. Это игрушечные телефоны с настоящим радиоприемником. И вот Ваня у своего наушника случайно оторвал одно ухо, очень расстроился и переживал до тех пор, пока не оторвал такое ухо и у Машиного телефона. И она увидела, как он это делает. И избила его. Но и он дрался как лев – как раз ее радиотелефоном. В общем, нет у них больше ни одного радиотелефона.
Но тем не менее настроение у Вани и правда до странности светлое. Он ходит и целыми днями что-то шепчет, качает головой. Пока шел с няней из детского сада, нарвал букет куриной слепоты и ночью подарил мне. Не маме и не сестре. Это я получил этот букет. И это у меня стоял комок в горле.
