Анатолий Елкин - Атомные уходят по тревоге
— Как по-разному складываются судьбы человеческие!
— Ты это к чему? — Михайловский удивленно взглянул на помощника. — На философию потянуло?
— Нет. Вспомнилось разное… Карское исследовали Баренц и Пахтусов, Брусилов и Норденшельд, Русанов и Вилькицкий. Одних люди вспоминают с благодарностью. Памятники им ставят. В школах изучают. А другие…
— А что другие?
— Другие… Например, вице-адмирал царского флота Колчак.
— Тот самый?
— Тот самый. Палач. А в молодости это был способный моряк и гидрограф. Даже сделал попытку разыскать останки экспедиции Толля. Изучал движение льдов в Карском. Кстати, измерил ширину берегового припая в зависимости от глубин.
— И каков же результат?
— В смысле научном — от двух до сорока пяти миль… В политическом это всем известно: расстрелян сибирскими рабочими в 1920 году. До сих пор его поминают не то что добрым словом — проклятиями. Он сам в глазах моряков зачеркнул свое научное и морское прошлое.
— Да, революция обнажила души людей. Сразу стало ясно, у кого какой путь.
Они замолчали, но каждый, видимо, думал об одном и том же, глядя на бесконечные торосистые поля, изрезанные глубокими трещинами: на вид пустынная, никому не нужная равнина. А сколько подвижничества, трагедий, истоков самых разных человечески судеб здесь, где люди не раз и не два мерялись силой с Арктикой.
Думаю рассказать ребятам об истории Карского. Кстати, в Морской библиотеке нашел я любопытный древний акт. Описывается в нем плавание по Карскому морю где-то около 1584 года.
— И что же?
— А вот послушай. — Помощник вынул из кармана записную книжку: — «А в прежние-де годы блаженные памяти при государе царе и великом князе Федоре Ивановиче всея Руси ходил москвитянин Лука гость с товарыщи проведать Обского устья тремя кочи, и те-де люди с великой нужи примерли, а осталось тех людей всего четыре человека…»
— Занятная грамота…
— Загадочная она штука — история. Знавал я одного матроса, для которого имена Прончищевых, Пастухова, Седова ровно ничего не говорили. В одну из навигаций прошел он на лесовозе почти весь Северный. После возвращения спрашиваю его: «Ну как? Что видел?» — «А что там смотреть: один лед. Тоже мне зрелище!» Мне тогда даже обидно стало: сколько мальчишек мечтают хоть единожды взглянуть на эти места. На экскурсии, которые недавно организовало Архангельское пароходство в Арктику, невозможно достать путевки. А он — «что там смотреть»!
Скучные, ленивые и нелюбопытные люди. Вот мы идем в Арктику, а кажется, и Седов и Прончищев смотрят на нас из-за горизонта. И себя и нас пытают: стоило ли жизнь отдавать за эту белую глухомань? И на душе у них становится спокойнее: стоило.
— Встречаются и такие, как твой матрос. А я вот в последний приезд в Москву познакомился с Буториным.
— Это который ходил на «Щелье» в Мангазею?
— Он самый. Познакомился вначале на квартире Анатолия Сергеева. Журналиста, который, когда я был на другой лодке, с нами ходил… Так вот Буторину далеко за пятьдесят. И чего только он в жизни не повидал! Бил зверя в Арктике, исходил ее вдоль и поперек. Одно воскрешение Мангазеи — подвиг. А ему неймется. Знаешь, над чем они тогда у Анатолия мудрили?
— Собирались бежать на край света?
— Не смейся. Там был еще Константин Бадигин. Капитан «Седова» во время исторического дрейфа этого корабля. Так вот они обмозговали ни много, ни мало, как пройти на древней поморской ладье в одну навигацию весь Великий Северный морской путь. Бадигин тогда размахивал руками и утверждал, что такой поход докажет, в какой степени освоили наши пращуры побережье Арктики, откроет новые древние поселения… Всего я не запомнил.
— А Буторин?
— Он готов был выйти в море хоть завтра. Задерживало его лишь то, что экспедицию такую в день-два не подготовишь. А еще жены побаивался. Каждое утро она подозрительно смотрела на «старика» и спрашивала: «А не пора ли тебе, Дмитрий Андреевич, угомониться?»
— И чем это все кончилось?
— Не знаю. В последний раз я видел эту троицу в Главном штабе. Брали моряков на абордаж: карты, мол, нужны, рация…
— А штаб?
— В штабе же не бесчувственные люди! Тебя бы такая идея разве не увлекла? Обещал помочь!..
Ветер жесткими пушечными ударами бил по рубке.
С левого борта проходило сверкающее холодным блеском ледяное поле. По краям его мерцали на темной воде белые буруны. Впереди бугрилось крошево и снежное сало.
— Долго мы в надводном положении не пойдем.
— Пока лед не очень мощный.
— Кто знает? Мы же видим от силы одну седьмую плавающей в воде глыбы. А толщина льда в Карском море нередко даже летом 5—8 метров. Да еще ветер. Здесь только зазевайся.
2Это только кажется, что Арктика безлюдна. Пройди над ней на скоростном самолете полярной ночью: тысячами алмазных огней ударят тебе в очи россыпи далеких портов, становищ, зимовок. Эфир заполнен своей жизнью: кого-то запрашивает Москва, кому-то шлет привет Ленинград, летят сводки погоды, донесения, приказы.
Вроде бы это вчера записывал Седов в дневнике о Ледовитом океане:
«Многие путешественники плавали сюда для отыскания свободного морского пути на восток, многие — для открытия Северного полюса, чтобы разъяснить мировую загадку как со стороны научных полезнейших наблюдений, так и со стороны открытий. Человеческий ум до того был поглощен этой нелегкой задачей, что разрешение ее, несмотря на суровую могилу, которую путешественники по большей части там находили, сделалось сплошным национальным состязанием. Здесь, помимо человеческого любопытства, главным руководящим стимулом являлись народная гордость и честь страны…
Горячие порывы у русских людей к открытию Северного полюса проявились еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор… Мы пойдем в этом году и покажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг».
Великий Северный!..
Я знаю — мог бы сказать здесь автор, — не только для меня — для тысяч и тысяч месяцы, годы, часы и дни, проведенные на твоих берегах и островах, на кораблях, в белой пене идущих навстречу белому безмолвию и разбивающих могучими форштевнями ледяные поля, — эти месяцы и часы — самые счастливые в жизни.
Я видел там настоящих людей, по своему большому счету имеющих право называться гордым именем Человека.
Как никакие другие края, сам воздух Арктики противопоказан эгоизму и мелочности. Он — для широкой души и верного товарищества, для самоотречения ради идущих рядом. Тогда и ты дойдешь, твердость и мужество других станут твоими.
Не только для меня — для тысяч и тысяч, сколько бы ни прошло лет, где бы ты ни был, будут приходить по ночам видения срезанных пиков Северной Земли, зеленоватое волшебство ледников Шпицбергена, белая сказка пронизанного солнцем тумана над припаем Таймыра…
Торпедист Володя Скрягин, сдав вахту и перекусив, разбирал тетради своего дневника. Этот блокнот — о прошлом походе.
«14 сентября. Идем Карским морем.
15 сентября. Ребята поручили сделать доклад о тех местах, где мы служим. В принципе это правильно. Стыдно плавать морями, историю которых знаешь только понаслышке или из школьного учебника.
После вахты «погружаюсь» в книги — благо в корабельной библиотеке эта литература представлена довольно богато. Делаю выписки.
Раньше история представлялась мне чем-то довольно абстрактным. Списком имен и дат из школьного учебника. А недавно, когда мы стояли в базе, приехал представитель Центрального Военно-Морского музея. Попросил реликвии с лодки, фотографии людей. Выходит, мы тоже причастны к истории.
Да и прошлое сейчас воспринимается иначе. Особенно здесь, на Севере. Одно дело прочитать в книге о подвиге Прончищевых. Другое — вот так, тихо постоять у их могилы, когда поземка наметает сугробы у низенькой ограды и крест черным силуэтом на огненно-кровавом закате, перечеркнутом белыми струями косого снега.
Куда ни посмотришь на карту Арктики или Антарктики, всюду русские имена.
К югу от Фольклендских островов — острова Анненкова, Лескова, Завадовского. Остров Анненкова назван в честь второго лейтенанта шлюпа «Мирный» экспедиции Беллинсгаузена 1819 года. Один из островов группы Де-Траверсе — остров Лескова — в честь третьего лейтенанта шлюпа «Восток». Остров Завадовского — по имени первого лейтенанта шлюпа «Восток». Архипелаг Паулюту. Новое открытие, и Беллинсгаузен называет острова именами героев Отечественной войны 1812 года. Группа Маничики — небольшой лесистый островок, названный в честь шлюпа «Восток». Мель Берегись, острова Шишкова, Михайлова, Мордвинова, Ватерлоо, Лейпциг, Полоцк, Смоленск, Бородино, Петра I, Земля Александра, мыс Демидова…
В конце концов наш опыт сложился из их опыта, опыта наших предшественников. Сколько выпало на их долю!
